Александр Граков - Дикие гуси
— Чтоб ты сдох, онанист жирный! — слишком уж часто за последнее время желал он ему.
Раздражало и отсутствие Нины — словно сквозь землю провалилась со времени их единственного «свидания»… Тешили лишь воспоминания о внезапной встрече с ней, порой настолько яркие, что Олег однажды огромным усилием воли сдержался, чтобы не заняться «рукоприкладством» наподобие кладовщика.
Спасали стихи, в их строчки он выливал накипевшие в душе чувства и помыслы. Писать он их начал с шестого класса, влюбившись тогда в красавицу-восьмиклассницу Элку — королеву красоты всех выпускных классов их школы-восьмилетки. Взаимности он, естественно, не добился, и любовь к Элке со временем прошла. А вот любовь к стихосложению — осталась… Вечером седьмого марта он один сидел в дежурке, подтапливая железную «незабудку», и от нечего делать подбирал рифмы. Постепенно на бумаге начало что-то вырисовываться:
Кто мог предвидеть, что в безбрежье
Судьба исполнит вдруг мечты,
И где-то в ближнем зарубежье
Найдем друг друга я и ты?
Найдем и тут же потеряем
В потоке жизненном. Почти
Вдруг уподобившись трамваям
На разветвлении пути…
Любовь была? Да нет, любовью
Случайной связи не назвать!
Слиянье губ — до слез, до крови,
И умереть, и не дышать…
Шептать слова — не зная смысла,
Лаская тело, губы, грудь,
Быть для тебя вином искристым,
А после — на груди уснуть.
Проснуться рядом лишь с тобою,
И век прожить, и жизнь пройти.
А то, что связано судьбою,
Не разрубить, не расплести!
И видеть тень ресниц густую,
Глаза, улыбку — вновь и вновь…
Пусть кто-то чтит любовь другую,
А разве это не любовь?
Внезапно на его плечо опустилась теплая маленькая ладошка, и он услышал:
— Это… для меня?
— Нинка! — заорал, вскакивая, Олег.
Табурет полетел в сторону, а он схватил Нину, приподнял и закружил вокруг себя, напевая что-то бессвязное.
— Пусти, сумасшедший! — брыкалась она с деланным возмущением. — Запри лучше дверь сначала!
Он с удовольствием выполнил это требование, не забыв по пути выключить свет…
Потом, удобно устроившись на его плече, Нина спросила:
— Ты не забыл о нашем разговоре?
— Что нужно делать? — Олег сейчас был готов на любой сумасбродный поступок.
— Да делов-то всего — открыть ночью ворота склада и помочь загрузить кое-какую мелочевку, — пламя горящей «буржуйки» высветило ее беспечную улыбку.
Олег, рывком приподнявшись, оперся на локоть и заглянул в лицо Нины. Затем усмехнулся сам.
— Ты это серьезно? Что здесь брать, кроме угля, дров да провонявшей мышами перловки?
— Глупый ты! Неужели, думаешь, за эту вшивую перловку ваш кладовщик смог отгрохать два дворца с мраморной отделкой и приобрести, кроме официально зарегистрированного «Москвича», три мощные иномарки? Да через ваш склад проходят такие вещи, которые не каждому «комку» снились!
— А где ж он их берет? — спросил совершенно сбитый с толку Олег.
— Львиная доля гуманитарной помощи — раз, награбленное из товарных вагонов — два, ну и остальное — «трофеи» этой дурацкой войны, тоже, кстати, не подаренные завоевателям! — на полном уже серьезе перечислила Нина пути доставки «товара». — А наша группа собирается основательно потрясти этих «экспроприаторов». Договор на оптовую поставку, причем о-о-очень крупную, мы уже заключили с одной из российских фирм, платят они наличными, не требуя никаких документов. Берут, конечно, по дешевке, но на четырех складах, которые мы собираемся основательно потрусить, этого добра столько — хватило бы машин! Значит, количеством компенсируем качество, только и всего! Денег хватит не на один год безбедного существования.
