Геннадий Семенихин - Жили два друга
– Машинистка – последняя дверь налево.
Демин прошел по нескончаемому коридору сквозь чад примусов и керогазов. Oн был в штатском и нарочно без орденов. «С орденами явишься – больше сдерут», – рассудил он. На стук вышла старенькая женщина в седых буклях, в наброшенной на плечи серой шаля, длинном старомодном платье и мягких домашних туфлях о облезлым мехом.
– Проходите, – сказала она равнодушно.
В маленькой комнатке, заставленной книжными полками, двумя аквариумами и маленьким столиком, женщина взяла в руки тетрадь и ахнула, увидев, что страницы ее исписаны с обеих сторон.
– Здесь больше четырехсот, – определила она. – Я беру рубль за страницу. Триста целковых давайте сразу, остальные потом. Без задатка не возьму.
Демина прошиб холодный пот – он и подумать не мог, что это так дорого.
– Но у меня с собою только сто, – растерялся он.
– Давайте сто, – равнодушно согласилась седенькая женщина, – через пять дней принесете остаток… Через пять дней работа будет готова.
– Можно и утром прийти? – усомнился Демин.
– Хоть на заре, – последовал ответ.
Он взял в сберкассе еще сто девяносто девять рублей и с ужасом подумал о том, что ему придется просить машинистку подождать с остальными деньгами. «Часы предложу в залог, – решил Николай, вспомнив неприступно-холодное лицо старушки. Он пришел к ней не на заре, но довольно рано. Только что пробило восемь. Комкая в кармане синюю сторублевку и три красных тридцатки, Демин потоптался у порога, прежде чем постучать. Старушка распахнула дверь моментально, и он удивился перемене, происшедшей с нею.
– Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек. Смелее вторгайтесь в мою каморку. Между прочим, меня зовут Фаина Израилевна. Может, выпьете со мною стаканчик чаю? С лиманом, между прочим. И булка с маслом найдется.
«Вероятно, она меня с кем-то путает, – подумал Демин, но, увидев на столе толстую стопку белых листов и на первой странице крупным шрифтом отпечатанное:
«Николай Демин. Ветер от винта. Повесть», он перестал сомневаться. «Черт побери! Я же фамилию Лени не поставил впереди своей, – мысленно выругал он себя, – а, да ладно. Все равно пустая затея!»
Тем временем Фаина Израилевна накрыла на стол, и Демин, ничего не евший со вчерашнего вечера, с удовольствием выпил чашку сладкого чая. Дожевывая булку, он думал о расчете.
– Рукопись ваша, как видите, уже готова, – говорила в это время Фаина Израилевна. – Я так спешила, что, думаю, двадцать-тридцать описок вы найдете, но не больше.
– А я вот о другом думаю, – отодвигая блюдце, признался Николай, – о том, что у меня в кармане всего-навсего сто девяносто девять рублей.
Фаина Израилевна рассмеялась мелким, дребезжащим смешком.
– Скажите, пожалуйста, какая точность. Почему не сто девяносто пять, не сто девяносто семь, ну, наконец, не двести? А? Молчите молодой человек? Да? Ну так я вам тогда на этот вопрос отвечу. Потому что вы сняли со своей сберкнижки последнюю сумму, а кассирша уговорила оставить рубль, чтобы не закрывать счет. Правильно я говорю?
– Правильно, – рассмеялся Демин, которому сразу стало легко, – как в воду глядели.
– Вот видите, какой я провидец, – вздохнула Фаина Израилевна и стала убирать посуду. Остановившись у буфета с чайником в руке, она гордо вскинула голову, так что седые букли всколыхнулись над морщинистым лбом. – Молодой человек, – сказала она назидательно, – так знайте же, что из этих ваших ста девяноста девяти рублей я ни одной копейки не возьму. Когда человек снимает последние деньги, он очень и очень нуждается.
– Но как же? – снова растерялся Демин.
– А так, – отрезала машинистка. – Когда сможете, тогда и вернете мне этот долг.
– Но возьмите у меня хотя бы сто, – взмолился Демин, – я как-нибудь перебьюсь, а вы ведь тоже не миллионерша.
За стеклами старомодного пенсне глаза Фаины Израилевны оскорбленно блеснули.
– Молодой человек! – произнесла она с осуждением. – Известно ли вам, что я не только статистические отчеты и пояснительные записки к дипломным проектам перепечатываю? Ко мне и писатели иногда приходят. Вот в прошлом году пришел ко мне Лев Бухман и оставил повесть. Я читала и смеялась до слез. Знаете, о чем эта повесть? Он поехал осушать болота по какому-то грандиозному плану, а она тем временем ему изменила. Тогда он явился в город и устроил ей развод. А потом опять уехал на болото и нашел красивую экскаваторшу. А она уехала из города в Архангельский край и там тоже кого-то полюбила. И знаете, как называлась эта повесть?
