Борис Соколов - Красная Армия против войск СС
— В чем дело?
— Звонит товарищ Сталин.
Вскочив с постели, взял трубку.
— Мне сейчас звонил Конев, — сказал Верховный, — и доложил, что у Ватутина ночью прорвался противник из района Шендеровки в Хилки и Новую Буду. Вы знаете об этом?
— Нет, не знаю. Думаю, это не соответствует действительности.
— Проверьте и доложите.
Я тут же позвонил Н. Ф. Ватутину и выяснил, что противник действительно пытался, пользуясь пургой, вырваться из окружения и уже успел продвинуться километра на два-три и занял Хилки, но был остановлен. Сведения о попытках прорыва как-то раньше попали к И. С. Коневу. Вместо того чтобы срочно доложить мне и известить Н. Ф. Ватутина, он позвонил И. В. Сталину, дав понять, что операция по ликвидации противника может провалиться, если не будет поручено ему ее завершение.
Переговорив с Н. Ф. Ватутиным о принятии дополнительных мер, я позвонил Верховному и доложил ему то, что мне стало известно из сообщения командующего 1-м Украинским фронтом.
И. В.Сталин крепко выругал меня и Н. Ф.Ватутина, а затем сказал:
— Конев предлагает передать ему руководство войсками внутреннего фронта по ликвидации корсунь-шевченков-ской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина.
— Окончательное уничтожение группы противника, находящейся в «котле», дело трех-четырех дней. Главную роль в Корсунь-Шевченковской операции сыграл 1-й Украинский фронт. Ватутину и возглавляемым им войскам будет обидно, если они не будут отмечены за их ратные труды. Передача управления войсками 27-й армии 2-му Украинскому фронту может затянуть ход операции.
И. В.Сталин в раздраженном тоне сказал:
— Хорошо. Пусть Ватутин лично займется операцией 13-й и 60-й армий в районе Ровно — Луцк — Дубно, а вы возьмите на себя ответственность не допустить прорыва противника из района Лисянки. Все.
Однако через пару часов была получена директива следующего содержания:… (далее идет текст директивы, процитированный выше в мемуарах Конева. — Б. С.).
Н. Ф. Ватутин был очень впечатлительный человек. Получив директиву, он тотчас же позвонил мне и, полагая, что все это дело моих рук, с обидой сказал:
— Товарищ маршал, кому-кому, а вам-то известно, что я, не смыкая глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции/Почему же сейчас меня отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? Я тоже патриот войск своего фронта и хочу, чтобы столица нашей Родины Москва отсалютовала бойцам 1-го Украинского фронта.
Я не мог сказать Н. Ф. Ватутину, чье было это предложение, чтобы не сталкивать его с И. С. Коневым. Однако я считал, что в данном случае Н. Ф. Ватутин прав как командующий, заботясь о боевой, вполне заслуженной славе вверенных ему войск.
— Николай Федорович, это приказ Верховного, мы с вами солдаты, давайте безоговорочно выполнять приказ.
Н. Ф. Ватутин ответил:
— Слушаюсь, приказ будет выполнен.
Однако у меня от всего этого на душе остался нехороший осадок. Я был недоволен тем, что И. В. Сталин не счел нужным в данном случае вникнуть в психологию войск и военачальников. И. В. Сталин был умный человек и должен был спокойно разобраться со сложившейся обстановкой и, предвидя, чем она в конце концов кончится, решить вопрос без излишней нервозности, которая так без оснований ранила душу замечательного полководца Н. Ф. Ватутина».
Жуков, как и Конев, довольно подробно описывает заключительную попытку прорыва Корсунь-Шевченковской группировки из окружения:
«После 12 февраля противник, как ни пытался пробиться из района Шандеровки в Лисянку, успеха не имел.
14 февраля войска 52-й армии 2-го Украинского фронта заняли город Корсунь-Шевченковский. Кольцо вокруг окруженных продолжало сжиматься. Солдатам, офицерам и генералам немецких войск стало ясно, что обещанная им помощь не придет, рассчитывать приходилось только на себя. По рассказам пленных, войска охватило полное отчаяние, особенно когда им стало известно о бегстве на самолетах некоторых генералов — командиров дивизий и штабных офицеров.
Ночью 16 февраля разыгралась снежная пурга. Видимость сократилась до 10–20 метров. У немцев вновь мелькнула надежда проскочить в Лисянку на соединение с группой Хубе. Их попытка прорыва была отбита 27-й армией С. Г. Трофименко и 4-й гвардейской армией 2-го Украинского фронта.
Особенно героически дрались курсанты учебного батальона 41-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора К. Н. Цветкова. Все утро 17 февраля шло ожесточенное сражение по уничтожению прорвавшихся колонн немецких войск, которые в основном были уничтожены и пленены. Лишь нескольким танкам и бронетранспортерам с генералами, офицерами и эсэсовцами удалось вырваться из окружения и проскочить из района села Почапинцы в район Лисянки.
Как мы и предполагали, 17 февраля с окруженной группировкой все было покончено. Поданным 2-го Украинского фронта, в плен было взято 18 тысяч человек и боевая техника этой группировки.
Столица нашей Родины 18 февраля салютовала войскам 2-го Украинского фронта. А о войсках 1-го Украинского фронта не было сказано ни одного слова.
