Евгений Рябчиков - Поединок на границе
В кошаре было тихо. Пока ели, вроде бы и холода не замечали, кончили — и как-то сразу стало зябко.
Сергей Сергеевич предложил сыграть в «Кого любишь?». Он проворно схватил Калмагамбета и закидал сеном и еще сверху навалился на него.
— А ну, говори, кого любишь?
— Маму…
— Маму и так любить должен, а ну, отвечай…
Калмагамбет вертелся, пытался высвободиться из-под кучи сена и никак не мог. А учитель снова допытывался:
— Отвечай, кого любишь?
— Свою школу…
— То-то же…
И тут Калмагамбет услышал, как злобно зарычала Каштанка. Он подумал: «Собака идет на выручку». Сено стало внезапно легкое, и Калмагамбет одним махом сбросил его с себя. И тут он увидел Сергея Сергеевича. Прильнув к двери, тот что-то высматривал в щелку. Сдув с себя труху, Калмагамбет тоже заглянул в щелку и отпрянул:
— Кто это? В белом маскхалате… Чудно тащит за собой какую-то щетку.
Сергей Сергеевич снял очки, протер их и снова надел:
— Думаю, Калмагамбет, чужой человек. Идет от границы, след заметает.
Учитель снова прильнул к щели и стал следить за незнакомцем. Следил до тех пор, пока тот не исчез из виду.
— Вот что, Калмагамбет, — останешься с Каштанкой здесь. Я должен не упустить этого человека. Пограничники, конечно, обнаружат след, но неизвестный за это время может дойти до полустанка и уехать на поезде. Тогда придется искать долго. Вот тебе спички. Будет холодно — костер разведешь… Смотри только не спали все.
Сергей Сергеевич вытащил из патронташа два патрона с зеленым «пыжом» и загнал в ствол. Приготовленные на волка, они были снаряжены картечью.
— И я с вами, Сергей Сергеевич, — попросился Калмагамбет, хотя и понимал: за учителем он не поспеет на лыжах. Сергей Сергеевич укоризненно покачал головой: дескать, будь мужчиной.
Калмагамбет остался один в кошаре. Он позвал к себе Каштанку. Собака прижалась к нему, норовя лизнуть лицо. Но скоро улеглась в его ногах. Стало тихо. Было слышно, как ветер бросал на ворота пригоршни снежной крупы. Ворота жалобно поскрипывали. Где-то под полом возились мыши. Стало жутко. Чтобы побороть страх, Калмагамбет начал размышлять: «Сергей Сергеевич, наверное, уже нагнал нарушителя. Надо было уговорить его и пойти вместе. Вдвоем ведь не один… Интересно, а что сейчас делают дома, очевидно, уже ужинают…» С этими мыслями Калмагамбет задремал. Вдруг Каштанка зарычала и бросилась к воротам. Калмагамбет открыл глаза. Каштанка кубарем отлетела от ворот прямо к его ногам. «С чего бы это?»
По-прежнему шелестел снег, перегоняемый ветром. Только мышей почему-то не слышно было. Калмагамбет решился подойти к воротам. Он взглянул в щелку: вверху перемигивались звезды, а на земле светились какие-то зеленоватые огоньки. Тревожно забилось сердце. Кошару обложили волки. Голодные, они искали добычу. Каштанка щетинилась и злобно рычала.
Калмагамбет видел через щель, как то и дело мелькали фосфорические огоньки. Что делать? Было бы ружье, он бы их так пугнул. Может, выгнать Каштанку: пусть ее растерзают и уйдут. Нет, Каштанку он не отдаст. На всякий случай Калмагамбет вооружился лыжной палкой и стал прислушиваться к тому, что делалось за кошарой. Не раздастся ли знакомый скрип лыж? Но свистел только ветер да выли волки. Калмагамбет, повернув ухо в ту сторону, куда ушел Сергей Сергеевич, ловил каждый шорох. И тут до его слуха донеслось приглушенное эхо двух выстрелов. Так стрелял в овраге по зайцу Сергей Сергеевич. Через мгновение Калмагамбет уловил еще один сухой хлопок. Он понял: там идет схватка. Ему до смерти жалко учителя. Хотелось броситься из кошары, надеть лыжи и бежать ему на помощь. Но куда там — выход сторожили волки. Как же помочь учителю? А помочь надо, надо, надо… Может, он уже истекает кровью? Где же выход? Эх, дать бы сейчас знать пограничникам, они бы выручили Сергея Сергеевича…
Калмагамбет лихорадочно искал способ, как помочь учителю. Он щупал карманы, искал перочинный нож, а нащупал коробок спичек. И тут его осенила догадка: «А спички чем не оружие?» Ведь волки боятся огня. Калмагамбет быстро-быстро стал накручивать на палку сено. «Подожгу — волков разгоню и пограничникам дам сигнал». Он подошел к воротам и заглянул в щелку: волки сидели на снегу, терпеливо ждали добычу. Калмагамбет чиркнул спичку и поднес к факелу. Огонь мгновенно побежал по сухим стебелькам. Мальчик сунул факел к щели и ветер в миг раздул огонь. Ногой распахнув ворота, Калмагамбет с горящим факелом выбежал из кошары. Тотчас исчезли фосфорические огоньки. Калмагамбет воткнул факел в снег, а сам устрашающе заулюлюкал. Сено горело быстро. Факел стал тухнуть. Тогда он принес из кошары целую охапку сена и бросил в огонь. Пламя разметалось, забушевало. Со стороны границы взвилась красная ракета.