«Люди ищут счастья». И он еще, этот литератор, имел неосторожность меня спросить: «Ну как?» Я ему ответила на это «ну как». Знаете, что я ему сказала? Я сказала ему: «Дорогой товарищ, вы можете научиться управлять экскаватором, сеять хлеб и даже строить дома. Но писать о живых людях вам никогда не научиться».
Он, разумеется, ушел гордый и оскорбленный.
– Вы хотите сказать, что я тоже… – грустно улыбнулся Демин, но Фаина Израилевна, возвысив голос, прервала его.
– Молодой человек, я уже старая женщина и прожила очень трудную жизнь. И в этой жизни я научилась любить и понимать красивое. И архитектуру, и природу, и книги. Вы можете на меня положиться, молодой человек. То, что вы написали, необыкновенно. Я, конечно, не скажу, что это Тургенев или Толстой, но, честное слово, ни тот, ни другой об этом не написали бы при всем своем желании. Это так ново, так потрясающе.
Я никогда и подумать бы не могла, какие это благородные люди – летчики. Какие они по-рыцарски чистые и смелые. У меня до сих пор в ушах рев моторов слышится, и я вижу эти самые желтые… ну как они называются у «мессершмиттов» на носу.
– Коки, – весело подсказал Демин.
– Да, да, коки, – засмеялась старая машинистка. – Как видите, я даже авиационными терминами на старости лет стала овладевать.
А Фатьма Амиранова, это великолепная душа! Ее трагическая гибель… Конец несколько слабоват, но в целом книга изумительна. Берите ее поскорее и несите в издательство. А должок… должок вы мне вернете, да еще и торт плюс к тому принесете в качестве подарка.
Уж я-то знаю, что так и будет, поверьте. – Закрывая за ним дверь, она скороговоркой спросила: – Да, между прочим, а почему заключительная часть другою рукой написана. Жена, наверное, помогала?
Но Демин, быстро шагавший по коридору, на этот вопрос не ответил.
В тот же день он отнес рукопись в редакцию литературного журнала «Восход». Демин знал, что журнал этот, выходящий солидным тиражом, печатает произведения многих известных советских писателей, что редактирует его Сергей Батурин. Когда-то давно, в шестом или седьмом классе, изучал он его роман в двух книгах «Голытьба» и до сих пор помнил из этого романа целые главы о тяжелой, беспросветной жизни крестьян в предреволюционные годы. Тогда же Демин прочитал еще одну книгу Батурина, которую они уже не проходили в школе. Это были рассказы о моряках и такие захватывающие, что мальчику долго потом снились по ночам отчаянные океанские штормы у далеких берегов Австралии, страшные бои в Цусимском проливе. А с портрета, вклеенного в эту книгу, смотрел на него бравый моряк с короткой спортивной прической и полными добрыми губами, готовыми задрожать в усмешке.
Неужели к этому знаменитому писателю надо теперь идти? Но кто же, как не он скажет решающее слово?!
И Демин открыл тяжелую дверь в редакцию журнала «Восход». Справа и слева в маленьких комнатках стрекотали пишущие машинки, раздавались мужские и женские голоса. Коридор упирался в дверь, на которой висела табличка: «Главный редактор». Ощущение робости в Демине исчезло, он снова почувствовал себя летчиком и смело толкнул эту дверь. В приемной сидела молоденькая белобрысенькая девчушка, равнодушно подтачивала пилочкой ногти.
– Вам кто нужен? – спросила она, не поднимая головы.
– Главный редактор.
– А зачем, если не секрет?
– Повесть хочу отдать на прочтение.
Белый бант на белобрысенькой голове насмешливо шевельнулся.
– Рукопись можете оставить у меня, а Сергей Кузьмич принять вас, к сожалению, сегодня но сможет.
У него через десять минут начнется заседание редколлегии.
– А мне нужно к нему всего на две, – дерзко заявил Демин. – Я хочу, чтобы эту повесть прочитал именно он, товарищ Батурин.
Неизвестно, чем бы это препирательство окончилось, если бы дверь кабинета в ту минуту не распахнулась и на пороге ее не появился высокий человек с густой, сильно поседевшей шевелюрой и усталыми внимательными глазами. Демин мгновенно вспомнил портрет в книге. Тот же разлет бровей, те же добрые полные губы.
– Сергей Кузьмич, выслушайте меня, – смело обратился к нему Демин.
Светло-серые глаза заинтересованно скользнули по старенькой гимнастерке Николая и начищенным до блеска орденам.
– Летчик? – рассмеялся он неожиданно. – Откуда ты здесь такой нарядный? Сегодня не День Воздушного Флота, а ты при всех орденах и медалях. Ну ладно, что с тобою поделаешь, заходи. Но не больше чем на две минуты. Сам слышал, как ты у нашей Олюшки просился.
