Игорь Болгарин - Расстрельное время
— Не ответ! — нахмурился Жихарев.
Андрей подумал: нет смысла ему с ними хитрить. Если они бандиты, не в их интересах сдать его советской власти. Если белогвардейцы, они тоже не будут искать встречи с красными. Но и он им не нужен. И они легко и просто, одним выстрелом, избавятся от него. Не лучше ли оказаться им нужным?
— Сказал же: прячусь.
— От кого?
— От красных. Они меня уже один раз расстреляли. Не понравилось. Не хочу повторения.
— Красивая версия. Чем докажешь?
— Могилой, где я, случайно не убитый, лежал среди мертвых товарищей. Там несколько сот убитых.
— Где это?
— Верстах в пяти отсюда, в Кривой балке. По ней почти до конца идти. Там все сами увидите. Мертвых они только слегка присыпают глиной.
— Проверим, — Жихарев пристально посмотрел в глаза Андрею. — Если сбрехал, кожу с живого снимем. Может, ты из тех, кто стрелял?
— Тогда я б не тут скрывался, а в Феодосии в комендатуре от трудов праведных отдыхал.
— Ну, может, подослали?
— Думайте, как хотите. Ваше дело.
— Чем раньше на хлеб зарабатывал?
— В молодости рыбачил. Потом грузы на своей фелюге таскал по Днепру и по лиману. Тем и зарабатывал. — И он пояснил: — От покойного отца фелюга досталась, беспалубная, двухмачтовая.
— По морю ходил?
— Не доводилось. А вверх по Днепру — до порогов, и вниз — по лиману — до Очакова. Дальше на беспалубной опасно.
Неподалеку послышался сиплый свисток, в окне что-то коротко блеснуло.
Все четверо пошли к двери. Андрей тоже засобирался с ними. Но Жихарев сухо приказал:
— Оставайся здесь.
— Не доверяешь? — усмехнулся Андрей.
— Слова твои — золото, — сказал Жихарев. — Но я — стреляный воробей, отвык доверять сладким речам, — и с силой захлопнул дверь.
Андрей продышал в морозном стекле окна окошко и увидел осторожно вплывающую в заводь одномачтовую шхуну. Ее косой парус уже был приспущен, обвис.
Шхуна заякорилась. С нее на берег бросили узкие сходни. Все четверо гуськом поднялись на палубу. Шхуна была легкая, не загруженная. Ее борта на несколько футов поднимались над водой.
Андрей время от времени подходил к окошку, смотрел на едва угадывающуюся в темени шхуну. Оттуда доносились неясные голоса, судя но всему, там о чем-то спорили.
Потом они вернулись. Теперь их было пятеро. Этот, пятый, тоже был из их команды. Он все пытался доказать Жихареву свою правоту. Но Жихарев каждый раз его останавливал коротким словом:
— Потом!
— Я к чему это? — продолжал пятый, который, вероятно, приплыл на шхуне. — Говорю ему, нигде не светись. У них теперь по всему побережью…
— Потом! — и Жихарев взглядом показал новенькому на Андрея.
Андрей улыбнулся, но промолчал.
Ночью пятый их товарищ несколько раз подходил к окну, пытался сквозь изморозь что-то в ночи рассмотреть. И под утро он вдруг бросился к двери и, обернувшись, крикнул спящим на полу:
— Уходит, гад!
Бандитов словно пружиной подняло с пола. Они торопливо сунули ноги в сапоги, похватали винтовки, выскочили во двор. Об Андрее забыли.
Светало. Андрей уселся на порожке и наблюдал, как шхуна осторожно, под наполненным ветром парусом, выбирается из заводи.
Бандиты с двух сторон обежали заводь.
— Ты что, Семен! Сдурел? — кричали они.
— Я ж говорил, он что-то, паскуда, задумал! — кричал пятый, приплывший на щхуне.
— Поворачивай обратно!
И одновременно щелкнули пять винтовочных затворов.
— Чего суетитесь! Я подумал: лучшее кормой к берегу! Что б потом, в случае чего… — отозвался со шхуны рулевой.
— Смотри, не балуй! — пригрозил ему Жихарев револьвером. — А то, знаешь! У меня не заржавеет!
Шхуна под прицелами винтовок пристала кормой к берегу, рулевой опустил парус. Пришвартовавшись, спустился на берег. — Ну, шо? Очко заиграло? — улыбнулся он. — А так лучшее. Чуть шо, и чики-тики!
— Ладно! Иди к себе, поспи, — сказал Жихарев. — Артист! Чики-тики!
И, уходя с берега в хату, Жихарев остановился возле того, пятого, и негромко сказал ему:
— Твое место на шхуне, рядом с Семеном. Я тоже не доверяю ему. У него дури на все может хватить.
И тот, пятый, неохотно пошел на шхуну.
Спали дольше обычного. Андрей встал вместе со всеми.
Коротконогий поставил на плиту чайник, стал раскладывать еду. За стол не садились, ждали, когда придут те двое, со шхуны.
А они все не шли.
