Степан Злобин - Пропавшие без вести
— Я… куда-нибудь в лес… выбраться хоть в одиночку к своим… — пролепетал тот.
Старшина, перелистывая словарик, найденный у дезертира, вдруг с восклицанием гнева и удивления выхватил из его страниц маленькую бумажку и как улику держал ее перед носом задержанного.
— А это что?! Это что?!
— «Пропуск в немецкий плен»! — отчетливо произнес политрук.
Щелканье десятка ружейных затворов, крики негодования — все заглушил показавшийся неожиданно громким одиночный удар выстрела над самым ухом Ивана.
Пораженный в голову пулей Николая Шорина, изменник молча упал к ногам командира, широко раскинувшись по траве своим макинтошем…
Политрук погрозил Николаю пальцем и презрительно скривил губы, шевельнув убитого носком сапога, и добавил несколько крепких солдатских слов.
Командир с отвращением содрогнулся всем телом.
— Гадина! — сплюнув, сказал он.
В окопе все разом заговорили:
— Таких не стрелять, а давить! На кусочки таких!.. Проститутка! Продажный гад! Денег с собой прихватил! Коли гражданскую форму возил, значит, думка заранее была…
— Разговоры! — строго выкрикнул старшина, унимая нестройный галдеж.
В окопе примолкло, но, не в силах утихомириться сразу, бойцы вполголоса еще продолжали клясть убитого негодяя.
— Товарищ лейтенант, сколько у вас бойцов? — спросил командир отряда.
— Девяносто четыре, — ответил командир, присланный с батальонного пункта, чтобы принять пополнение.
Баграмов что-то вполголоса сказал политруку, и оба разом они посмотрели на часы.
— Время двигаться. В штабе ждут, — громко сказал командир. — Принимайте роту, — обратился он к лейтенанту. — Товарищ сержант, снимайте связь…
Они шагали тропинкой по направлению к реке, и Иван опять увидал впереди, километрах в полутора по прямой, переплеты моста, через который ночью его не пропустили.
Из небольшой лощинки доносился запах мясного варева. Возле трех почти рядом стоявших походных кухонь открылась обычная прифронтовая картина: десятки бойцов в шинелях и плащ-палатках, маскируясь под деревьями и кустами у каждой кухни, подвигались в очередь с котелками к раздаче пищи. Другие, уже получив порцию, присев в окопчике или в кустах, с винтовками между коленями, на склоне овражка, торопливо и молча ели. Слышалось только бряканье ложек о котелки. Бойцы сознавали, что их ожидает сегодня тяжелое боевое дело. Все знали, что подходит час пробиваться из окружения. Все было буднично просто. На лицах отражалась заботливая суровость трудного дня.
Пообедавшие взводы и роты по команде возбужденно сбегались под деревья на построение. Майор, батальонный комиссар и несколько лейтенантов и политруков с планшетками толпились в кустах, в стороне от обедавших, отмечали что-то на развернутых картах. К ним подошли и Баграмов с Климовым, что-то докладывали майору, слушали указания.
Роту, с которой пришел Иван, после обеда построили невдалеке от кухонь.
— Товарищи командиры, политработники, — обратился к ним батальонный комиссар. — В прошлую ночь наши части уничтожили множество танков и целые батальоны гитлеровской пехоты! Мы с вами у Вязьмы сковали свыше десятка дивизий врага! — Комиссар помолчал, как бы давая время бойцам оценить их собственную важность и силу. — Пока мы тут держимся, Москва укрепляется, создает оборону. Чем крепче мы будем стоять, тем больше фашистских сил мы отвлекаем от нашей святой столицы. А когда закончится подготовка, мы пойдем на прорыв и пробьемся сами к Москве…
Иван прислушивался к сильному, напряженному, но словно бы даже радостному биению своего сердца. Наконец-то он вместе с другими вступит в бой за Москву!
— …мы непременно прорвемся! — услышал он заключительные слова батальонного комиссара.
Их роту щедро пополнили. В конце той же лощины взвод боепитания в достатке снабдил их патронами, гранатами и зажигательными бутылками.
Слышно было, как бой неустанно ревет со всех сторон круговой обороны, особенно сильно в ополченской дивизии, с северной окраины Вязьмы.
Роты, пообедавшие раньше, уже сведенные в батальоны, двинулись из лощины, когда рота, в которой был Иван, принялась за еду. Бойцы провожали глазами уходящих товарищей. Одна рота уже миновала мост, вторая проходит по мосту, а третья идет по овражку, и видно только, как над кустами, поблескивая, движутся острия примкнутых штыков.
— Воздух! — послышался выкрик у кухонь.
Раздалось над самыми головами внезапное завывание моторов, и над деревьями небо черкнули два фашистских штурмовика. Бойцы от кухонь рассыпались под кусты. Гитлеровцы пронеслись вдоль реки и, брызжа из пулеметов, кинулись к мосту. Было видно, как по мосту побежали красноармейцы, оставляя раненых и убитых. Но тут же ударили зенитные пулеметы. Штурмовик, охваченный пламенем, круто взмыл вверх и камнем грянулся в реку. Из воды грохнул взрыв, сверкая под солнцем, вымахнул высокий фонтан.
— Вот это ахнул!
— Вот так «аминь»! — раздались голоса бойцов.
Второй самолет скользнул за деревья и скрылся.
— Становись! — резким внезапным выкриком пронеслась команда.
Бойцы, лежавшие рядом с Иваном, поспешно вскочили строиться, неотрывно и напряженно следя за происходящим на мосту.
— Рота, смир-но! Шаго-ом арш! — и лейтенант, назначенный командиром роты, повел их вперед.
— «Это есть наш последний…» — запел Иван, неожиданно для самого себя с тех самых слов, которые так звучали в нем ночью. И оказалось, что эти слова молча, тайно, звучали в сердцах всей роты.
— «И решительный бой!» — подхватили вокруг, и песня взвилась, уже не подвластная никому…
Когда, казалось, прямо на них из-за леса вылетел вражеский самолет, никто не скомандовал: «Воздух!» Они шли, как шли…
И седой угрюмый боец, и молоденький пограничник, и Иван, и Николай, и Дмитрий — все жили одним чувством, одним сознанием «Это есть наш решительный бой…»
Сердце Ивана спотыкалось и падало в какие-то провалы.
«Боюсь? — спросил себя Иван. — Нет, волнуюсь», — ответил он сам себе.
Заградотряд во главе с писателем и политруком двигался в одном направлении с ротой — к мосту.
— Товарищ старший сержант, вам не случалось командовать взводом? — неприметно подстроившись рядом, спросил лейтенант Ивана.
— Я печатник, товарищ лейтенант. Ничем я не командовал, — признался Иван. — Однако я снайпер и пулеметчик.
— Будешь со стариком вторым номером. Диски возьми у него, — указал лейтенант глазами на пожилого угрюмого красноармейца, который нес ручной пулемет и коробку дисков.
Иван подхватил диски.
Лейтенант, политрук и Баграмов шли стороной.
Старшина скомандовал винтовки взять на ремень и разрешил закурить. Бойцы привычными движениями лезли в карманы за пачками и кисетами, бережно, чтобы на шагу не рассыпать махорку, свертывали цигарки.
Проходя мимо одинокого убитого красноармейца, Иван заметил возле него коробку с пулеметными дисками. Он выскочил из строя, по-хозяйски ее подобрал, подстроился и понес. Неуверенно оглянулся в сторону командиров.
— Правильно, Ваня-печатник! — сказал Баграмов.
Иван покраснел…
Сквозь кусты за рекою, на том берегу, виднелось несжатое хлебное поле, над которым с криком кружились сытые стаи грачей. Людей там не было видно…
Бойцы подтянулись, выходя из кустов, и повернули на пыльный береговой проселок.
Им пришлось идти мимо нескольких разбитых авиацией грузовиков и легковых машин. Обходя убитых, бойцы держались теснее друг к другу, сбивались с шага.
— Вот это шарахнула! — сказал кто-то сзади.
— Разговоры! — нетерпеливо одернул старшина. — Кончай курить! — скомандовал он.
Торопливо и жадно вдохнув последние затяжки, бойцы побросали цигарки.
Вдоль реки до моста оставалось не более километра, когда крикнули: «Воздух!»
Все попадали под кусты, в канавки, в воронки, в отрытые на берегу окопы и щели…
Гул моторов, нарастая, катился с севера.
В ту же минуту сразу со всех сторон — на шоссе, в лесу, в полях за рекой — стали рваться авиабомбы. Земля дрожала. От рева моторов, от грохота зениток и пулеметного треска давило уши…
«Мессершмитты» с воем носились над рекою и будто вымершим берегом. Пулеметы истребителей вздымали фонтанчики пыли над проселком и прижимали бойцов к земле. Быстрота самолетов удесятеряла впечатление об их количестве, они метались низко, почти как стрижи, едва не касаясь реки и прибрежного мелколесья, взмывали к небу и крупными неожиданными кривыми с ревом снова кидались к земле.
Командир роты вскочил, пробежал с десяток шагов. Остановился, видимый всею ротой.
— Короткими перебежками к мосту… За мной! — скомандовал он и пустился вперед.
