Илья Старинов - Записки диверсанта
Я дважды перечитал текст. Он не укладывался в сознание. Центральный штаб работал всего девять месяцев, оккупанты все еще хозяйничают под Ленинградом, в Белоруссии, на большей части Украины…
Колонии мягким движением взял постановление из моих рук:
— Не ломайте голову. Сверху виднее.
— Да, но как же наши отряды?!
— Пока будете выполнять задания фронта, а там решат.
Решили быстро. Одиннадцатого числа из Москвы поступила радиограмма:
«Ваша школа расформирована полностью. Предлагаем со всеми людьми перейти в распоряжение начальника Украинского штаба — тов. Строкача. Вам предлагается должность представителя УШПД[19] и члена Военного совета Южного фронта. Дела и должность принять от временно исполняющего обязанности представителя УШПД майора Перекальского, находящегося в Ростове. Для ознакомления с обстановкой и предстоящей Вашей работой в этом направлении в Ростов выедет представитель Украинского штаба. Ваше согласие телеграфируйте.
Тимошенко, Соколов, Строкач. 11.03.43. №800''.Я телеграфировал в Москву о своем согласии с полученным предложением и через два дня вылетел к новому месту службы. С пребыванием на Южном фронте у меня связано немало добрых воспоминаний. Приятно было убедиться, что противник так и не рискнул приблизиться к Ростову через минные поля, что фашисты даже разминировать их не рискнули. Приятно было встретить моего бывшего помощника майора В. В. Артемьева, служившего в отдельной инженерной бригаде особого назначения, и познакомился с командиром этой бригады, горячим сторонником действий на коммуникациях врага полковнике И. П. Корявко. Остались в памяти встречи с командующим Южным фронтом генералом Ф. И. Толбухиным, вдумчивым, внимательным, требующим, чтобы диверсанты и партизаны постоянно вели разведку противника. До сих пор радуюсь, что судьба свела с замечательным разведчиком полковником Михайловым, с командиром прославленного партизанского отряда Михаилом Трифоновым, носившим в подполье псевдоним Югов, с уполномоченным представительства УШПД в 5–й ударной армии капитаном Д. Б. Белых, молодым и дерзким, партизаном по призванию, ставшим после войны журналистом и ученым. Но мое пребывание на Южном фронте оказалось очень коротким, не более месяца, и я не хочу отвлекать внимание читателя от тех главных событий в партизанском движении, которые происходили весной сорок третьего года. Дело в том, что уже в середине апреля последовал категорический приказ по телефону немедленно вылететь в столицу, в УШПД, для работы в должности заместителя начальника штаба. На сборы мне дали только два часа. Через два часа я снова сидел в самолете, только теперь Ли-2 шел курсом на северо–восток…
* * *Чем дольше длился полет, тем чаще я поглядывал в иллюминатор, пытаясь угадать приближение Подмосковья. Жирную черноту степей сменили прошитые белыми стежками заснеженные овраги, утыканные редкой щетиной перелесков рыжеватые поля, на них накатывались исчерна–зеленые волны боров, снег, хотя не сплошной и неяркий, лежал даже теперь на лугах и пашнях, а дороги, деревни и, поселки все теснее, словно от холода, жались друг к другу.
Скоро, теперь уже скоро!
Нетерпенье объяснялось просто. Предстояли веcенне–летние сражения, и никто не сомневался, что гитлеровцы снова попытаются наступать, взять реванш за Сталинград, вернуть стратегическую инициативу. Мы либо нанесем упреждающий удар, либо выстоим в преднамеренной обороне и лишь потом, намотав врага, перейдем в контрнаступление. Примерно так думали Толбухин и члены Военного совета Южного фронта. Не было у них разногласий и в том, где именно попытается наступать противник. Вое сходились в мнении, что решающие события развернутся в центре советско–германского фронта, весьма возможно — в районе так называемого Курского выступа, где немецко–фашистские войска занимают выгодные позиции. Разумеется, это были только догадки. Тем не менее все жили и работали в предчувствии надвигающихся грозных событий. Поэтому я и связывал вызов в Москву, назначение на должность заместителя начальника Украинского штаба партизанского движения с подготовкой к этим событиям и предполагал, что для партизан это будет подготовка прежде всего к ударам по железнодорожным коммуникациям врага. В самом деле, по территории Украины проходят многие коммуникации гитлеровцев, и от того, сумеет или не сумеет противник полностью их использовать, удастся ли нам сорвать стратегические, главным образом — железнодорожные перевозки вермахта, во многом будет зависеть если не исход, то ход боевых действий весной и летом сорок третьего года. А мы способны, мы можем сорвать перевозки врага!