— Заметили! Заметили! — радостно заплясал Калмагамбет и снова побежал в кошару за сеном. Он бросил его в огонь. Кругом стало светло. Из-под ног с каким-то радостным визгом бросилась в темноту Каштанка. И тут он услыхал шуршание лыж. В пляшущих бликах огня появился человек в рваном маскхалате, за ним устало шел Сергей Сергеевич, держа ружье наперевес. А с другой стороны послышался лай овчарки. На огонь бежали пограничники.
ЧУЖОЙ СЛЕД
На улице густо метелило. Снег забил все окна. В комнате стало темно. Момыш-улы отодвинул в сторону книгу и подошел к окну. Интересно, что там за кутерьма?
Недовольный тем, что Момыш-улы променял книгу на бесполезное занятие, отец привстал с кровати и упрекнул:
— Чем зря глазеть в окно, пошел бы капканы убрал. А то снегом занесет, потом не разыщешь. — Немного помолчав, добавил: — Мне что-то не дюжится, поясницу ломит…
Схватив пальто, нахлобучив на ходу шапку, Момыш-улы выбежал из комнаты. Вытащив из-под застрехи широкие лыжи, он заскользил к просеке.
Дорогу Момыш-улы знал хорошо. Отец в погожее время часто брал его с собой в обход, показывал, где кормятся косули, фазаны, рассказывал о лесе. В сильные морозы они заходили греться к пограничникам.
…Момыш-улы быстро дошел до границы. Где-то в стороне мелькнул полосатый столб. Начиналась прямая, как проспект, просека. Быстро найден первый капкан. Он был поставлен на волка и привязан цепью к толстой сосне. Отломив от сосны сучок, Момыш-улы ткнул им в приманку. Лязгнули туго натянутые пружины, сучок как топором перерубило. Момыш-улы поднял капкан и пристроил его на сосне. Пошел искать второй. Метель усилилась. Ветер выжимал из глаз слезы. Пришлось рукавицей прикрывать лицо.
Над просекой тревожно гудели провода телефонной линии. Вдруг Момыш-улы почувствовал, что идти стало легче: заскользил по чьей-то свежепроторенной лыжне. Он остановился, огляделся. По следам от палок Момыш-улы определил, что лыжник двигался от границы.
«Бежать на заставу!» — подумал Момыш-улы. Но тотчас отбросил эту мысль. Пока доберешься, нарушителя и след простынет. И Момыш-улы решил пойти по чужому следу. Может, удастся подсмотреть, каков он из себя, этот лыжник. Тогда пограничники будут знать, кого искать.
Обогнув кусты, Момыш-улы вышел на болото. На ровном месте лыжню уже успело замести. Еще сильнее заработал палками. Где-то недалеко должна быть дорога, утрамбованная тяжелыми самосвалами. Наверное, к ней и хочет выйти нарушитель. Попросится на машину — попробуй тогда найти! Да и кого искать? Приметы его неизвестны.
При одной этой мысли у Момыш-улы прибавилось силы. Он еще быстрее заскользил по лыжне. Внезапно до его слуха донеслось гудение самосвала — дорога совсем близко.
Вскоре лыжня запетляла между кочек и редких чахлых сосенок. И тут Момыш-улы увидел его. Проваливаясь в снег, он изо всех сил старался побыстрее выбраться на дорогу. Вот уже поднялся на насыпь, зверовато оглянулся и начал «голосовать». Из-за сугроба, наметенного у обочины, видно было, как остановился самосвал. Момыш-улы закричал что есть мочи, — может, шофер услышит. Но он не услышал. Хлопнула дверца кабины, самосвал тронулся с места.
Момыш-улы прошел еще несколько шагов и остановился. Такая досада его взяла: не успел рассмотреть этого человека. «Однако что же я стою, а след?»
Он подошел к обочине дороги. Следы уже начинало заметать. Момыш-улы сломал несколько прутиков и измерил, как учил его в отряде юных друзей пограничников сержант Афанасьев, ширину шага, длину и ширину подошв. Потом нагнулся, сдул с отпечатка снежинки и заметил небольшую вмятину на каблуке и носке. «Это от железок», — решил Момыш-улы. Нашел трухлявый березовый пень, отодрал от него бересту и положил ее на отпечаток, чтоб не засыпало снегом. А рядом воткнул прутик.
Теперь быстрее на заставу: надо все рассказать пограничникам. По знакомой лыжне Момыш-улы побежал обратно. Вскоре ему стало жарко. Он сбросил с себя пальто. Стемнело. Вдруг дорогу преградили два зеленых огонька.
