Иван Падерин - Когда цветут камни
Татьяна Васильевна не раз пыталась уговорить Фрола Максимовича бросить тайгу: дескать, не век жить в глухомани. Дети выходят в люди, хоть на старости лет не мешало бы пожить в городе, посмотреть на белый свет.
Фрол Максимович всякими путями уклонялся от прямого ответа на такие настояния жены. Не хотелось ему расставаться с Громатухой, он ждал больших перемен в тайге. И дождался: в начале сорок первого года неподалеку от прииска началось строительство мощной гидростанции, затем прибыли инженеры — строители железной дороги, которая должна была обогнуть подножие Каскада и связать богатую рудами тайгу с промышленными центрами страны.
— Ну, дети, скоро наша тайга загремит! Будет железная дорога, будет много электричества, — значит, все будет. Заживем мы здесь, как москвичи и ленинградцы, — разговорился однажды Фрол Максимович, отдыхая в кругу своей семьи. — Получил отпуск, захотел посмотреть на города — не надо набивать мозоли на пятках, пошел себе на вокзал — и транзитом, в мягком вагоне, до самого Черного моря…
В ту же пору как бы между делом, по выходным дням, в свободные от работы часы, Фрол начал строить крестовый дом. Раз решено остаться тут на всю жизнь — надо строиться. К весне закончил сруб, одну половину которого Фрол Максимович отделил Максиму и Василию: им, по его расчетам, пришла пора жениться. А вторую оставил для себя с женой и дочерью. Работу помог завершить опытный плотник Захар Прудников.
Пока Фрол Максимович строил дом, Максим, тоже обрадованный тем, что Громатуха вскоре получит много электроэнергии, подготовил проект перехода на открытый способ добычи руд и песков на Каскильском увале. Фрол Максимович не раз смотрел этот проект и восхищался предложениями сына. Перед глазами открывалась грандиозная картина: гидромониторы, экскаваторы вскрывают широкие площади богатых песков и обнажают жилы золотоносных руд! С мальчишеским нетерпением просил тогда Фрол Максимович строителей гидростанции, чтобы они как можно скорее дали Громатухе электроэнергию…
И вот в самый разгар строительства на тайгу, на души людей обрушилась грозная весть: фашистская Германия пошла войной на Советский Союз…
Отказавшись от брони, Максим ушел на фронт с дивизией сибирских добровольцев. Вскоре вызвали в военкомат и приехавшего домой на летние каникулы Василия. Фрол Максимович тоже собрался вместе с младшим сыном в действующую армию, но райвоенкомат даже не принял от него заявления, а направил в райком партии. Там ему предложили немедленно вернуться на прииск.
Растаяли пушинки снега на лице, под воротник проникла холодная влага, и Фрол Максимович очнулся. Очнулся и подумал: что за грех такой, отчего закружилась голова? Оголодал или угорел? Да, целую ночь возился с динамитом. Динамитный угар… Приподнял голову: нет, уже не ползут по косогору снежные сугробы. Кругом тишина.
«Ну, вставай, вставай. И нашел время разлеживаться, язви тебя!»
Поднявшись, Фрол Максимович стряхнул с себя снег и зашагал дальше.
Вернулся он на прииск перед закатом солнца.
Лыжня неизвестного человека часто выводила его на горные гривки, где ветер постоянно переметает снег, тотчас же заравнивая след. Это был, несомненно, опытный хищник, он делал замысловатые зигзаги, несколько раз возвращаясь к прииску, выискивая входную лыжню или тропку. А может быть, и не хищник вовсе, а какой-нибудь местный охотник бродил тут по свежему снегу за глухарями, затем тропкой дровосеков вернулся на прииск. Попробуй теперь найди его! «У Василия не хватило бы терпения так долго петлять вокруг прииска», — решил Фрол Максимович и успокоился.
А здесь, на прииске, происходило что-то непонятное. Старатели будто только и ждали, когда парторг вернется на прииск. На его глазах они понесли муку в пекарню. Из дома бабки Ковалихи выволокли целый мешок муки и на санках покатили его к парткому.
Тут же, недалеко от парткома, его встретила Варя с какими-то бумажками в руках.
— Тятя, вот телеграмма, ждут меня, — торопливо проговорила она.
— Уж и косу успела обрезать, комолая…
— Ничего, новая вырастет, — ответила Варя таким же шутливо беззаботным голосом, каким отец произнес слово «комолая». Шутит отец, значит, и ей надо быть веселой. Варя угадывала, что у отца на душе, но не знала, что самые грустные думы, угнетавшие его последние дни, уже позади: сегодня он сам убедился — в тайге скрывается не Василий, кто-то другой.
