Василий Смирнов - Саша Чекалин
— Уходи, Наташка, пока не поздно! Куда знаешь, туда и уходи… За мной могут тоже прийти… Тогда поздно будет… Уходи, Наташка… Богом тебя прошу…
Разговор Наташи с дядей так и не состоялся. Она заперлась в своей комнате. Ковалев же с трудом сдержался и взял себя в руки. Что будет, то будет. Выхода нет. Он знал, что в эти часы Гришу Штыкова допрашивали в комендатуре. Устоит ли Гриша?..
Прошел час… другой… третий… За Ковалевым никто не пришел.
Значит, Гриша Штыков сегодня выстоял, еще молчит…
И на этот раз Наташа не поняла, в чем дело, не догадалась. Хотя догадаться было нетрудно. Истеричные выкрики дяди не дошли до нее.
«Боится… — думала она по-прежнему неприязненно. — Чем-нибудь не угодил своему начальству и теперь трясется…»
Наташа решила, что расспрашивать дядю все равно бесполезно, что никакой помощи от него не будет. Так она сказала и ребятам, когда они встретились у здания городской тюрьмы. Кому первому пришла мысль встречаться именно у серого, угрюмого здания тюрьмы, Наташа не знала. Но объяснялось это, очевидно, надеждой на то, что Митя и Гриша, может быть, увидят их из тюрьмы.
У каменного забора, обнесенного двумя рядами колючей проволоки, толпились родственники, знакомые арестованных. Кто приносил передачу, кто стремился хотя бы одним глазом взглянуть на близкого человека, попавшего в фашистский застенок. Каждый день группы арестованных под конвоем выводили на работу.
Вывели и сегодня. Но среди них Наташа не нашла ни Мити, ни Гриши Штыкова. Зато Наташа успела сунуть проходившим мимо нее измолденным людям все, что захватила с собой из дому, — хлеб, сухари. Стало как-то теплее на душе.
У ворот тюрьмы Наташа заметила мать Мити Клевцова. Худощавая, сгорбленная, поседевшая от горя Варвара Христофоровна держала в руках небольшой узелок. Часовой, к которому она обратилась, не понимал по-русски или не хотел отвечать, неторопливо прохаживаясь с автоматом на груди вдоль проволочной изгороди. Ничего не добившись, Варвара Христофоровна, еще более сгорбившись, поплелась домой.
Наташа хотела было догнать ее, поговорить, успокоить, но тут кто-то сзади неожиданно дотронулся до ее плеча. Она испуганно обернулась и побледнела: перед ней стоял Саша.
— Ты чего здесь? — прошептал он и, видя, что навстречу идут люди, медленно, сгорбившись, пошел по тротуару, сунув руки в карманы, давая понять Наташе, чтобы она следовала за ним.
Так они медленно шли друг за другом квартала три-четыре, мимо встречных солдат, мимо редких пешеходов, не обращавших на них внимания. Саша направился к сараю, одиноко стоявшему в конце улицы. Ворота сарая были раскрыты настежь, соломенная крыша разобрана, и через голые, почерневшие ребра стропил проглядывало серое небо. Наташа остановилась на улице, у телеграфного столба, подождала, стараясь утихомирить сильно бившееся сердце, и тоже направилась к сараю.
— Ну как? — порывисто спросил Саша, протянув девушке горячую руку. — Знаешь что-нибудь про ребят?
Лицо у Саши было бледное, болезненное, с глубоко запавшими глазами, и голос показался Наташе не похожим на обычный.
Наташа торопливо, волнуясь, рассказала, как она встречалась с Васей Гвоздевым и Володей Малышевым, как они тоже пытались узнать что-нибудь про арестованных. Наташа видела, у Саши потеплели глаза и немного порозовели щеки.
— Значит, ребята в случае чего помогут. Это хорошо, — пробормотал он, настороженно наблюдая сквозь щель за улицей. Глубокая морщинка прорезала высокий, прикрытый сбоку прядями черных волос лоб Саши. — Вот дела-то… Наши далеко. А то бы мы…
Видно было, что Саша уже что-то задумал.
— Разыщи Малышева и Васю, — попросил он. — Пускай придут ко мне, скажи, я ночую теперь в Песковатском, в своем доме, где мы раньше жили. Пускай придут попозже вечером… — Он снова своей сильной горячей рукой пожал худенькую руку Наташи и предупредил:- Если что узнаешь, через ребят передай в Песковатское. Сама не приходи, — могут заметить. А завтра мы что-нибудь сообразим.
Наташа первой выглянула нз сарая, но Саша снова вернул ее.
— Сходи к ребятам, — попросил он, нервно потирая руки и переступая с ноги на ногу. — Скажи, пускай сейчас же сюда придут. Я буду ждать здесь. Понятно? Только пусть не мешкают.
Выйдя на улицу и увидев, что кругом тихо, безлюдно, Наташа чуть не бегом помчалась к ребятам. На ее счастье, Егор и Малышев были у Васи Гвоздева.
