Олег Селянкин - Костры партизанские. Книга 2
— Давай трогаться, Афоня. Похоже, что сегодня нам опять здорово пофартило!
6Никак не ждал Каргин, что к нему в роту, да еще сегодня, заявится Николай Павлович. Не время сейчас для поверок, не время: с 3 августа началась операция «Рельсовая война», и в лагере роты Каргина сейчас, если даже всех бойцов собрать, человек сорок едва наскребется. Неужели забыл Николай Павлович об этом? Неужели забыл, что сам лично, подымая людей на эту операцию, убежденно говорил: мол, Советской Армии, которая сейчас ведет ожесточенные бои, наша партизанская помощь во как нужна; не только наша бригада, а все советские партизаны — около 200 тысяч — в ней участие примут, ибо должна эта операция захватить район протяженностью почти в тысячу километров, а в глубину — чуть поменьше.
Конечно, не мог он забыть такое.
Нет в роте ни одного случая грубого нарушения дисциплины. И все задания командования точно выполняются.
Тогда что же привело Николая Павловича сюда? Чего он уже столько времени сидит напротив Каргина и, щурясь от едкого дыма самосада, глядит на карту, развернутую на весь обеденный стол?
Терпеть не может Каргин подобной игры в молчанки! С детства не может терпеть.
— Последние фронтовые новости знаешь? — наконец спросил Николай Павлович.
И опять загадка: что имеется в виду? Каргин, например, знает, что еще 5 августа Советская Армия освободила Орел и Белгород. Теперь в бригаде есть уже две радиостанции, обеспеченные питанием, и поэтому известно ему даже и то, что уже 7 августа лондонское радио заявило на весь мир, что такого поражения, как под Орлом и Белгородом, немцы не испытывали даже в 1918 году, что, дескать, поколения будут вспоминать о том, как советские войска нанесли тяжелый удар фашистам, продемонстрировав тем самым свое могущество и мастерство.
Или Николая Павловича интересует, знает ли Каргин о том, что началась Смоленская операция? И об этом имеются сведения.
Многое знал Каргин, но на вопрос Николая Павловича предпочел ответить дипломатическим пожатием плеч.
— Так вот, мотай на ус: третьего августа товарищ Сталин был в действующей армии в районе Юхнова, а через день в селе Хорошево, что под Ржевом, имел беседу с генералом Еременко. Ну, как, тебе этот факт о чем-нибудь говорит? — торжествовал Николай Павлович.
От изумления и восхищения Каргин сначала не мог сказать ни слова, потом все же собрался с силами, спросил:
— Слышь, а это точно?
Удивленно дрогнула одна бровь Николая Павловича, но сразу же вернулась на свое место, и ответил он спокойно, без раздражения или обиды:
— По нашей линии поступают исключительно точные сведения. Или ты забыл, кто я по основной специальности?
Не забыл, конечно, просто не подумал об этом.
Немного помявшись, Каргин опять спросил:
— Эта новость только для некоторых или…
— Для всех, Иван Степанович, для всех. И чем скорее люди узнают это, тем лучше, — перебил его Николай Павлович. — Ведь уже был там товарищ Сталин, был! Значит, как фашисты ни старайся, все равно уже никак напакостить не смогут!
Теперь Каргин метнулся к карте, нашел Юхнов и Ржев. А вот Хорошево почему-то не было обозначено на ней…
— А ведомо ли тебе, товарищ Каргин, что в Белоруссии, где располагается фашистская группа армий «Центр», фельдмаршал Буш — ее командующий, напуганный успехами Советской Армии, держит в постоянной боевой готовности свыше семидесяти дивизий, до десяти тысяч орудий и минометов, около тысячи четырехсот танков и штурмовых орудий и почти тысячу боевых самолетов?.. К чему все это говорю тебе? Чтобы ты проникся важностью сегодняшнего момента. Чтобы сам понял и бойцам своим внушал: сейчас каждое задание особый смысл имеет, сейчас от выполнения любого задания многое зависит… Слышь, Иван Степанович, а где у тебя та карта? Которой ты в сорок первом году пользовался?
Каргин, секунды не раздумывая, потянулся к изголовью лежанки и из-под матраца достал карту. Самую обыкновенную, из школьного учебника. И только европейской части Советского Союза. Эта карта из школьного учебника и легла поверх оперативной. И оба молча наклонились над ней, побежали глазами по названиям городов, около которых виднелись карандашные пометки Каргина.