Не застав Леню на Громатухе, она мысленно перенеслась на фронт и спешила найти в себе что-то такое, что позволит ей стать не только хорошим радистом-оператором фронтовой радиостанции, но и поможет нашим войскам быстрее разбить врага. Своим чутким слухом она постарается поймать в эфире те самые секретные и самые важные сигналы и шифрованные распоряжения Гитлера, которые раскроют перед нашими командирами все его коварные планы. Она будет день и ночь, без отдыха, без сна, хоть неделю, хоть целый месяц следить за эфиром, за самыми вкрадчивыми сигналами и поймает, обязательно поймает то, что надо. Слушать и записывать постоянно, изо дня в день, пусть просто группы цифр, составленные из точек и тире, за которыми скрываются распоряжения, быть может, самого главного штаба фашистских войск, это значит быть в курсе дел в стане врага и, по существу, держать его за горло.
Такой возможности, по мнению Вари, наши войска еще не имели, но будут иметь, как только она появится там. Вот почему ей надо быть немедленно именно там, на фронте, в войсках. И когда такая работа получит высокую оценку, Варе будет разрешена чуть ли не прямая связь с той дивизией, в которой находится Максим. Так она найдет Леню и даже встретится с ним на фронте.
Не представляя себе, что такое фронт и как легко там затеряться, не осуществив и десятой доли намеченных планов, Варя верила в себя, в свои чаяния и уже не могла задерживаться на Громатухе ни на день, ни на час.
Глава третья
НА ВИСЛЕ
Леня попал в эшелон маршевых рот и специальных команд из резерва Сибирского военного округа. Этот эшелон пропускали на всех станциях без задержек. На седьмые сутки в теплушках стало тесно: к сибирякам в пути подсадили уральцев, затем волжан, потом москвичей. От Смоленска поезд помчался еще быстрее, без остановок на промежуточных станциях, и в одном направлении — строго на запад.
— Эка гонят! Значит, там что-то не ладится.
— Похоже, прорыв обозначился, как под Москвой в сорок первом. Тогда эшелоны тоже гнали без остановок.
Разговаривали два бывалых воина, возвращающихся на фронт из смоленского госпиталя. Один из них — москвич, другой — волжанин. Вместе с ними на скамейке сидел Леня.
— Гитлер собрал большие силы: в Арденнах наступает. Разобьет англичан и американцев, затем кинется к нам, если уж не кинулся. Спешим, — значит, прорывом запахло.
— Прорыв не прорыв, но резервы надобны командованию и по другому соображению, — успокоил москвича волжанин. — Всяко может случиться. Но с ходу в бой нас не бросят: новобранцев много.
— Да, ты прав, — согласился москвич. — С такими недельки две придется поползать с деревянными гранатами… Хуже этого нет: атаковать пустые кусты…
Леня хотел возразить ему, но промолчал, здесь никто не считал его новобранцем: на руках у него был индивидуальный литер, он ехал на фронт по особой разнарядке в снайперскую команду.
В Бресте стало известно, что все маршевые роты и команды поступают в распоряжение командования 1-го Белорусского фронта.
— Вот куда нас определяют. Теперь все понятно!
— Значит, наступать…
Ночью эшелон остановился на каком-то полустанке, уже на польской земле. Представители действующих частей фронта, встретив эшелон, повели маршевые роты в разных направлениях. Лене выпало идти с группой новобранцев под командой высокого и тонкого, как жердь, старшины. Покрикивая: «Шире шаг!» — старшина повел людей через глубокие овраги в лес.
Дул холодный встречный ветер. На каждом шагу — рытвины, канавы. Справа виднелись поселки, тут бы и переночевать, но старшина будто не замечал усталости людей и вел их все дальше.
— Куды мы идем? — спросил кто-то старшину.
— На ночлег, — ответил тот. — Шире шаг!..
В строю начался ропот:
— Какой теперь ночлег, скоро утро.
— Почему бы не остановиться на ночевку в селе?
— Видно, нельзя. Подремали на ходу.
— Почему нельзя? Переночевали бы хоть у порожка, и тогда веди куда положено.
Раздался голос старшины:
— Стой!.. Разъясняю: устраиваться на ночлег в населенных пунктах здесь запрещено. Потому как есть такой приказ. Вчера сам генерал Бугрин здесь был. Даже штабы резервных частей и тылов выгнал из домов в лес, в овраги и заставил строить блиндажи. Мы тоже сейчас будем строить. Потому как немецкие бомбардировщики кидают бомбы без разбора, из-за нас могут мирные жители пострадать. Понятно? Шагом марш… Шире шаг!