— И ты думаешь, Аро так вот все запросто и отдаст? — перебил ее Олег.
— А кто будет спрашивать этого жирного извращенца! — презрительно скривилась Нина. — Операция пройдет завтра — в женский праздник, все поупиваются да, вдобавок, обкурятся «планчиком», уж мы постараемся, чтобы в каждую часть его закачали в достаточном количестве. А вашему Аро мы такую «телку» подсунем, что его утром лишь подъемным краном можно будет поднять с постели!
— Надеюсь, ты не себя собираешься подставлять? — встревожился Олег. Это уже прозвучало как согласие, и Нина развеселилась.
— Не беспокойся! — она ласково погладила его там, где надо, и он вновь припал к соскам ее великолепных грудей. — У нас есть спецдевочки для… о-о-о, что ты делаешь со мной, Олег, Оле-е…
На прощание Нина сунула ему свернутый листочек.
— Это мой домашний адрес и телефон в Пензе. На всякий случай!..
Этот случай должен был наступить завтра ночью — либо пан, либо пропал!
Глава 5
Восьмое марта — женский день!
Назавтра Аро дал им со Светловым отгул. И сам смотался куда-то. Ну, у него-то дел было по горло — вечно в поисках своих должников, а вот чем заняться Грунскому со Светловым — надо было подумать. Вовчик все же исчез вскоре на полчаса, а вернулся нагруженный пакетами с едой и выпивкой — принес «привет» от Нины и Янки.
— Они нас в девять часов вечера на концерт приглашают! — торжественно сообщил он, — Ну, а мы им после свою «самодеятельность» покажем! — подмигнул Вовчик Олегу и пригласил его «отобедать», позвякивая стеклом бутылок.
Тот отказался, предупрежденный Ниной, потому что он знал уже, какой «концерт» будет дан ее группой в девять вечера. Вовчик нисколько не обиделся: он умел «посидеть» и сам — в обществе магнитофона и зеркала. По магнитофону он прокручивал кассеты с записью выступлений Петросяна, Арлазорова и Хазанова — вот вам и собеседники, а с зеркалом чокался во время очередного тоста! «Будь здоров, Владимир Светлов!». Поэтому с радостью и сейчас направил стопы в казарму, заглянув по пути в исписанные Олегом страницы.
— Письмо кому пишешь?
— Сказку сочиняю! — объяснил ему Олег. — О нынешнем положении дел в России!
— В стихах? — недоверчиво прищурился Вовчик.
— В стихах! — подтвердил Олег.
— Слушай, прочти, а?! — попросил Светлов, — Я в своей жизни только заборных поэтов встречал — тех, которые туалеты еще расписывают, а с толковым мужиком так и не пришлось пообщаться!
— Заходи через часик-полтора, должно быть готово, — пообещал ему Грунский.
— Это меня устраивает, пойду пока червячка заморю! — Вовчик удалился, оставив Олегу для «подкрепления» большой кусок копченой баранины, пару лавашей и четверть головки свежайшего сыра — королевский обед.
Видимо, эти продукты и вдохновили его на подвиг, ибо явившемуся через пару часов в некотором подпитии Светлову был предложен уже готовый шедевр под названием «Как мужик царя кормил» (старая сказка на новый лад):
В тридевятом где-то царстве занедужил вроде царь,
И, хлебнув сутра «лекарства», шваркнул о паркет стопарь:
— Надоело до икотки заседать да выпивать,
Да закусывать икоркой, да балык с пивком жевать!
А подать сюда министров, отпирай замки ворот,
Наливай вина канистру, мы пойдем гулять в народ!..
Вмиг из залов заседанья мудрецы — персон до ста:
— Что ты, батюшка, а званье — царь ведь люду не чета?!
