Дмитрий Медведев - Сильные духом (Это было под Ровно)
— Чем могу служить?
Новак назвал ему свой псевдоним — Петро.
— Петро? — переспросил Жук. Нельзя было понять, знакомо ли ему это имя.
Новак решил назвать Соловьева.
— Я к вам от Владимира Филипповича, — сказал он. Жук смотрел непонимающе.
— Это какой же Владимир Филиппович?
— Агроном из Гощи.
— Что-то не помню такого.
«Молодец! — подумал Новак. — Хороший конспиратор!»
— Неужели не помните? А ведь он у вас частенько останавливался.
— Вы меня, очевидно, с кем-то путаете.
— Ваша фамилия Жук?
— Так точно.
— Бухгалтер?
— Совершенно верно.
— Вот что, товарищ Жук, — понизив голос, сказал Новак и посмотрел хозяину в глаза, — у меня внизу машина — велосипед. За мной следят. Нельзя, чтобы машина долго оставалась там. Я подниму ее сюда, к вам…
Бухгалтер смотрел недоумевающим взглядом.
— Хватит нам играть в жмурки, — продолжал Новак. — Я Петро, директор фабрики валенок. Полчаса назад за мной пришли. Надо уходить в подполье. Могу я на вас рассчитывать? Да или нет?
— Проходите в комнату, — сказал Жук. — Там жена. Сейчас я подниму сюда вашу машину… Или вот что — пойдемте за ней вместе. А то ведь, возможно, вы мне не доверяете…
Весь день Терентий Федорович провел на этой квартире. Хозяева, бухгалтер и его жена, Анна Лаврентьевна, показались ему милыми людьми. Однако чувство неловкости не покидало его до самого вечера. Хозяева были с ним подчеркнуто вежливы. Очевидно, они все еще ему не доверяли. Лишь вечером, когда на квартиру явился приехавший из Гощи Соловьев, это недоверие, а вслед за ним и неловкость рассеялись. Только теперь они и познакомились по-настоящему — Терентий Федорович Новак и Виктор Александрович Жук. Когда встал вопрос о том, уходить ли Новаку в отряд или оставаться в городе, и если оставаться, то где именно, Виктор Александрович и его жена без колебаний предложили свою квартиру. Новак счел своим долгом предупредить, что дело опасное, в городе массовые облавы, если его здесь найдут, хозяевам и их детям (у них было двое детей) грозит гибель. Жук ответил на это:
— Если все будут думать и переживать — ах, как опасно! — вряд ли мы тогда скоро выиграем войну… Я надеюсь, что вы здесь будете не просто скрываться, но и делать свое дело. Так?
— Так.
— Ну вот и располагайтесь. А о нас не думайте. Мы уж сами как-нибудь о себе подумаем… Анна Лаврентьевна, ты угостишь нас чаем, — обратился он к жене, давая понять, что разговор окончен.
Когда Новак познакомился с хозяевами поближе, выяснилось, что они приходятся родственниками его жене.
— Вот тебе и на! — долго удивлялся Новак. — Поди вот узнай, где найдешь родню. Сглупил я: надо было, когда женился, расспросить у жены обо всех ее родственниках, не пришлось бы тогда нам с вами так долго знакомиться!
Наутро Соловьев разыскал Луця и организовал ему встречу с Новаком. Предстояло перестраивать всю работу. Обстановка требовала этого. Легальные возможности уменьшались. Настала пора уходить в подполье. Это затрудняло дело, но и облегчало его: теперь можно было вовсю развернуть активные действия, не боясь себя обнаружить, ничем не поступаясь ради разведки, которая порядком надоела всем подпольщикам. Отныне не спокойный, осторожный сторож-разведчик Самойлов, а горячая голова Коля Поцелуев должен был стать примером для организации. И Новак с Луцем почувствовали, какой запас этой горячности, безудержного, отчаянного пыла таился под спудом в них самих. Отныне они могли дать себе волю. И первое, что предложил Иван Иванович, — это взорвать фабрику валенок. Он сказал об этом с удовольствием. Только теперь он понял, как осточертела ему эта фабрика.
— Взорвать? — задумался Новак. — Нет, жалко. Вывести из строя — это да. Наши придут — восстановят.
— Добре, — согласился Луць. — Мы испортим электромоторы, но не так, как прошлый раз, а посерьезнее. Совсем остановим фабрику.
— Вот-вот, — одобрительно кивнул Новак. — А взрывать не надо. Действуй, Иван Иванович. Да сам поскорее уходи с фабрики. Не надо тебе там долго оставаться. Испортишь — и уходи.
Так и договорились.
Уже расставаясь с Новаком, ответив на его крепкое рукопожатие, Луць помедлил, посмотрел куда-то в сторону и наконец сообщил другу, что вчера же, после бесплодной охоты за самим Новаком, фашисты арестовали его отца.
