Степан Ракша - Днепровцы
Шел дождь. Командиры являлись в штаб измокшие, шумно отряхивались и топтались у дверей, поглядывая на Тарана, сидевшего за столом спиной к ним. Таран не оборачивался — помечал что-то карандашом на разостланной по столу потрепанной карте, пока адъютант Амелин не доложил ему, что все в сборе. Тогда Прокофий Иванович обернулся и стал здороваться со всеми за руку.
Командиры расселись.
— Ну вот и хорошо, — сказал Таран. — Давайте теперь обсудим, что я вам предложу. Сидеть нам в Каланчаке больше нечего, организацию будем продолжать в пути. Вот только с оружием у нас плохо, но и его тоже будем добывать не сидя. Понятно?
— Понятно, — последовал согласный ответ.
— Значит, надо действовать, — продолжал Таран. — В уезде есть еще кое-где гетманская варта и белогвардейцы. Нужно их как можно скорее обезоружить — вот вам и оружие. Офицеров переловить и ликвидировать — вот вам и обмундирование. Тебе, Федор, — он повернулся к командиру кавалерии Чепурко, — задание: вывести всю эту контру, очистить от нее местность кругом на тридцать — сорок верст и далее по силе возможности. Тебе, Алексей, — он повернулся к командиру роты матросу Гончарову, — взять под охрану Хорлы и побережье, что вправо от них. Сам ты оттуда, и люди твои неплохо знают море. Феодосий Харченко со всей остальной пехотой пойдет на Перекоп — там белые из Крыма пакостят, да и чаплынцам надо помочь. В Каланчаке оставим Неволика с небольшой командой. Он — начальник хозяйства, носит красные штаны — пусть добывает нам харч.
Таран встал, одернул свою синюю гимнастерку, сделал три шага вперед, три шага назад и затем спросил:
— Как вы, товарищи, считаете мой план?
Командиры сидели молча, глядя перед собой на стол. Первым поднял голову командир пехоты Харченко. Почесал затылок одной рукой, потом другой, посмотрел и вправо и влево…
— Ну, что скажешь, Феодосий Степанович? — обратился к нему Таран.
— Я вот что скажу, Прокофий Иванович, — заговорил тот. — План ты предложил правильный, но Чепурко без пехоты только зря прогуляется. Надо дать и ему пехотинцев, посадить их на подводы, пусть едут. Толку будет больше… Да и план для них тоже надо продумать, — добавил он, глянув на Чепурко.
— Против пехоты я не возражаю, а план мы сами придумаем, — обиделся Чепурко.
— Ты, Федор, не сбивай Феодосия Степановича, дай ему высказаться до конца, — оборвал кавалериста Амелин.
— Давай продолжай, Феодосий Степанович, — сказал Таран.
— Надо трошки подумать, — отозвался на это Харченко и замолк.
Думал он долго, и все терпеливо ждали. Командир зашептал что-то на ухо адъютанту, и тот вытащил ив ящика стола листок бумаги, взялся за перо. Тут и Харченко собрался с мыслями.
— На Перекоп надо идти — это правильно, только лопаты следует прихватить с собой. По Турецкому валу хат нету, значит, землянки рыть придется, и не тилько от дощу, но и от снарядив, бо воны, диаволы, там в Крыму усе имеют. Чаплинцы мени рассказували, як их, тих билых, вооружили твои, Прошка, земляки, — сострил Харченко, имея в виду, что командир был в эмиграции.
После Харченко слово взял Гончаров.
— Я, товарищи, хочу только одно замечание сделать, — низко надвинув на лоб бескозырку, заговорил он. — В Хорлы, на мою родину, прошу послать других, а я с ротой пойду на Перекоп.
— Это, Алексей, не пройдет, — перебил его Таран.
— Так зачем же нас сюда собрали, раз нельзя говорить свое мнение, — загорячился матрос.
— А ты говори — говорить тебе никто не запрещает… Говори, чего остановился?
— И буду говорить, — запальчиво продолжал матрос. — Мне станут доказывать, что я и мои люди лучше других знают местность и население, — это верно, но вот что не учитывается тут: у каждого из нас в Хорлах есть родные, у некоторых жены, дети. Близость семьи не будет содействовать боеспособности и дисциплине. Поэтому я против посылки моей роты в Хорлы и свое мнение буду отстаивать.
— Отстаивай — этого тебе никто не запрещает, а я буду отстаивать свое, — не глядя на матроса, тихо сказал командир.
Потом говорил брат командира — Степан Таран. Он поддержал Гончарова, сказал, что если бы его оставили в Каланчаке, то тоже возражал бы. Но доводы выдвигал совсем другие.
— Своего, местного, люди будут плохо слушать, запанибрата станут, а это не на пользу. У своего авторитет не тот, что у чужого.
