Бруно Апиц - В волчьей пасти
— Что здесь такое, почему вы нас не впускаете?
— Откуда вы? — спросил Рейнебот.
Унтерштурмфюрер, говоривший от имени других, злобно рассмеялся.
— Этот еще спрашивает, откуда мы! Нам американцы наступают на пятки, а вы здесь, видно, все еще живете тихо и мирно. Ну, открывайте же врата рая!
Рейнеботу ничего не оставалось, как приказать, чтобы пропустили эшелон. Эсэсовские конвоиры, сторожившие жалкую толпу, начали прикладами поднимать людей. Рейнебот помчался назад в лагерь. У него голова шла кругом: еще сегодня должна была начаться эвакуация, а вместо этого в лагерь вливались новые тысячи заключенных. Выругавшись, соскочил он с машины. Клуттиг уже находился у него в кабинете.
— Сердечно поздравляю с успехами на пути к отставке! — злобно бросил ему Рейнебот.
Клуттигу было не до шуток.
С нервным смехом Рейнебот бросился на стул.
— Пожалуйте, не стесняйтесь! Его величество господин лагерный староста позаботится о том, чтобы всех разместили. Захочет — и без следа исчезают сорок шесть человек. Отчего же и не три тысячи?..
— Заткни хайло! — рявкнул Клуттиг, раздраженный насмешками. — Если бы я не слушал тебя, их давно уже прикончили бы в каменоломне.
— Ба-ба-ба! — воскликнул Рейнебот, подражая начальнику лагеря. — Выполнить приказ осторожно и умно! Да простит мне бог, я так и действовал. — Он подскочил к окну. — Гунны идут!
По подъездной дороге двигался подгоняемый конвоем эшелон. Машинам приходилось отъезжать в сторону и останавливаться. Из здания комендатуры высыпали блокфюреры. Клуттиг и Рейнебот тоже поспешили выйти. Они приказали страже открыть железные ворота. Клуттиг направил блокфюреров на апельплац и приказал оцепить его. Пинками и ударами прикладов конвоиры-эсэсовцы погнали заключенных в ворота. Создалась ужасная толчея и путаница. Тесный проход сдавливал вливавшуюся в ворота массу, которая затем, подобно гигантскому пчелиному рою, растекалась по апельплацу. Гул возбужденных голосов перекрывался бранью и окриками блокфюреров. Они взялись за руки и, действуя сапогами и коленями, сдерживали натиск. У многих из пригнанных сюда уже не было сил, чтобы стоять. Задыхаясь, они со стоном опускались на землю. Ворота заперли. Эсэсовский конвой ушел в казармы.
В первых рядах бараков заключенные прилипли к окнам.
— Староста лагеря, все старосты блоков и лагерная охрана — к воротам! — раздался в громкоговорителе голос Рейнебота.
Что опять случилось? Парализованный неопределенностью, лагерь насторожился. Заключенных из лагерной охраны приказ обрадовал: он означал, что прекращаются их мнимые поиски. Они выскочили из тех бараков, где в эту минуту находились, собрались перед своей штаб-квартирой и поспешили во главе с капо через апельплац к воротам, по дороге соединившись со старостами блоков.
Кремеру не пришлось выстраивать людей и, как обычно, рапортовать Рейнеботу. Тот сразу же отдал приказ:
— Немедленно поместить всех в лагере, распределить по баракам.
Выполняя распоряжение Клуттига, лагерная охрана, сменив блокфюреров, образовала цепь вокруг толпы новоприбывших. Кремер сразу оценил сложившуюся ситуацию и понял, что властный тон Клуттига и Рейнебота показывает всего лишь их неспособность справиться с задачей. Нужно избрать правильную тактику, и тогда он овладеет положением. Освободившиеся блокфюреры уже готовы были, подобно свирепым псам, накинуться на измученных людей. Кремер начал действовать.
— Старостам блоков подходить по очереди! — распорядился он.
Блоковые мгновенно построились в две шеренги.
— Смирно!
Не обращая внимания на Рейнебота и Клуттига, Кремер подошел к оцепленной толпе.
— Товарищи! — крикнул он. — Вас сейчас распределят по сто человек на блок. Товарищи из лагерной охраны составят группы и поведут вас в бараки. Соблюдайте дисциплину и порядок! Тогда дело пойдет живо!
