Яромир Йон - Вечера на соломенном тюфяке (с иллюстрациями)
Кто видел эту отдыхающую колонну, обессиленную изнурительным переходом, невольно замечал, что нет среди всех этих существ, состоящих из костей, сухожилий и до боли уставших мускулов, ни единого исключения. Здесь не увидишь превосходства тех, кто, как утверждают, сотворен по образу и подобию божию, над жалкими тварями, над бессловесной скотиной.
Вот разносят сено и кукурузу!
Лошади, которым еще не досталось корму, нетерпеливо переступают с ноги на ногу, вертятся, бьют о землю копытами, косят глазом.
Если бы не привязь, они бросились бы за погонщиками, разносящими фураж, вырвали бы из рук сено, потоптали бы их копытами…
Но — слава богу — хватило всем!
Лошади жадно жуют, двигают челюстями, перемалывая твердую кукурузу, роняют слюну, хрупают сено, отталкивают друг дружку головами, а некоторые, так и не поднявшись с земли, едят лежа.
Вот кашевары раздают обед!
Погонщики толпятся у котлов с мясом, нетерпеливо переступают с ноги на ногу, суетятся, таращат глаза, торопятся подбежать первыми, толкаются, спорят: кто подошел раньше, кто позже, и если бы не караульные, они вырвали бы из рук кашеваров котлы, подрались бы, потоптали друг друга.
Получив свое, каждый спешит выбежать из толпы, словно курица, нашедшая корку хлеба и отыскивающая уединенное местечко. Потом усаживаются между мешками и ящиками в палатках, в скрытых от постороннего взгляда закутках. Едят жадно, двигают челюстями, перемалывая жилистое мясо, разламывают черствый хлеб, дробят его зубами, чавкают, роняют слюну, удовлетворенно вздыхают, а некоторые даже не присаживаются, так и едят лежа.
Глядя, как они грязными пальцами прямо на земле раздирают горячее, дымящееся мясо, я думаю: так же, вероятно, ели охотники на мамонтов — так было, так есть и так будет — ныне, и присно, и во веки веков.
Наполнив желудки, копытные и люди становятся ленивыми, теперь им только бы валяться да спать.
Взгляни! Спят сердечные, точно гончие псы в конурах, кое‑как сооруженных из седел, попон, мешков, а то и просто в ямах: под себя — охапку соломы, сверху — жалкое подобие навеса.
Этот навес возводится в силу того же инстинкта, который заставляет собаку спать под столом или под лавкой, а не на открытом месте, где ей могут угрожать любые опасности.
Открытие сие для человека, обремененного современной образованностью, весьма целебно и полезно.
Ибо оно подтверждает, что жизнь какова она есть, без всяких прикрас, не похожа на ту, какую рисуют нам монахи, философы и надушенные литераторы.
И невозможно измерить глубину человечности, прочувствовать страдания и горести, не постигнув прежде всего обнаженной сущности человека, не узрев этих носителей любви, печали и ненависти в их неприкрытой наготе.
Нет иного пути, кроме как задуматься, стоя над их скрюченными телами, отощавшими так, что остались лишь кожа да кости. Вот они перед тобой: сгорбленные, руки словно жерди, грудь ввалившаяся, простреленная, беспрерывно кашляющая, бесформенные бедра, уродливые половые органы, обезьяньи зады — бугристые, лохматые. Нет иного пути, кроме как увидеть их шрамы, татуировку, синие вены, сыпь, костоеду — и быть самому среди них во всей своей физической неприглядности, таким же раздетым, нагим, не иметь ни чинов, ни иных искусственных отличий и говорить вместе с ними: «Вот это вы, а это я!».
Жить с ними, своими ближними. Утратить благовоспитанное «я», влиться каплей в это море тел, забыть о себе, жить их смехом, причитаниями, стонами, проклятьями; наблюдать их спящими, вслушиваться в их сонное бормотанье и видеть их — гончих псов, без устали скитающихся по бесконечным дорогам, в грязь и дождь, в пыли и под палящим зноем; орудовать рядом с ними лопатой и топором, носить тяжести и поддерживать огонь в костре; смотреть на них в минуту буйства или уныния, радости или горя — и не раз ощутить в своей ладони мозолистую руку с искривленными пальцами и почерневшими ногтями.
Вместе с ними плакать, радоваться, проклинать, отплясывать!
Лежать рядом с ними, своими ближними, на больничной койке и долгие часы, дни, месяцы переживать все их горести; внимать их сердечным историям и жизненным ошибкам и самому ошибаться и поступать наперекор разуму; быть среди них, быть вместе с ними запертым в клетку и показывать оттуда язык всем важным господам.