И Неволику тоже не хотелось оставаться в Каланчаке. Он говорил, что лучше бы ему расположиться в Преображенке, имении Фальц-Фейнов, поближе к отряду — удобнее будет снабжение осуществлять.
Прокофий Иванович усмехнулся:
— Ты уж прямо скажи — боишься, чтобы кулаки вместе с красными штанами не содрали с тебя шкуру на бубен. Не бойся — они теперь притихли.
К этому времени адъютант написал приказ, и командир повел совещание к концу.
— Смотрите, товарищи командиры, дождь уже проходит. Правда, грязь на улице непролазная, и у кого обувь плохая, неприятно ее месить. Но не разговаривать же нам, пока грязь просохнет… Есть у кого еще какие-нибудь предложения или замечания?
— Все, что было, уже сказано, — ответил за всех Харченко, тоже не любивший долгих разговоров.
— А я после всех вот что скажу, — продолжал командир. — Феодосий Степанович правильно рассудил — я с ним согласен, а вот с Гончаровым и Неволиком согласиться не могу. А почему? Объяснять это долго, а время дорого. Так что давайте, товарищи, разговоры на том кончим. Слушайте приказ — Амелин его зачитает вам.
Адъютант зачитал приказ. Командир спросил, понятно ли. Все ответили утвердительно.
— Значит, ступайте по местам и выполняйте, — заключил командир.
Когда все разошлись, Прокофий Иванович заметил, что в хате накурено.
— Ох, эти мне курильщики! — покачал он головой. — Из рукава втихомолку всю хату задымили. Хуже ребятишек проказничают, а еще командиры.
Таран не курил и не любил, чтобы другие курили в его присутствии.
2Штаб Тарана перебрался в Преображенку. Амелин хотел расположить его в пустовавшем дворце Фальц-Фейнов, но Прокофий Иванович не разрешил.
— Там еще по углам пахнет этой старой крысой Софкой, — сказал он брезгливо. — Давайте лучше займем бывшую рабочую казарму.
Партизанская пехота под командой Харченко разведывала и осваивала оборону по Турецкому валу. Левее ее стояла чаплынская кавалерия Баржака.
Через несколько дней прибыли первые гонцы от Гончарова и Чепурко — сообщили, какие пункты очищены от всякой контры и сколько взято при этом винтовок. Неволик прислал из Каланчака печеный хлеб, немного сала и десятка два трофейных сапог, переданных ему Чепурко. И только роздали эти сапоги, как началось первое боевое крещение — артиллерия белых на Перекопе открыла по партизанам огонь.
К артиллерийской стрельбе белых мы применились скоро: после того как двух ухарей задело шрапнелью, все стали по команде прятаться в укрытия. А вот боевые корабли Антанты, нахально разгуливавшие у самых берегов, все больше беспокоили нас.
Гончаров каждый день передавал тревожные сообщения. Матрос очень опасался десанта, но ничего не мог предпринять против англо-французской эскадры, то появлявшейся на рейде у Хорлов и Скадовска, то вдруг куда-то исчезавшей.
После очередного тревожного сообщения Гончарова Прокофий Иванович решил направить в Хорлы часть эскадрона Чепурко, чтобы усилить наблюдение за морем. В ответ на эхо брат командира Степан сказал с горечью:
— Что это, Прокофий, за мера? Ну, пошлем двадцать — тридцать кавалеристов смотреть за морем, а в море-то ведь они не пойдут? Корабли Антанты как гуляли у наших берегов, так и будут гулять.
— А ты что предлагаешь, моряк?
— Я вот что предлагаю: во-первых, надо сделать вылазку за Турецкий вал и добыть у белых хотя бы пару пушек, во-вторых, — во что бы то ни стало разжиться где угодно каким-нибудь катером. Вот тогда бы мы могли что-нибудь предпринять против Антанты.
— Ну, брат, катерок с парой пушчонок — это тоже полумера, — усмехнулся Прокофий Иванович. — Нам сегодня что важно? Не прохлопать высадки десанта, не дать интервентам вылезти на сушу. А если вылезут, то, я думаю, мы как-нибудь с ними справимся. Только бы узнать вовремя. Для этого мы и посылаем в Хорлы конных. Ну а насчет катеров и пушек мечтайте. И я мечтаю, и Харченко говорил мне, что он тоже мечтает о них. Почему не помечтать? Только давайте, ребята, и о деле не будем забывать. Вон рыжий Свыщ говорит, что капитан Шпехт задался целью уничтожить нас. Хочет вернуться из Крыма в свое имение…
Бывший чалбасский помещик Шпехт командовал белогвардейским отрядом, стоявшим за Турецким валом. Наши разведчики, побывавшие там, докладывали, что он готовится к наступлению. Ждет только, пока мороз подсушит грязь. Рассчитывает, уничтожив нас побыстрее, рвануться к Херсону на соединение с тамошними десантами интервентов, ну а заодно и в свое имение заглянуть.