Капо лагерной охраны разделил свою команду на группы по десять человек, которые в свою очередь выделили по десять человек из массы новоприбывших, и начали составлять партии по сто человек. Все это происходило, правда, не так гладко, ибо усталыми людьми нельзя было командовать, как полком солдат. Однако заключенные инстинктивно шли, куда надо, и это лишало блокфюреров повода вмешиваться в распределение. Они были вынуждены предоставить заключенным самим распределяться и лишь здесь и там подгоняли особенно слабых ловко нацеленными ударами сапога. Тем временем Кремер вызывал отдельных старост, и вскоре первые группы уже двинулись по апельплацу вниз. За какой-нибудь час все было окончено. Блокфюреры удалились, а Рейнебот и Клуттиг все еще стояли и смотрели: один — с презрительно-насмешливым видом, барабаня пальцами по борту кителя, другой — злобно. Но вот Кремер, сняв фуражку, доложил:
— Приказание выполнено. Прибывшие размещены по баракам.
Клуттиг выпятил нижнюю челюсть.
— Вы, видно, уже чувствуете себя командующим, а?
И как всегда, стоя перед Клуттигом, Кремер и на сей раз вынужден был сдерживать в себе прилив ненависти, чтобы еще более не рассердить этого опасного человека. Но оставить провокационный вопрос без ответа значило бы подтвердить его.
— Нет, гауптштурмфюрер, я только исполнил ваше приказание.
— Исполнил приказание! — заорал Клуттиг. — Если до полудня те сорок шесть мерзавцев не явятся, я прикончу вас своими руками!
Этот неожиданный оборот разговора послужил Кремеру предостережением: он втайне надеялся, что поиски сорока шести человек заглохнут, как заглохли поиски ребенка. Однако на угрозу надо было как-то реагировать. Но разве найдешь правильный ответ в мгновение ока?
Тут его совершенно невольно выручил Рейнебот.
— Лагерная охрана пусть продолжает поиски, понятно?
— Так точно! — ответил Кремер и облегченно вздохнул.
— Идите.
Когда партии по сто человек ввалились в бараки, там началась суета. Многие истомленные пришельцы падали, как попало, на радушно освобожденные нары или со вздохом облегчения растягивались на полу, не видя и не желая видеть ничего вокруг. На лицах этих затравленных людей можно было прочесть радость: наконец-то после тяжких скитаний у них опять крыша над головой.
Бохов, замещая Рунки, тоже привел в свой барак сто человек. Он распределил их по нижнему и по верхнему этажам, сдерживая любопытных обитателей блока.
— Дайте им отдохнуть. Напоите их. Кто может, уступите им кусок хлеба!
Достав из шкафа свой паек, он отдал его. Примеру Бохова последовали и другие. Дневальные принесли кофе. Заключенные притаскивали одеяла, устраивали для пришельцев постели. Многие из обитателей освобождали свои места на нарах и укладывали больных. Никто уже не думал о том, что пользоваться постелями днем было строго запрещено.
— Кто еще станет нам теперь запрещать? Кладите товарищей сюда!
С тела прибывших стаскивали грязные лохмотья, и измученные люди, растягиваясь на нарах, всхлипывали от счастья. Спать, спать, ничего не нужно — только спать! Даже голод отступал перед этой более сильной потребностью. Когда в бараке стало тише и самые выносливые из новоприбывших немного пришли в себя, Бохов мог побеседовать с ними. Окруженные любопытными, они рассказывали о своих скитаниях.
Прошло немало недель с тех пор, как их эвакуировали из подземного лагеря близ Нордгаузена, где в недрах горы был устроен завод реактивного оружия. В пути они сливались с эшелонами заключенных из Гальберштадта, Мюльгаузена и Лангезальцы. Их кидали то туда, то сюда меж двух фронтов. Эсэсовцы гнали их вперед, удирая от наступающих американцев. Особенно туго приходилось вблизи фронта. Их длинные эшелоны служили удобной мишенью для штурмовиков, которые, по-видимому, не могли распознать, что это заключенные, и беспощадно палили по колоннам. Потери были колоссальные, даже если не считать больных и окончательно обессилевших, которых пристреливали в дороге эсэсовцы и — когда проходили через населенные пункты — члены гитлерюгенда. Нередко эшелонам приходилось пробираться проселочными дорогами, так как шоссе были забиты танками, орудиями и марширующими колоннами солдат. Усиливая тарахтенье и трескотню на дорогах, бешено проносились мотоциклы и машины с офицерами. И среди всей этой военной сумятицы — толпы гражданского населения. Так побежденные откатывались назад по дорогам Тюрингии. На обочинах шоссе валялись целые горы артиллерийского снаряжения, которое отступающие не могли захватить с собой, настолько стремительным было их бегство!
С большим вниманием слушали обитатели барака эти сообщения. Вот, значит, что творилось за стенами лагеря! Как близок должен быть фронт, если уже в Тюрингии идет такая эвакуация! И в других бараках заключенные узнавали о событиях. Надежда возникла в набитом людьми лагере. Ведь со дня на день можно было ожидать появления американского авангарда.