Нелегальное положение позволяло действовать решительнее. Новак, Луць и Соловьев надумали прежде всего использовать мину, накануне доставленную из отряда. Объектом был выбран переезд железной дороги, находившийся в самом городе, в двух шагах от хаты Новака.
Было девять часов вечера, когда они пришли к намеченному месту. Кругом пусто. Можно было беспрепятственно подойти к переезду и заложить мину.
В небольшом чемодане помещалось десять килограммов тола. Луць выдолбил дырочку, вставил в нее взрыватель от круглой гранаты-лимонки, за чеку взрывателя зацепил шнур и затем протянул метров на сто пятьдесят к забору. Это был провод, срезанный с телефонного столба.
Все было готово.
Все трое скрылись у изгороди и стали ждать поезда.
Они были вооружены пистолетами и гранатами и могли отбить нападение.
Прошло минут двадцать, а поезд не появлялся.
Вдруг со стороны станции показался велосипедист. Он ехал по обочине насыпи, освещая дорогу фонарем. Путевой обходчик! — поняли они.
Заметит или не заметит мину?
Он ехал медленно, очень медленно.
Подъехал к мине, остановился. Заметил!
— Дернуть шнур? — прошептал Луць и сам себе ответил: — Нет, не стоит. Жалко мину.
Велосипедист внимательно все осмотрел и повернул обратно. Теперь он ехал с большой скоростью, спешил.
Надо было спасать мину. Луць подполз к полотну, отвязал шнур и забрал чемодан. Все хорошо понимали, что эта история с обнаруженной миной не пройдет без последствий. Новак отправился на квартиру к супругам Жук, Луць — домой, Соловьев — к Люсе Милашевской.
— Может, следует мне перейти на другую квартиру? — спросил он у Люси, рассказав ей о случившемся.
— Нет, я вас не отпущу! — решительно сказала Люся.
— Мы вас не отпустим! — заявили родители девушки.
Утром мать Люси собралась за водой. Не успела она выйти, как тут же вернулась.
— На всех улицах — жандармы. Никого из домов не выпускают.
— Ну а кому на работу? — поинтересовался Соловьев.
— Тоже не пускают.
«Вот хорошо! — подумал Соловьев. — Сорвали рабочий день во всем городе!»
В соседнюю квартиру уже входили гестаповцы с автоматами.
Соловьев и Люся сидели за столом, когда гестаповцы, проверив документы у соседей, вошли к ним. Оба беспечно рассматривали немецкий иллюстрированный журнал. В зубах у Соловьева торчала огромная сигара. В боковом кармане находились бумажник и пистолет.
— Документы! — потребовал офицер.
Соловьев спокойно достал бумажник. Фашисты взглянули на документ и остались удовлетворенными.
Как только облава была снята, Соловьев помчался на квартиру к Жуку. Терентий Федорович был здесь. Он встретил возбужденного Соловьева спокойной улыбкой. Облаву он пересидел на чердаке.
Но в дальнейшем это было рискованно. Не хотелось подвергать опасности людей, гостеприимно приютивших подпольщиков. И они решили переселиться.
Соловьев облюбовал киоск, давно пустующий и находившийся в глухом переулке. В этой холодной будке и обосновались они с Новаком.
Несладко жилось им здесь, за фанерными стенками. По ночам они согревали друг друга. Спать не могли.
— Эх, одеяльце бы теперь! — мечтательно вздыхал Новак.
— Хотя бы пальто какое ни на есть! — вторил ему Соловьев.
— Я не отказался бы и от подушки!
Они ловили себя на том, что эти мысли все больше и больше занимают место в их обычных беседах. Новак недовольно поморщился:
— Ну и подпольщики! Размечтались… о постельных принадлежностях!
Как-то в холодную ночь дрожащим от холода голосом он предложил Соловьеву:
— Слушай, Володя, давай все-таки спать под одеялом. У меня на квартире все это есть: и одеяло, и подушки, и даже… граната. Попробуем забрать.
Так они решились на отчаянный шаг. Из дома, за которым, безусловно, была установлена слежка, предстояло вынести вещи и оружие.
Вечером Новак в сопровождении Луця и Соловьева отправился домой. Соловьева оставили караулить под окнами. Новак и Луць вошли в дом. Минут через десять Соловьев, утомленный ожиданием, увидел, как из ворот выехала детская коляска, до отказа нагруженная и сверху покрытая простыней. За коляской следовала странная фигура в шляпе и длинном пальто. Фигура была маленькая, почти вровень с коляской, и настолько нелепая, что Соловьев поневоле рассмеялся. Вслед за коляской вышел на улицу Новак. Они с Соловьевым всю дорогу посмеивались, следя с тротуара за тем, как Луць везет коляску по булыжнику и как она у него подпрыгивает. Коляска резко подпрыгивала, и прохожие с удивлением и жалостью глядели на бедного ребенка, а одна женщина даже сделала замечание бессердечной «няне», после чего Луць старался везти коляску спокойнее.