Можа, гриб не той закваски сунул ты на завтрак в рот,
Голова должна быть ясной, у тебя ж — наоборот!
Ведь и дел с утра — палата: надо нам Указ издать,
А доклады, а дебаты — заседать да заседать!
— Цыц, едри вашу налево, хватит пудрить мне мозги!
Раз сказал, что надоело, значит, спорить не моги!
Заседаем год от года, на столах бумаг — горой…
Вот потретесь средь народа, растрясете геморрой!
Сладко слушать ваши сказки, но пора бы знать и честь —
Мало издавать Указы, надо их и в жизнь провесть.
Поглядим-ка, кто чем дышит, как живут и что жуют.
Может, новое что впишем в Конституцию свою…
Делать нечего. Собрали в «дипломаты» все дела,
Через час уже шагали вдоль околицы села…
Ноги шаркают — пылища, солнце темечко печет,
Притомился царь и ищет, где колодец промелькнет.
Вдруг — как в сказке: появилась магазея на бугру,
На царя окном скосилась, приглашая ко двору.
Крикнул он: — Вот то, что надо! Где ты есть там,
казначей?!
А подать нам лимонаду, да с изюмом калачей!
Видишь, очереди нету! Дак быстрей к прилавку шпарь!
Мож, колбаски нам к обеду расстарается шинкарь?
Вдруг раздался голос сиплый со скамейки у крыльца:
— Дулю с маком не хотите ль — персонально, для лица?
Пригляделся царь, и видит он скамью со старичком:
Вот ей-Богу не обидел, ежели б спутал со сморчком.
— Ты чего, пенек засохший, лезешь в царску нашу речь?
Кукиш твой — тебе ж дороже: враз кочан поедет с плеч!
— Что ж, срубить башку не трудно — много надо ли ума?
Ты подумай-ка покуда, где ты будешь брать корма?
В заведенье энтом сроду, ежли что и завезут,
Не доходит до народу: все с подсобки разгребут.
Тесть и теща, сестры, братья — вся приказчика родня —
Прут от спичек и до платья, — в общем — махвия одна!
А в воскресный день с народу по три шкуры обдерут.
Экономикой, навроде, только рыночной, зовут.
И кудый-то, вот зараза, подевалася махра.
(Не иначе, как с Указу, что от царского двора!)
Враз тут морды спекулянтской поналезло, словно мух,
Сам вот пачечку «Моршанской» оторвал за десять
«штук».
— Что ты, дед? В уме своем ли? Да махрой спокон веков
Охранял народ от моли приданое сундуков!
— Не скажу насчет там ваших, ты пойди заглянь-ка в мой,
Ну не пахнет, прямо скажем, в ем ни молью, ни махрой!
А ведь было ж там одежи: полушубок, платья, шаль…
Вроде плакаться негоже — и, однако ж, тряпок жаль:
В полушубке ентом сдуру погостить к сынку попер,
Мне откуда ж знать, что шкуры город любит с давних пор?
И, когда я на минутку забежал, прости, в сортир,
Там меня из полушубка вытряс дюжий рэкетир.
Дальше — шаль для внучки Зины, как за стимул под товар,
Обменяли в магазине нам на тульский самовар.
Платья дочки растащили: мода, вишь, на них пошла!
(Видно, раньше крепко шили — в ентом, знать, и все дела!)
И теперя, чтоб кому-то что-то мы достать смогли,
Надо сбагрить за валюту твои царские рубли.
— Цыц, старик, допек до почки! Все на старый коленкор!
Мне до фени твои дочки — об Рассее разговор.
Ведь в масштабе ежли мыслить, да статистику учесть,
Ты должон во всяком смысле мягко спать и сладко
есть…
Вот послушай, на примере объясню тебе наш спор,
Ежли ты башкой доселе так своей и не допер.
Я имею две машины: «кадиллак» и «мерседес»,
Два дворца, сарай паршивый (что в мои владенья влез).
Ты ж всю жизнь в сарае прожил и не нажил ни шиша.
Приплюсуем, подытожим — и мы оба в барышах.
По статистике, смекаю, нам выходит: по дворцу.
По машине и сараю (в смысле — каждому лицу)!..
Дед гляделками захлопал и башкою завертел:
— Сколько в жизни каши слопал, ан не смыслю ентих дел!
Чтоб сарай — да с «кадиллаком», иль дворец — да с батраком,
Или чтобы сказка — с таком — без Иванов-дураков!
Что ж, давай прервем беседу, притомился вроде я,
Да и баснями к обеду, чай, не кормят соловья?
По-рассейски гость покеда приглашается за стол:
— Так пожалуйте отведать наш крестьянский разносол!
Тут почуял царь: желудок не на шутку подвело.
Ноги в руки, и за дедом пошагал через село.
На крестьянское подворье завалились всей гурьбой,
Крикнул дед: — Эгей, Прасковья?! Накорми народ честной!
Вмиг из дома и сарая, с сеновала и гумна
Ребятня, как птичья стая, заметалась по углам.
И на стол дубовой плашки, что под яблоней стоял
Заскакали ложки, чашки, словно черт их всех загнал.
У царя в глазах двоится, и в ушах — сплошной набат:
— Это что ж за молодица наплодила сей детсад?
Их же тут — как зайцев в клетке! — Дед ему и объяснил:
— Енто две моих невестки постарались в меру сил.
Счас же стало, как под вечер: нет бы книжку почитать,
Тут как тут — система «Веер» загоняет всех в кровать.
Сыновья придут с работы, телевизор клац — ан шиш!
Лягут спать — и все заботы: что ни год — опять малыш!
Царь спросил: — В таком пределе туговато, чай, с едой?
— Ну, у нас любой при деле: и старик, и молодой.
Есть хозяйство — есть и мясо, и в борще, и на столах…
— Да, а в огороде припасов — хрен да луковый салат!
— Знаешь, царь, давай не будем! Хочешь, дам тебе совет?
Ты, во-первых, сельским людям обеспечь эквивалент!
Ведь на складах и в подсобках загнивает ширпотреб:
От стиралок до кроссовок. Пусть сменяют нам на хлеб!
Холодильник — на картошку, телевизор — на курей,
Будут яйца не по тыще, а всего по сто рублей.
И еще совет не лишний: пусть бы каждый депутат
Посадил хотя б по вишне — вот бы вырос сад-гигант!
И еще… — Довольно, хватит! Стой, старик, притормози,
Кто куда чего потратит — без тебя сообразим!
Погоди чуток, невежа, ты и так наплел всего
На четыре добрых съезда и пять сессий сверх того.
Говоришь: «Картошка, яйца, сад вишневый, ширпотреб…»
Что ж, пошли обсудим, братцы, собирайтесь сей момент.
Нам ведь некогда с тобою тары-бары разводить —
Отправляемся в покои — думать, спорить и рядить.
А тебе, старик, заданье. Коль не выполнишь приказ,
С головой прощайсь заране… Ну, так слушай, вот наказ:
Посчитай моих придворных, да за каждого, смотри,
Посади один-два дуба. За меня посадишь три.
Чтоб легко дубы сажались, казначею скажем так:
— Выдай там ему записку: на вино и на табак.
Дед вскипел: — А где ж записку отоварить, е-мое
Сдвинул царь корону низко: — Энто дело — не мое!
…Ходят гуси, щиплют травку. Двор пустой, как в шторм причал.
Долго дед сидел на лавке. Долго думал. И молчал…
Из кармана выгреб крошки, плюнул зло — по мере сил,
И в записке «козью ножку» он с «Моршанской» закрутил…
— Не хило! — Вовчик задумчиво помахал в воздухе рукой. — Ну прям как на картинке — наша родимая Россия. Давай за это и тяпнем по сто грамм?!