Я рассуждал примерно так: на территории Украины, еще оккупированной врагом, мы располагаем значительными силами. Украинский штаб партизанского движения имеет с ними устойчивую, надежную связь, а промышленность уже наладила выпуск замечательных инженерных мин, в том числе мин замедленного действия. Если удастся обеспечить к началу боевых действий этими минами и взрывчаткой украинских партизан, накопивших великолепный опыт действий в тылу врага, то под откос полетят сотни вражеских паровозов, тысячи вагонов, платформ и цистерн; не дойдут до линии фронта сотни фашистских танков и орудий, сотни тысяч снарядов; выйдут из строя, не повидав передовой, тысячи фашистских солдат, а захваченные гитлеровцами железнодорожные узлы окажутся блокированными. Последствия этого представить нетрудно!..
Украинский штаб партизанского движения размещался на Тверском бульваре, в одном из флигелей дома №18, где работали тогда многие руководители Коммунистической партии и члены правительства Украины.
Я приехал на Тверской бульвар прямо с аэродрома, не желая откладывать встречу с начальником штаба генерал–майором Тимофеем Амвросиевичем Строкачем. Мы были знакомы почти два года. Первый раз увиделись на совещании партизан и подпольщиков в ЦК КП(б)У в июле сорок первого. Потом, когда я работал в Центральном штабе партизанского движения, встречались очень часто.
Начальник штаба УШПД Строкач
Кабинет Строкача — на втором этаже правого чистенького, хорошо прибранного флигеля. Тимофей Амвросиевич выслушивает представление, крепко пожимает руку, поздравляет с прибытием, приглашает к себе заместителя по кадрам Л. П. Дрожжина и заместителя по оперативным вопросам полковника В. Ф. Соколова. С Леонидом Петровичем и Василием Федоровичем мы знакомы, представлять нас друг другу не требуется. Дрожжин дает прочитать приказ, которым я назначаюсь заместителем начальника Украинского штаба партизанского движения по диверсиям, протягивает ручку:
— Расписывайтесь, Илья Григорьевич. Этот порядок пока не отменен.
Обстановка непринужденная. Усаживаемся. Узнаю, что план боевых действий украинских партизан на весну и лето фактически разработан.
— Полковник Соколов с планом вас ознакомит, — говорит Строкач. — Но время горячее, на счету каждый день, если появятся замечания, прошу доложить завтра же.
Он интересуется, как я собираюсь строить работу. Я полагаю нужным создать в штабе диверсионный отдел. Люди для работы в отделе есть. В будущем, вероятно, привлечем и других конструкторов и инструкторов минно–подрывного дела. Нужно совершенствовать способы диверсий, обобщать и распространять боевой опыт, наладить тесный контакт с учеными и производством.
Вопрос о создании нового отдела, получившего название «технический», и вопрос о зачислении в штат отдела прилетевших со мной Бориса Федоровича Косова, Сергея Васильевича Гриднева, Федора Ивановича Павлова и бывшей ростовской студентки, надежной секретарши отдела Нины Владимировны Малых решается тут же.
— Василий Федорович, покажите Илье Григорьевичу его кабинет, — обращается к Соколову генерал — Для отдела тоже комнату подберите. И скажите администраторам, чтобы ключи людям сделали.
Предназначенный мне кабинет находился тут же, на втором этаже, через три двери от кабинета начальника штаба и рядом с кабинетом Соколова. Показывая помещение, Василий Федорович спросил:
— Новость слышали?.. Центральный штаб партизанского движения создается заново.
— Выходит, ликвидировали его преждевременно?
— Выходит, так.
— А что, Украинский штаб будет по–прежнему…
— Нет, — не дал договорить Соколов. — Мы теперь даже в оперативном отношении Центральному штабу не подчиняемся. Нами руководит только Центральный Комитет партии Украины и Ставка.
Две новости сразу, и какие!
Дома ожидала третья новость.
В первые минуты, здороваясь с Анной и детьми, выкладывая из вещмешка сэкономленные продукты, умываясь и перебрасываясь обычными после долгой разлуки фразами, я ничего не почувствовал. Лишь за ужином показалось: Анна о чем‑то умалчивает. Пристально на нее посмотрел — сделала вид, будто не замечает взгляда. Значит, что‑то серьезное. Подождал, пока уложит детей, спросил:
