Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника
Если раньше, когда эшелоны противника ходили со скоростью шестьдесят километров в час, было достаточно пяти-шести килограммов тола, в особенности под уклоном, чтобы пустить под откос паровоз и двадцать — двадцать пять вагонов, то теперь, когда эшелоны ходят с меньшей скоростью, приходится увеличивать заряды до двенадцати — пятнадцати килограммов и посылать больше людей. Маленьким группам легче проскочить незамеченными, но зато требуется больше времени, чтобы заложить заряд. Большим же группам труднее просочиться незамеченными, зато в случае опасности они могут вступить в бой с охраной и выйти победителями.
Посоветовавшись с подрывниками Сермяжко, Иваном Любимовым, Шешко а другими, мы решили создать двенадцать групп по пятнадцать человек и вооружить каждую группу ручным пулеметом.
Через пять дней из Минска возвратилась Анна и привела в лес Веру Зайцеву, жену Гуриновича. Она была беременна и никак не хотела оставить Минск; много сил пришлось потратить, чтобы уговорить ее. Окинув взором лагерь, Вера спросила:
— Где мой муж?
Комиссар, поздоровавшись с ней, сообщил, что он ушел на железную дорогу подрывать вражеские эшелоны. Вера долго смотрела ему в лицо, затем тихо проговорила:
— Может, погиб? Скажите. Я хочу знать правду, какая бы она ни была…
Малев повел ее к женщинам, а мы с комиссаром позвали Анну в штабную землянку. Она рассказала, что руководитель подпольной группы инженер Матузов также хочет встретиться со мной и просит, чтобы Анна принесла побольше антифашистских листовок. Матузов сообщил, что в Минске усилился террор. Родин подробно расспрашивал Анну и записывал новые факты для листовок.
Я выбрал то, что могло интересовать Центральный Комитет партии и военное командование, и послал радиограмму в Москву. 10 мая 1943 года получил ответ:
«Вышлите группу в район озера Палик для встречи группы Козлова, которая направляется в ваше распоряжение».
Встречать группу вышли партизаны во главе с Малевым. Через несколько дней Малев привел прибывших.
— Кто из вас Градов? — спросил один из них.
Я отозвался.
— Капитан Козлов, Александр Федорович, с шестью бойцами прибыл в ваше распоряжение, — четко отрапортовал он и показал рукой на стоявших чуть в стороне шестерых молодцов.
Я подошел к ним и поздоровался. Прикладывая руки к пилоткам, они представились: Иван Сидоров, Михаил Маурин, Павел Грунтович, Гавриил Щетько, Иван Шевченко, Иван Сабуров.
— Газет принесли? — спросил комиссар.
— Принесли, и книг целый мешок, — ответил Козлов и стал угощать нас папиросами.
Я всматривался в загорелое, мужественное лицо Козлова, блестящие черные глаза. Из-под расстегнутой телогрейки сверкал орден Красного Знамени.
Вскоре мы с комиссаром ближе познакомились с Козловым и его бойцами. Большинство из них были белорусы, уроженцы окрестностей Минска, с первых дней войны воевавшие на фронте. Козлов рассказал, что бойцы прошли боевую подготовку для партизанских действий.
— Двенадцатого мая тысяча девятьсот сорок третьего года вылетели самолетом на запад. Из-за шума моторов «Дугласа» почти не было слышно слов. Бойцы объяснялись главным образом жестами.
Темнело. Самолет набирал высоту. Чувствовалось приближение линии фронта. В ушах слышался треск — это от разреженного воздуха; где-то в стороне блеснули луч прожектора и зарево пожара. Уклонились влево, и больше ничего не было видно. Но вот инструктор, сопровождавший десантников, сообщил, что линия фронта позади. Самолет стал снижаться. В воздухе находились уже пятый час. По времени должны быть у места назначения. Но самолет идет все дальше. Смотрим вниз. В стороне вправо — большие костры. Вспоминаю сигналы. Это наши, сомнений нет.
Самолет разворачивается и идет на снижение. Внизу блеснула вода — это озеро Палик. Вот сирена-гудок — приготовиться. Подходим к обеим дверям дружно, двери открыли. Холодной сильной струей хлестнул воздух. Высота четыреста метров. Мы приготовились к прыжку. Три частых гудка — это значит «Пошел!». И мы, как горох из мешка, один за другим вывалились из дверей самолета и через двадцать пять секунд были уже на земле… Два дня отдыхали на базе бригады «Дяди Коли», а четырнадцатого мая выступили на соединение с вами. В пути встретились с вашей группой, — закончил Козлов.
