Джеймс Джонс - Только позови
Командиры попытались было вникнуть в происшествие, но безрезультатно. Солдаты глядели широко раскрытыми невинными глазами. Ни один не знал, кто кидал камни. Никто вообще не видел, чтобы кидали. Никого не наказали. За отсутствием фактов, расследование выдохлось само собой. Начальная боевая подготовка продолжалась. Следующее занятие с тем же заданием проходило на поле, где не было ни камней, ни палок, ни мусора, ничего — только грязь да чахлые кустики травы.
Лэндерс пришел в управление роты и прямо сказал, что хочет предложить свои услуги в качестве писаря. Услышав разговор, вышел из своей каптерки Превор. «О боже, вы и правда разбираетесь в этом хозяйстве?» Лэндерс кивнул: да, на Нью-Джорджии он вел дела целой стрелковой роты. «Послужные списки умеете вести? А вести книгу больных? И составлять суточные ведомости?» — спрашивал Превор. Лэндерс кивал. «Заходите», — пригласил он Лэндерса к себе и прикрыл дверь. Первый сержант и ротный писарь сидели повесив головы.
Как раз в эти дни из штаба Второй армии вернули для переделки пачку суточных ведомостей. «Мой первый сержант даже не знает, где они напортачили», — скривился Превор. Ведомости были составлены за первые две недели существования роты как воинского подразделения. Значит, и следующие тоже наверняка завернут. Книга больных была в таком же состоянии, если не хуже. Медчасть возвращала ее чуть ли не каждый день, хотя врачи все-таки занимались заболевшими. «А куда им деться? — говорил Превор. — У нас больных больше, чем здоровых».
С послужными списками положение было из рук вон, как явствовало из рассуждений Превора. Данные о переводе в них не заносились. Первый сержант и писарь боялись к ним притронуться: напишешь что-нибудь неверно, а потом неделю майся исправляй. «Нам уже пора составлять раздаточную ведомость на денежное содержание. А без заполненных списков мы ее не сделаем».
Лэндерс, кивая, деловито потер руки — как человек, готовый немедля приступить к делу. Помещение хорошо отапливалось, в углу на плитке стоял котелок с кофе. Разве сравнишь с никому не нужными полевыми занятиями под дождем?
— Разберетесь? — с надеждой спрашивал Превор. — Сумеете навести порядок?
— Обязательно, сэр, — заверил его Лэндерс, мысленно представив себе Нью-Джорджию, Уинча и его продолговатую книгу для суточных ведомостей. Он всюду таскал ее с собой, даже на передовую. Переплет из красной кожи обтрепался, но каждый лист был заполнен самым добросовестным образом. Уинч натаскивал его часами и не выбирая выражений, зато спокойно передоверял суточные ведомости Лэндерсу. Чтобы вести книгу больных, вообще ума не надо, только полный кретин не справится. Что до послужных списков, то и тут он прошел неплохую школу у того же Уинча и полкового кадровика.
— Да, сэр, сумею. Правда, мне не приходилось составлять платежную ведомость прямо по спискам.
— Бог с ними, со списками! — прервал его Превор. — Займитесь пока остальным.
Работа отняла у него целую неделю. Он поднимался затемно по команде, глотал вместе со всеми завтрак в стылой столовке, но после не бежал на построение, а шел в натопленную канцелярию, где уже грелся на плитке кофе. И надевал он не полевую форму, а повседневную, теплую. Мечта!
Пока Лэндерс переделывал старые ведомости, из штаба вернули новую партию, их тоже не приняли. В промежутках он переписывал с самого начала негодные листы в книге больных и одновременно заносил в нее новые данные вместо писаря. Если выпадало время, когда все уходили, он трудился над послужными списками, которые требовали абсолютного внимания. Иногда приходилось вкалывать и после ужина, но Лэндерс не имел ничего против: канцелярия была едва ли не единственным по-настоящему теплым помещением во всем расположении роты. Частенько, несмотря на поздний час, заглядывал Превор, интересовался, как продвигаются дела, и похваливал его.
Через десять дней Лэндерс уже заправлял всем бумажным хозяйством 3516-й. Точно так же, как когда-то заправлял в своей роте. (Господи, помоги ребятам, убереги их, бедных, от напастей, быстро добавлял он про себя, чувствуя уколы совести.) С той, правда, разницей, что он исполнял вдобавок обязанности первого сержанта, составляя то список нарядов на хозяйственные работы, то расписание занятий по взводам.
— Послушайте, Лэндерс, может, вы и за ведомость возьметесь? — спросил Превор как-то вечером. — Через три дня надо представить. Иначе перечеркнут красным весь список — и вся рота без денег.