— Ты, помнится, стереть эти цифирки намеревался? — спросил Николай Павлович и сам сразу же ответил: — Хотя, пожалуй, не стоит: сбереги, как память, ребятня пойдет — вот им и покажешь, объяснишь, что к чему… А жена твоя где? Уже около часа сидим, а ее все нет.
— Ушла она. Как тебя увидела, так и ушла.
— Почему? Или я такой страшный? — взметнулась правая бровь Николая Павловича.
— Стеснительная она. И понимает, что комиссар бригады просто так не придет, что дело привело его сюда. Может, секретное, — с гордостью пояснил Каргин и сразу же выстрелил вопросом: — Говори уж, зачем пожаловал? Чую, не просто лясы точить.
Николай Павлович шутливо погрозил ему пальцем:
— Нет у тебя, Иван Степанович, должного почтения к начальству. На ломаный грош нет! — И тут же согнал с лица улыбку; сразу стала отчетливо видна усталость, старившая его на несколько лет. — Понимаешь, нам указана сегодняшняя лежка банды Черного. Вернейшим человеком указана.
— Он сообщил? — спросил Каргин, хотя и догадался, что такие сведения мог дать только Василий Иванович.
Николай Павлович, похоже, посчитал этот вопрос неуместным. Он продолжил, словно и не было его:
— Неужели упустим, а?
Он говорил еще что-то, но Каргин уже не слушал, он мысленно уже прикидывал, какими силами располагает, что может бросить против банды Черного. Как ни искал, все равно не мог наскрести даже сорока человек. И то лишь в том случае, если лагерь без присмотра бросить.
А сколько человек в банде Черного? Неизвестно. Потому и молчит об этом Николай Павлович…
Эх, если бы главные силы роты были здесь!
Посетовал и сам же урезонил себя: и с меньшими силами доводилось дела делать; в других ротах положение с людьми, видать, и того хуже, если Николай Павлович к нему пришел.
— Не в наших правилах, товарищ комиссар, от боевой работы бегать, — наконец сказал Каргин, поднимаясь. — Одного не пойму: ты-то лично чего ко мне шел? Неужто подумал, будто для меня письменный приказ силы не имеет? Кажись, не давал повода так…
— Не там корень ищешь, — поморщился Николай Павлович. — И не приказ, а просьба тебе высказана… Знал, что мало у тебя людей, вот сам и пришел. Чтобы с вами… Заодно с собой и директора нашей школы товарища Сазонова прихватил. Надеюсь, еще помнишь такого?.. И еще два учителя с ним…
Встреча с Федором (с месяц назад его забрали из роты) — большая радость, но дел сейчас так много, и таких важных, что Каргин посчитал неудобным высказывать ее, потому и пошутил неуклюже:
— Спасибо и за то, что без школяров их привел…
А еще примерно через час около землянки выстроились все, кто мог идти на задание. Считая Николая Павловича, Федора и двух учителей, их было тридцать девять. На левом фланге стояла Мария. Каргин в последнюю очередь глянул на нее и сразу же отвернулся, чтобы не травить сердце, и сухо скомандовал:
— За мной шагом… марш!
И только на марше, когда от лагеря рота отошла почти на километр, Николай Павлович, неумело притворившись забывчивым, достал из кармана гимнастерки листок бумаги и сказал, протянув его Каргину:
— Чуть не забыл.
Мельком взглянув на этот листок в косую линейку, вырванный из тетрадки, Каргин сказал с легкой обидой то ли на себя, то ли на кого другого:
— Тут по-немецки накарябано, а я…
— Ты на обратную сторону глянь.
Действительно, там был русский текст, напечатанный на машинке. Каргин торопливо бежит глазами по его строкам:
«Товарищ Каргин!Мы теперь члены Национального комитета «Свободная Германия». Вчера даже присягу приняли, в которой сказано: «Я, сын немецкого народа, преисполненный пламенной любовью к моему народу, моей Родине и своей семье, клянусь бороться против гитлеровского режима до тех пор, пока мой народ вновь не станет свободным и счастливым, пока позор фашистского варварства не будет сметен с лица земли, а гитлеровский фашизм уничтожен».
Как видите, теперь мы вновь стали настоящими немцами.
Пауль и Ганс».Каргин тогда и понятия не имел о том, что Национальный комитет «Свободная Германия» был создан на советской земле в июле 1943 года, какие задачи он перед собой ставил, но текст присяги был убедительнее иных многословных заверений. И Каргин очень обрадовался, что Пауль и Ганс живы и здоровы, что теперь они окончательно встали на путь честных людей.
Но спросил он спокойно:
— Можно, я письмо пока у себя оставлю? Ребятам показать бы надо.