Комиссар попросил Козлова рассказать, как живет Москва, как трудятся советские люди…
Козлов стал рассказывать. Партизаны, затаив дыхание, слушали и радовались, что рабочим удалось эвакуировать ценнейшее оборудование фабрик и заводов из районов, занятых противником. Партизаны долго расспрашивали Козлова о «катюшах», о новых танках, самолетах. Партизаны-москвичи опасались, нет ли разрушений в столице, и называли улицы, даже дома.
— Теперь уже гитлеровская авиация не осмеливается показываться над Москвой, — закончил свой рассказ Александр Козлов.
Мы решили, что вновь прибывшие товарищи должны провести беседы с крестьянами, и утром они вместе с нашими партизанами и комиссаром отправились по деревням.
К полудню в лагерь вернулся Меньшиков.
— Задержали немецкого полковника и офицера-летчика, — доложил он.
— Где?
— В деревне. Приехали они на грузовой машине вместе с женщинами и двумя детьми. Полковник, насколько я понял, требует, чтобы его отвели к командиру.
— Поезжай и привези его, — сказал я.
Меньшиков вскочил на коня и поскакал обратно. Я нашел Карла Антоновича, и мы вышли за линию лагеря.
Спустя некоторое время послышался гул мотора, а вскоре показалась и машина. На ступеньках кабины по обеим сторонам с автоматами в руках стояли Леоненко и Назаров. Я поднял руку, и машина остановилась. Открылась дверца, вышел немецкий полковник. Он был в новенькой форме.
— Гутен таг, камараден! — приложил он руку к фуражке.
С другой стороны кабины вылез с автоматом через плечо капитан немецкой авиации. Он также по-военному отдал честь. Карл Антонович сказал им, что я командир отряда. Летчик молча отдал автомат. Полковник начал снимать с себя пистолет, его примеру последовал и летчик.
Я спросил, что они намерены делать. Добрицгофер перевел мой вопрос и, сразу же повернувшись ко мне, сказал:
— Они больше не хотят воевать за Гитлера и поэтому сдают оружие.
— Передай, что тех, кто добровольно переходит на нашу сторону, мы не обезоруживаем, — сказал я.
Карл Антонович перевел, а я наблюдал, какое впечатление произведут на них мои слова. Я с расчетом оставил им личное оружие, чтобы они больше верили нам. Два немца, вооруженные пистолетами, все равно опасности для нас не представляли.
Слушая Карла Антоновича, полковник становился спокойнее. Своими тонкими пальцами он сжал мою руку и начал что-то быстро говорить, но, вспомнив, что я не понимаю по-немецки, повернулся к Добрицгоферу.
— Полковник говорит, что не ошибся, веря в советских людей. Он благодарит вас за доверие, — переводил Карл Антонович.
Полковник и летчик слегка поклонились. Полковник опять начал говорить и показал на кабину машины. Только теперь я увидел двух смуглых женщин. Одна из них была очень красива. Там же были два взъерошенных малыша.
— Полковник говорит, что привез двух женщин-евреек и надеется, что партизаны их приютят, — сказал Карл Антонович.
В знак согласия я кивнул головой и пригласил всех в лагерь.
Партизаны подходили поближе, рассматривая неожиданных гостей.
Мы расположились в шалаше. Добрицгофер спросил, не хотят ли немцы пообедать. Они отрицательно покачали головами. Полковник достал свои документы и начал рассказывать.
Ему в 1943 году исполнилось сорок пять лет. Его отец был офицером. Сам он участник первой мировой войны на русском фронте; потом кончил военную академию. До осени 1942 года руководил в Гамбурге противовоздушной обороной, потом был переведен в Минск на ту же работу. В Минске ему пришлось побывать в Тростенецком лагере смерти, видеть массовые казни, и он понял, что является слепым орудием преступников. Начал искать выход. Как начальник противовоздушной обороны он имел доступ всюду. Зайдя в гетто, он встретил там свою гамбургскую знакомую Эльзу. Она призналась ему, что хочет бежать к партизанам, и попросила его помощи. Она говорила с ним столь откровенно потому, что знала его близко и верила, что он не выдаст. И он, конечно, не выдал ее СД. Но сначала запретил ей и думать о бегстве.
— Спроси полковника, почему он не разрешал ей бежать к партизанам, — попросил я Добрицгофера.
Карл Антонович перевел мой вопрос.
Полковник ответил, что боялся. Думал, партизаны убьют ее. Но когда над Эльзой и ее сестрой нависла угроза расстрела, полковник решился любой ценой спасти их.
— Почему он спас их? Ведь фашисты тысячами расстреливают евреев, — спросил я.