Да, быть в их шкуре и только в самую последнюю очередь быть самим собой!
Голод, кровь, пот, ветер, снег, морозы, горы, пустыни, звезды!
Спуститься к изначальным истокам бытия.
Ибо есть удивительные мосты между живым и мертвым: пропасти, овраги, развалины и плоские пространства — волокна, напряженные до предела, спутанные, полюсы положительные и отрицательные, непроницаемая тьма и сияние; корни, вьющиеся усики побегов, раскинутые руки.
Жить инстинктом, слухом, зрением. Ведь даже самая жалкая жизнь полна грозного, волнующего смысла.
И да постигнет кара всякого, кто занят лишь самим собой!
А вы, священнослужители, вы, религиозные воспитатели, начетчики пяти, шести, десяти различных вероисповеданий, и вы, ваши превосходительства!
Не будет больше принадлежать вам чешская земля; ее богатство, ее слава станут достоянием миллионов бедняков, отверженных, терпеливых, тех, кого вы бичами гнали на бойню.
Отныне чешские поля будут отданы тем, кто любит свою родную землю и кому она щедро дарует плоды свои, тем, кто ей ближе всего чистотой помыслов, силой и самоотречением — тем, нераздвоенным, что воспринимают бытие в его бесконечном единстве, не зная понятий «материя» и «душа», не подчиняясь своим прихотям, не возводя в кумир свою личность, не создавая вокруг нее культ почитания, тем, для кого существует лишь непрерывный ток жизни, в который они полностью погружены, что само по себе как нельзя более здравой естественно.
Они будут росной травой, тружениками возрождения, древом благословенным, они возведут новые здания на месте руин.
И будет начертан новый закон, дабы воцарился порядок в мыслях и сердцах.
И не останется ни единой буквы, которая противоречила бы чувству справедливости простых сынов человечества, тех беднейших, что покорно молчали тысячелетиями.
И расцветет тогда чешская земля мирными радостями, и дух ее, принося успокоение, поведет нас в грядущее.
Примечания
Бартош Франтишек (1837–1906) — чешский этнограф и филолог, собиратель фольклора. В качестве эпиграфа взят песенный текст из его сборника «Народные песни моравские, вновь собранные» (1889), стр. 461. Перевод В. Каменской.
БСК и ДСК — названия футбольных клубов.
Град — пражский кремль.
Винограды — район Праги.
Градчаны — Град и прилегающая к нему часть Праги.
Летна — холм на левом берегу Влтавы в Праге; в описываемое автором время здесь были пустоши и сады.
Небозизек, — общественный сад на склоне холма Петршин в центре Праги, на левом берегу Влтавы.
«Где родина моя…» — песня Франтишека Шкроупа (1801–1862) на слова выдающегося чешского драматурга, прозаика и поэта Йозефа Каэтана Тыла (1808–1856). С момента возникновения независимой Чехословакии — чешский национальный гимн.
Ирасек Алоис (1851–1930) — чешский писатель, крупнейший мастер исторической прозы и драматургии.
Шмиловский Алоис Войтех (1837–1883) — чешский писатель, известный своей исторической беллетристикой, а также произведениями, посвященными изображению провинциальной и деревенской жизни.
Голешовицы — окраинный район Праги.
Изонцо (Соча) — река, протекающая по территории Словении и Италии. Место кровопролитных боев во время первой мировой войны.
Пршемысл Отакар II (ум. 1278) — чешский король, значительно расширивший пределы своей державы; при нем чешское королевство простиралось от Крконошских гор до Адриатического моря.
… а Либуше — его супруга, значит, — умерла… — Рассказчик смешивает разные исторические эпохи: Либуше, легендарная основательница Праги, жила в VII веке, Пршемысл Отакар II — в XIII веке. По преданию, мужем Либуше был тоже Пршемысл, родом из крестьян. Ему‑то и приписывается основание династии Пршемысловичей.
… с тем убийством в Сараеве… — Имеется в виду убийство 28 июня 1914 года наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда фон Эсте и его жены, послужившее поводом для начала первой мировой войны.
Мейдлинг — окраинный район Вены.
… над славковским фарфором… — Славков — город в Чехии, его немецкое название — Аустерлиц. В 1792 году в Славнове открылся первый на территории Чехии фарфоровый завод.
… все бероунское общество… — Бероун — город в Чехии, неподалеку от Праги.
День святого Микулаша (день святого Николая) отмечается католической церковью 23 декабря.
Вольф Карл-Герман — один из лидеров немецких националистов в Австрии на рубеже XIX и XX веков.
