Вальтер Флегель - Командир полка
— Уже четверть второго, — прошептал он, — а может, он вернется несколько позднее?
«До двух часов Дальке еще десять раз может вернуться!» — Штелинг глубоко вздохнул. Он ничего не слышал и не чувствовал, кроме биения собственного сердца. В этот момент с дерева сорвалась и упала веточка. Штелинг испуганно отшатнулся от сосны и осмотрелся.
«Прошло пять минут. Еще восемь раз по столько, — думал Штелинг. — Что сделает со мной Гертель, теперь уже все равно! Может, Дальке больше уже не будет в моем расчете, а может, все обойдется и его даже не накажут».
Штелинг снова прислонился к стволу сосны. Насмешливо прокричала какая-то птица, один раз, потом еще и еще. Казалось, она смеялась над бедой Штелинга.
«Ну, когда же вернется этот Дальке? Пойду засну, а когда он придет, проснусь. А придет ли он вообще? Да и зачем я здесь стою и жду, когда и так почти все знают, что Дальке ушел в самовольную отлучку? Утром об этом узнают все».
Штелинг нервно заходил взад и вперед по дорожке, потом снова подошел к дереву.
«Ах, Дальке, Дальке! Навязался ты на мою шею! Его лучший дружок Шрайер, так нет, этого занесло в мой расчет». Штелинг поправил автомат за спиной и посмотрел на часы — было без двадцати пяти два. Он задрал вверх голову и увидел сквозь ветви звездное небо. Неожиданно треснула ветка. Штелинг вздрогнул и рывком перевел автомат в положение «на грудь». «Черт возьми, веду себя как трусливый заяц! — выругался он про себя. — И все из-за этого Дальке! А Брауэр еще сказал, что я должен был получше смотреть за ним. Не держать же его за шиворот?!»
Время тянулось медленно, по крайней мере так казалось Штелингу. Вот уже без двадцати два.
«Меня же еще и обвинят во всем. Скажут, рядом жил, спал, а недосмотрел. В довершение всего дело дошло до грубого нарушения воинской дисциплины. Быть может, еще и меня самого накажут?» — Штелинг снова взглянул на часы: без десяти два.
Ему вдруг послышался какой-то шум. Штелинг впился глазами в темноту. Впереди показалась человеческая фигура. Кто-то медленно шел вперед. Ладони у Штелинга вспотели от волнения. Он еще крепче сжал автомат.
Человек, который шел ему навстречу, был в серой военной форме. За ним, также крадучись, шел второй.
Штелинг замер на месте, наблюдая за обоими. Подпустив их еще ближе, Штелинг во все горло крикнул:
— Стой! Ни с места!
Хаук повел солдат в лес.
— Дойдем до холма, там отдохнем, — сказал он и пошел дальше.
«Конечно, можно было бы этого Дальке и раньше наказать. Поводов было достаточно, но, как правильно заметил Брауэр, к солдату, побывавшему на гауптвахте и вернувшемуся в подразделение, всегда проявляется повышенный интерес. А вот осуждение любого проступка в самом коллективе всегда дает положительный результат».
Хаук оглянулся. Солдаты, растянувшись цепочкой, молча шли за ним.
«Интересно, как поведут себя на обсуждении сами солдаты? Брауэр сейчас сидит у Германа». — Хаук раздраженно покачал головой и еще раз оглянулся назад.
Дальке и Шрайер о чем-то тихо перешептывались друг с другом. Остальные безо всякого интереса смотрели на сосны.
«Стараются сосредоточиться», — подумал про них Хаук и, улыбнувшись, сел на пенек.
Солдаты полукругом расселись вокруг него. Хаук не собирался говорить долго. Главное — что скажет Дальке.
Все чувствовали себя как-то неловко и, чтобы скрыть это, чертили веточками на земле затейливые узоры.
Дальке прислонился спиной к сосне и, чуть-чуть ехидно улыбаясь, не спускал взгляда с Хаука.
«Это пока еще дуэль взглядов, — мелькнуло у Хаука. — Если солдаты станут на его сторону, серьезного разговора не получится».
— Товарищи, — начал Хаук, — я не собираюсь долго говорить. Вы и так все хорошо знаете, зачем мы собрались. Скажите нам, товарищ Дальке, почему вы ушли в самовольную отлучку?
— Я этого никогда не делал прежде… — Дальке, казалось, сжался в комок.
— Мало того, что сами ушли, вы еще увели с собой молодого солдата.
— Я его не принуждал.
— Зато уговорил, — заметил Лахман.
Дальке поднял голову и сказал:
— А с тобой, Лахман, я не разговариваю, я отвечаю на вопросы товарища унтер-офицера, понятно?
— Вы ошибаетесь, товарищ Дальке. Сейчас с вами не только я говорю, весь расчет говорит!
— Вон как! — Дальке отломил маленькую веточку и хлопнул ею по сапогу. С ехидной усмешкой он оглядел своих товарищей одного за другим.