— Сходи, Василь! Поторопи!
Коротконогий Василий вразвалочку пошел к шхуне, но уже через минуту бегом вернулся. Распахнув дверь, испуганно закричал:
— Тимофей там… Зарезанный! Горло, гад!
— Кто?
— Да кто? Сенька, кто ж ещё!
— Тащи его сюда!
— Нет его! Видать, сбежал.
Они всей гурьбой бросились к шхуне. Андрей тоже попытался бежать с ними. Но Жихарев, как и прежде, остановил его:
— Сиди в хате! Не твоя забота!
Вскоре они вернулись. Жихарев отвязал своего коня, вскочил на него.
— Я до крепости и обратно! — сказал он. — Серега н Артём! Проскочите по берегу. Не мог он далеко уйти! Ты, Василь, на хозяйстве! С этим! — кивком головы он указал на Андрея.
Часа через полтора они снова собрались вместе. Рулевого не нашли. Затем вынесли со шхуны мертвого Тимофея и, прихватив две лопаты, скрылись за бугром. Василя оставили сторожить Андрея.
Вернулись они усталые и злые. Прогремели в сенях лопатами. Уселись за стол.
— Доставай из «энзе»! — велел Жихарев.
Василь вышел в сени и, вернувшись, поставил на стол бутыль. Молча разлили, молча выпили.
— Так, говоришь, на фелюге до Очакова ходил? — вдруг спросил у Андрея Жихарев.
— Было такое.
— А на шхуне сумеешь?
— Разница небольшая. Парус такой же, ветер — тоже, — ответил Андрей.
— А по морю?
— Нужда заставит, и по океану поплывешь. В Судак или в Ялту, тут все просто, вдоль берега.
— А если по компасу?
— Если не в шторм, можно попробовать. Батя в Одессу ходил, а мне не довелось.
Андрей хорошо понимал, к чему клонит хозяин, так про себя называл он Жихарева. Это его устраивало. Появлялась возможность уйти подальше от Феодосии, где его могли в любой день случайно поймать и снова поставить к стенке. А с этими можно рискнуть. А там — время покажет.
— Так как? Соглашаешься? — нетерпеливо спросил Жихарев.
— Не знаю, — покачал головой Андрей. Он подумал, что не надо слишком легко и просто соглашаться на предложение бандитов, чтобы не вызвать у них излишние подозрения. — Смотря, как договоримся. Может, и рискну, — и пояснил: — Не для моря посудина. Загрузить надо балластом для устойчивости. И то…боюсь, хорошего шторма она не выдержит.
— Балласт будет, — Жихарев переглянулся со своими напарниками. — Заплатим, как положено. А будешь стараться, может, и в долю возьмем. Тимохину долю тебе отдадим.
— Не знаю, — повторил Андрей. — Море — не лиман. Оно бывает бешеное.
— Ты вокруг да около не ходи, — начал сердиться Жихарев и выложил последний козырь: — Переправишь через море, и шхуна твоя. Как тебе такое предложение?
— Подумаю, — повторил Андрей.
Он сказал это искренне. После пережитого им расстрела он не однажды до встречи с бандитами сам себе задавал вопрос: как он вживется в эту власть, которая с самого начала дала понять, что нет ему места на его же земле? И где ему искать то место, которое для него? А тут вдруг такое предложение!
Конечно, эти бандиты — парни лихие, рисковые. Но какое ему дело до их жизни, их риска! Вот-вот наступят безлунные ночи, и если выйти в море поздно вечером, к утру уже можно быть далеко от этой кровавой мясорубки, именуемой Россией. Что будет там, на чужой земле, никто ему не скажет. Но пока есть силы, руки и голова на плечах, хуже там ему не будет. А когда окончательно все там у него образуется, можно будет и семью выписать. Или назад вернуться.
И он со вздохом сказал:
— А что мне еще остается, кроме как согласиться?
После бегства рулевого жизнь бандитов превратилась в сплошные гонки. Иногда они на целые сутки исчезали. Возвращаясь, что-то тяжелое заносили в хату, какие-то ящики, коробки. Андрей предположил, что они здесь, на побережье, грабили богатых людей, не уехавших на чужбину, и был недалек от истины. Его переселили на шхуну, путь в хату был ему заказан.
Жихарев, однако, опасался, что Андрей может сбежать, и однажды, еще в самом начале, примкнул его в рулевой рубке на прочную цепь. Их не было целую ночь. А на рассвете они застали его на берегу. Он сидел на прибрежном валуне и мрачно курил.
— Ты… как это?… Почему? — не сразу нашелся Жихарев.
— Я — не Полкан! — сказал Андрей. — Не доверяете — уйду. Обещаю: о вас нигде, никому и никогда.
С тех пор они вроде как приняли Андрея в свою компанию. Уезжали, доверяя ему свое хозяйство. Но в хату он, скорее всего, от затаенной обиды, больше не входил. С утра до вечера находился на шхуне, что-то ремонтировал, прибивал, прикручивал, словом, по-хозяйски приводил ее в должный порядок.