— Шурка здесь… в городе… — торопливо заговорила она и, оглянувшись, прикрыла за собой дверь в комнату.
Сразу же ребята оделись и вышли, а Наташа побежала к себе, чтобы принести Саше что-нибудь поесть.
Когда она со свертком в кармане снова прошла по улице мимо сарая и осторожно заглянула в ворота, поскрипывавшие от ветра, в сарае уже никого не было. Походив по улице, Наташа вернулась домой.
Ее знобило. Тревожные мысли не давали покоя. Наташа то закутывалась в одеяло, пытаясь согреться, то снова выходила на крыльцо.
Так прошло несколько часов. Наташа не выдержала и опять побежала к ребятам.
Шепотом, перебивая друг друга, они принялись рассказывать, что произошло за это время. Наташа слушала, не спуская глаз с ребят.
Они рассказывали, как Саша подошел к одноэтажному особняку на Коммунистической улице, в котором жил офицер комендатуры. Оттуда вышел денщик офицера в расстегнутом кителе и крикнул Саше: «Эй, ты!» Очевидно, он считал его здешним, живущим где-то по соседству.
— Саша взял у него ведра, — захлебываясь, рассказывал Вася. — Денщик приказал ему принести воды…
— Я было выхватил у него ведра… — перебил его Володя Малышев. — Но Саша не дал мне. Сам побежал за водой…
— Не побежал, а медленно, не спеша пошел, — сразу же уточнил Вася. — Принес воду и надолго застрял в доме… Пропал… Совсем было пропал…
— Наверно, рылся в офицерских бумагах, — высказала предположение Наташа.
— Ничего он не взял, — поспешил успокоить ее Вася. — Но с денщиком он познакомился. Теперь он может приходить туда запросто.
Ребята были очень возбуждены. Они с нетерпением ждали следующего утра, когда Саша должен был снова прийти в город.
Наташа доплелась до дома, страшно усталая, голодная. Сверток с хлебом так и остался лежать у нее в кармане. Дарья Сидоровна спросила, где она была. Но Наташа молчала, не в силах что-либо сказать.
«Завтра… Завтра… — думала она. — Завтра Саша снова будет в городе».
Против обычного дядя пришел рано. Открыв дверь в Наташину комнату, он взглянул на племянницу, но не решился сразу говорить и отошел назад. Она снова удивилась. Как он за последние дни заметно постарел, глаза слезились, на небритых щеках топорщилась колючая щетина.
— Выследили… — сказал он, ни к кому не обращаясь, хотя Наташа чувствовала, что его слова относятся только к ней. — Выследили Шурку Чекалина. Видели его в Песковатском, говорят, у себя дома ночует… Якшин в комендатуру сообщил. Наряд солдат и полицаев должен выехать в Песковатское, если уже не выехал…
Наташа неподвижно сидела за столом. «Как же это? Что же это?» — шептали ее побелевшие губы. Когда мать вышла на кухню, она заметалась по комнате, торопливо набросила на себя жакетку, схватила в руки платок и незаметно выскользнула из дому.
А в этот же момент по другой тропке к дому подходила Машенька из партизанского отряда. Благополучно добравшись до Лихвина, она шла с поручением Тимофеева к Ковалеву, чтобы узнать о судьбе арестованных Мити и Гриши.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Вечером в избе у Саши снова собрались ребята. Осторожно, тайком они пробирались к дому и, так же как Саша, через отодвинутую доску подворотни попадали в избу.
Первым пришел Степок, за ним — Зинка, потом появились Егорушка, Серега, Илюша. Каждый из них, как и накануне, прежде всего подходил к столу и выкладывал кто яблоки, кто лепешки, кто кусок свиного сала. А Зинка ухитрилась даже притащить кринку молока.
— Ешь!.. — наперебой потчевали они Сашу. — Тебе нужно подкрепляться…
— Спасибо, ребята! — благодарил растроганный Саша, принимая подарки. За два дня ему натащили столько съестного, что он не знал, что с ним делать.
За эти дни Саша вволю выспался, отогрелся на теплой печке. Простуду как рукой сняло. Оставалась только слабость, порой кружилась голова.
— Может быть, тебе печку истопить? — услужливо предлагал Егорушка.
Каждому хотелось чем-нибудь помочь Саше. Но Саша решительно отказывался от услуг. Вода в ведре у него была, сухие дрова лежали под шестком.
— Топить печку рано, — объяснил он ребятам, — дым из трубы могут заметить. Ночью буду топить.
Как и вчера, Саша рассказывал про партизанский отряд. Ребята слушали затаив дыхание.
Но и во время разговора Сашу не переставала беспокоить мысль о самом главном, самом важном: могут ли ребята помочь? Пойдут ли с ним в город, не струсят? Но брать всех нельзя, — в городе заподозрят. Взять только двоих. Но кого?.. Чтобы остальные не обиделись…