Штелинг снял очки и не спеша начал протирать их. Бюргер, не шевелясь, уставился в землю. Гертель дружелюбно смотрел то на Хаука, то на Дальке. Пауль прислушивался к шуму моторов, доносившемуся со стороны автопарка. Шрайер мял пальцами сигарету.
— Не думай, что мы одобряем твою самоволку. Все товарищи ведут себя как полагается, и только ты один подводишь всех нас. Когда же ты возьмешься за ум? Ведь ты же наводчик орудия! А если бы во время твоего отсутствия объявили тревогу, что тогда? — сказал Лахман.
Дальке, даже не пошевелившись, буркнул:
— А ты получше старайся, чтобы поскорее смог заменить меня.
— Товарищи, не шумите попусту! — попытался утихомирить спорящих Шрайер. — Никакой тревоги никто не объявлял, так есть ли повод для спора? Дальке вернулся, он сделает для себя соответствующий вывод, и все…
— А мы здесь вовсе не спорим, товарищ Шрайер. Мы просто не имеем права оставлять такой проступок без внимания. Вот и пусть все товарищи выскажут свое мнение.
— Конечно! — буркнул Бюргер. — Товарищ унтер-офицер безусловно прав. Дисциплина есть дисциплина, и ее нужно соблюдать.
Бюргера поддержал Гертель.
— Когда я в прошлом году опоздал из городского отпуска, меня даже не наказали. И хотя у меня имелась уважительная причина, все равно, может, это было неправильно. Однако проступок Дальке нельзя оставить безнаказанным…
— Ну тогда наложите на меня взыскание, только кончайте поскорее этот цирк! — перебил Гертеля Дальке.
«Так вот кто тогда говорил о цирке, — встрепенулся Хаук. — Цирк, значит…» Унтер-офицер намеревался строго отчитать Дальке, но его опередил Пауль:
— Ты хоть раз видел, чтобы я самовольно покинул свой тягач? Не видел и не увидишь! Нужно быть серьезным, вот что я тебе скажу.
— Да ты прямо влюблен в свой тягач!
— Это гораздо лучше и полезнее, чем ходить в самоволки. Мы солдаты и всегда должны находиться на том месте, куда нас поставили.
— Хватит мне нотации читать! — небрежно махнул рукой Дальке. — Надоело!
— Нет, не хватит. — Штелинг нацепил очки на нос. — Наберись терпения и слушай, что тебе здесь говорят. В конце концов, мы в армии и не имеем права поступать так, как кому заблагорассудится. У нас коллектив, и твой поступок мы обязаны обсудить. Ты сам виноват!
— Вы, наверное, завидуете мне. Ведь вас со мной не было…
Дальке не успел закончить фразы, так как Пауль начал громко смеяться и никак не мог успокоиться. Вслед за ним засмеялись и другие солдаты.
Дальке с удивлением посмотрел на товарищей, которые хохотали до слез, а потом вдруг вскочил как ужаленный и, почесывая зад, бросился в кусты.
Когда солдаты немного успокоились, Пауль, с трудом сдерживая смех, объяснил:
— Извините, товарищ унтер-офицер… Дело в том, что Дальке сел на… муравьиную кучу. Муравьи заползли ему в брюки, в сапоги… — И он опять рассмеялся.
— Что ж, товарищ Пауль, придется разговор с ним отложить на завтра. Но его нужно закончить до стрельб. У нас все должно быть в порядке.
Все поднялись. Солнце клонилось к горизонту, и длинные тени от деревьев ложились на землю.
* * *Унтер-офицер Хаук лежал на койке, вспоминая разговор с солдатами. Он понимал, что ему еще придется много работать для того, чтобы добиться полного взаимопонимания с ними.
Правда, Дальке, когда обсуждали его проступок, оказался одинок, и это радовало Хаука.
Когда солдаты вошли в палатку, Дальке вытряхивал из сапога муравьев. Все ноги у него были сильно искусаны. Он даже не пошел со всеми в столовую и, наверное, не стал бы ужинать, если бы Шрайер не принес ему еду в котелке.
Хауку не спалось. В голову лезли невеселые мысли. «Завтра или послезавтра начнутся стрельбы, а в расчете — кто в лес, кто по дрова. Правда, Дальке они проработали, что, быть может, подействует на него лучше любого взыскания. Наводчик гаубицы в расчете самая главная фигура, а он фактически поставил себя вне коллектива. Не перегнули мы палку? Не обиделся бы он, ведь в основном от него будет зависеть, куда полетят снаряды: в цель или мимо».
При этой мысли Хаука охватило беспокойство. Кто знает, как станет держать себя наводчик. Хаук понял, что слишком мало и плохо знает своих подчиненных.
«Выходит, что я занимался с ними поверхностно. Выступал на общих собраниях с призывами, переоценивал способности расчета. В любой работе необходима конкретность. Нужно как можно скорее исправлять допущенные ранее ошибки».