Перечеркнут красным. Жирная линия красными чернилами, вычеркивающая из-за малейшей неточности имя из платежной ведомости, считалась по армейским понятиям высшей мерой наказания. Она означала, что солдат лишался месячного содержания.
— Могу, конечно, попытаться, — ответил Лэндерс. — Но я уже докладывал, что составлять платежку прямо по спискам мне ни разу не приходилось. Всегда ведомостью за прошлый месяц пользовался.
— А вы попробуйте, попробуйте! — убеждал его ротный. — Если получится, обещаю вам через месяц повышение. Лишнюю единицу в штатном расписании выбью — штаб-сержанта. Или оформлю вас командиром отделения.
— Не надо выставлять мне «отлично», лейтенант, — сказал Лэндерс, глядя прямо в глаза Превору. — Честное слово, не надо. Не желаю я никаких чинов от нашей поганой армии. Я давно так решил.
Превор пристально на него посмотрел, потом сказал:
— Вам не надо, а мне надо! И я это сделаю. И пожалуйста, не спорьте.
Лэндерс перевел взгляд на бумаги у себя на столе.
— Да поймите же, не верю я больше в нашу армию, в го, что она делает. И в страну нашу не верю. В человечество, к которому мы имеем несчастье принадлежать, тоже не верю. Гнусная порода, люди. Пропади они пропадом, ничего мне от них не надо.
Превор долго молчал.
— Хорошо, не будем об этом. Сделайте мне ведомость, и сержантство вам обеспечено… Я не хочу сейчас тасовать кадры, начинать увольнения. Это будет ударом для людей, все ведь надеются. Я не имею морального права… Кроме того, научатся со временем, втянутся.
— Я ценю ваши благородные побуждения, лейтенант, — кивнул Лэндерс, — но… сами они не научатся. Их учить надо. Если хотите, я мог бы натаскать людей. Я и в снабженческих вопросах разбираюсь, и столовой приходилось заниматься.
Раскосые глаза широко раскрылись.
— В самом деле возьметесь?
— Возьмусь. А на должность я не претендую. Просто мне обрыдла начальная подготовка и мерзнуть не хочется.
— От этого-то я вас могу освободить, — усмехнулся Превор. — Но повышение тоже обещаю. Даже если придется снять единицу в каком-нибудь подразделении.
Лэндерс улыбался.
— Кроме того, командование по головке не погладит, если вы начнете разгонять кадры.
Превор поглядел на него, словно колеблясь, и сказал просто:
— Не погладит. — Он хотел было идти, но остановился, махнул рукой. — По правде говоря, я и не могу никого прогнать. Не я их назначал, а командование. В противном случае меня сразу же с роты снимут.
— Придется ночью посидеть, — сказал Лэндерс. — Поэтому мне нужно место, чтобы не беспокоили. Суточные ведомости и книгу больных тоже пусть кто-нибудь возьмет, я не успею.
— Это мы сделаем. А расположиться можете у меня. — Превор неуверенно протянул руку.
Лэндерс пожал ее, хотя без особого воодушевления.
— Похоже, что кто-то из начальства катит на вас бочку. Это из-за того, что вы еврей?
Превор молчал, ему, видимо, не хотелось говорить на эту тему. Потом сделал характерное движение плечами и невесело усмехнулся.
— Наверное, из-за того самого.
— Ну хорошо, я начну, — сказал Лэндерс. — Но гарантировать, что кого-нибудь не махнут красным, я не могу.
Лэндерс просидел над ведомостью не вставая три дня и две ночи. На третью ночь он тщательно все вычитал и между делом поспал урывками. Утром он представил подписанную Превором ведомость в финчасть. Два дня спустя ее вернули утвержденную. Вся рота получила денежное содержание. Не было ни единого красного вычерка.
Попробуй выйди в военном городке на людное место и, остановив первого попавшегося солдата, скажи ему, что ты составил в только что сформированной роте раздаточную ведомость на сорока страницах, составил по послужным спискам и без единого красного вычерка, и тот изумленно ощерится во весь рот. Он уловит одно: б е з е д и н о г о к р а с н о г о в ы ч е р к а, и только. Не многие знали, сколько труда надо положить даже на обыкновенную, очередную ведомость. Финчасть зверствовала. Там не допускали не то что ошибки — малейшего отклонения от формы. Никаких тебе зачеркиваний или подчисток. Даже помарка на одной — единственной букве в имени или в цифре личного номера солдата — и несчастный безжалостно вычеркивался. Лэндерсу же ко всему прочему приходилось писать по шесть-восемь строк дополнительных сведений под каждой фамилией, выискивая их в послужных списках.