Как бывший заместитель Верховного Главнокомандующего, которому одинаково были близки и дороги войска 1 — го и 2-го Украинских фронтов, должен сказать, что И. В. Сталин был глубоко не прав, не отметив в своем приказе войска 1-го Украинского фронта, которые, как и воины 2-го Украинского фронта, не щадя жизни, героически бились с вражескими войсками там, куда направляло их командование фронта и Ставка. Независимо от того, кто и что докладывал И. В. Сталину, он должен был быть объективным в оценке действий обоих фронтов. Почему И. В. Сталин допустил такую несправедливость, мне и по сей день неясно. Эта замечательная операция была организована и проведена войсками двух фронтов. Я думаю, что это была непростительная ошибка Верховного.
Как известно, успех окружения и уничтожения вражеской группировки зависит от действий как внутреннего, так и внешнего фронтов. Оба фронта, возглавляемые Н. Ф. Ватутиным и И. С. Коневым, сражались одинаково превосходно».
Давно известно, что Жуков и Конев друг друга сильно не любили и ревновали к военным успехам. В данном случае более правдоподобным выглядит изложение событий бывшим заместителем Верховного Главнокомандующего. Ведь Жуков приводит текст своего донесения Сталину в ночь на 12 февраля, из которого явствует, что именно Жуков приказал Коневу («Степину») выдвинуть-части армии Ротмистрова для возможного перехвата прорывающейся окруженной группировки. Конев же эту инициативу приписал всецело себе, утверждая, будто она как раз и побудила Сталина передать в его руки дело ликвидации окруженной группировки, тогда как он сам Сталину подобных предложений ни в коем случае не делал. Дескать, и управлять 27-й армией было трудно, и перед Ватутиным неудобно. Думаю, что на самом деле Жуков был прав насчет того, что именно по предложению Конева Сталин передал ему командование всеми войсками на внутреннем фронте окружения.
Жуков более объективно, чем Конев, описывает и прорыв группы Штеммермана, признавая, что хотя бы некоторым танкам и бронетранспортерам удалось вырваться из окружения. К тому же его текст в данном случае практически лишен пропагандистских агиток.
Как же на самом деле происходил прорыв? К 16 февраля окруженные немецкие войска занимали лишь небольшую территорию между тремя деревнями — Хилки, Шендеровка и Комаровка. Штеммерман решил в ночь на 17 февраля предпринять последнюю попытку прорыва из Шендеровки. К тому времени наступление обеих деблокирующих группировок было уже остановлено.
На прорыв Штеммерман повел свои войска тремя колоннами. В центральной колонне в первом эшелоне прорывались «Викинг» и «Валлония». В середине колонн следовали штабы Штеммермана и командира XLII корпуса генерала Либа. Штеммерман шел в колонне «Викинга» и «Валлонии». Немцам помогла разыгравшаяся в ночь с 16 на 17 февраля метель, исключившая действия советской авиации. Да и артиллерии было затруднительно стрелять в условиях, когда видимость была почти нулевая.
Той же ночью Коневу доложили о скоплении окруженных войск в Шендеровке. Он распорядился отправить на бомбежку Шендеровки 18 самолетов Г10–2 382-го полка 312-й ночной бомбардировочной дивизии. Их экипажи состояли только из добровольцев. Самолеты смогли сбросить зажигательные бомбы, после чего немцев обстреляла артиллерия, однако без особого успеха. В 4 часа утра колонны прорыва достигли советских окопов. Удар приняли на себя дивизии 27-й, 4-й гвардейской и 5-й гвардейской танковых армий. Ценой больших потерь немцы прорвались к окраинам сел Джурженцы и Почапинцы. Врага атаковали части 18-го и 29-го танковых и 5-го гвардейского кавалерийского корпусов. Однако значительной части окруженных удалось прорваться в Лисянку и соединиться с деблокирующей группировкой. Прорвались также штабы корпусов и дивизий. Генерал Штеммерман, шедший, как и другие генералы, пешком вместе со своими солдатами, умер на поле боя. По свидетельству попавшего в советский плен обер-ефрейтора Герхарда Мюллера, прорывавшегося с той же группой, на теле генерала не было найдено никаких видимых повреждений. Скорее всего, он умер от разрыва сердца. Во всяком случае, никаких бронетранспортеров, в которых будто бы, по уверению Конева, прорывались штабные офицеры и генералы, не было. Командир XLII корпуса генерал Л иб и 7 офицеров его штаба вышли из окружения в конном строю. Тот же командир бригады «Валлония» Леон Дегрель, принявший командование после гибели Липпмана, вел своих людей в атаку, будучи тяжело раненным и с высокой температурой. Уцелевшие танки «Викинга» помогли остаткам «Валлонии» вырваться из смертельного кольца. Дегрель вспоминал: «Машины и телеги опрокидывались, и раненые с воплями падали на мерзлую землю. Волна советских танков накатила на наши передовые машины и возы. В одно мгновение оказалась уничтоженной половина нашей колонны. Волна танков неудержимо, хотя и медленно, приближалась к нам, прокладывая себе путь прямо через конно-гужевую колонну, круша машины и телеги, как спичечные коробки, давя гусеницами раненых и издыхающих лошадей, впряженных в повозки… Наша казавшаяся неминуемой гибель была, однако, на короткое время отсрочена из-за образовавшейся «пробки» — танки красных буквально увязли в колонне, не в силах разметать останки сотен машин и телег, сокрушенных их мощными траками».
