Павел Ермаков - Все. что могли
— Где остальные? — Горошкин искал взглядом сержанта Фадеева.
Тот показался из-за бугра, согнувшись под тяжелой ношей.
— Радиста — наповал, — сказал хрипло. — Уходили уже, слева очередь достала.
Бойцы приняли, бережно опустили радиста на снег. Эх, так твою разэтак. Склонился Горошкин над радистом, расстегнул фуфайку, ощутил холодеющее тело.
— В кузов его, похороним, — сказал глухо. — Фадеев, побереги рацию.
— Рацию тоже вдребезги.
Час от часу не легче. Без связи хана.
— Этого с собой, глаз не спускать, — кивнул на немца. — Как оторвемся, допросим-покалякаем. Назад смотрите, погоню не провороньте. Вон свет полощется, похоже, новая колонна катит. Я в кабине, если что, сигнальте мне. Бой примем — не дадимся. Гранаты держать наготове. Не все покидали?
— Не… есть еще, — отозвались двое. — Товарищ младший лейтенант, в кузове полушубки, валенки.
— Нам без них тепло. Поехали. Янцен, жми на всю железку, — говорил Горошкин, стараясь разглядеть путь через снежную завесу. — Без фар… в яму не завались.
— Места мне знакомые, тут, в городке служил в штабной роте. Но ямы… появились после.
Грузовик взревел, помчался во тьме и снежных завихрениях. Если бы не тряска, подтверждавшая, что под колесами не асфальт, а степь, покрытая пока еще тонким слоем снега, то показалось бы, что машина плывет по морю в густом тумане, а жесткие тяжелые волны безжалостно бьют в днище, грозя проломить его.
Как же без рации-то? Ой, плохо. Сегодня в ночь возвращаться к своим. Сообщить надо бы. Фронт переходить, всякое может случиться.
Разведгруппа задачу выполнила. Так он, ее старший, считает. Глубину немецких позиций уточнил, расположение частей, стыки между ними, где стоит артиллерия, танки, разведал. Все это в памяти отложил, на карте, какую ему майор Ильин дал, отметил. Лежит она за пазухой, к гранате прибинтованная. На всякий пожарный случай.
Начальник штаба наказывал, если удастся, прихватить офицера немецкого. Потому и вышел Горошкин на проезжую дорогу. Офицера прихватили. Но, видать, зря. Какую-то хозкоманду расхлопали. Что он может знать, этот снабженец? Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Полушубки, валенки. Замерзают, сволочи. Какой-нибудь наш склад грабанули.
Трудно сказать, сколько верст отмахали. Из кузова стук послышался.
— Останови, мотор не глуши, — тронул Янцена за плечо.
Открыл дверь, в лицо снегом швырнуло. Подбежал Фадеев.
— Немец совсем скис.
— Что такое, почему? Пошли, Янцен. Спроси, кто он, из какой части, куда ехал.
— Вот его документы, пистолет.
Горошкин сунул все в полевую сумку, подобранную на дороге.
Немец отвечал через силу. Стиснув зубы, замолкал, стонал. Почему сразу не сказал, что ранен? Боялся, раненого добьют. При гонке по степи растрясло. Живот огнем горел.
Фадеев расстегнул шинель, мундир, стал перевязывать. Боец светил ему фонариком. Два пакета ушло, а толку-то… Янцен продолжал спрашивать, но выяснилось, что пленный совсем ничего из того, о чем спрашивал Горошкин, не знал. Он был не здешним, не фронтовым. Название города, откуда тот приехал, Горошкина страшно разволновало. В его окрестностях они с Ильиным партизанили. Офицер ехал начальником охраны теплого имущества, которое везли оттуда победителям Сталинграда. Подарки.
Выходило, не только у нас шлет народ подарки на фронт. Горошкин вон и сейчас в дареных варежках. В них писулька лежала: «Носи на здоровье, дорогой боец, крепче бей немцев, отомсти за папку, убитого на войне».
Где твой командир, гауптман этот самый? Убит, убежал? Ничего больше не сказал офицер. Умолк насовсем.
Поехали дальше. Погони не было. Видно, замело за ними следы. Да не до хозкоманды этой немцам в городе. С прежней силой доносился оттуда гул, немцы продолжали штурм.
— Геноссе лейтенант, я подумал… — Янцен давил на педаль, мотор завывал, машина бежала, казалось, неизвестно куда.
— Ты вот что… брось это свое «геноссе». Поскольку ты у нас, по-нашему говоришь хорошо, вот и валяй, как полагается. Понял-осознал?
— Яволь. Есть, товарищ лейтенант.
Он повышал командира в звании, но на это Горошкин ему замечаний не делал.
То, что Янцен сказал дальше, удивило и насторожило. Дескать, можно бы наведаться в городок, подарить одному его знакомому шубу. Этих шуб полный кузов. Фельдфебелю из штаба, чертежнику. Мерзавец тот фельдфебель, потчевал зуботычинами солдат из штабной роты, требовал подарков. Янцена заставлял со станции привозить шнапс, денег не давал. Откуда у него деньги? Остальным солдатам присылали родители, Янцену никто не присылал. Поэтому по физиономии получал чаще других. Но это к делу не относится. Пусть товарищ лейтенант не думает, что Янцен решил отомстить фельдфебелю. Просто он считает, фельдфебель может быть полезен русской разведке. В его голове много разных планов, которые он переносил на карты.
Заманчиво, но и опасно. Не решил ли Янцен затащить его к своим, чтобы выслужиться? Но ведь это он мог сделать раньше, возможности были стопроцентные.
«Осторожничаешь, Вася, — сказал он себе с ехидной усмешкой. — А еще разведчик. Признайся, не хочется, страшно противно лезть в их поганое логово».
Не хочется, как пить дать. Надо с Фадеевым обговорить-обкашлять.
Не доезжая до городка, загнали грузовик между двумя подбитыми обгорелыми машинами. Фадеев ухватился за план: почему бы не попробовать.
В старой воронке от снаряда похоронили радиста. Забросали тело мерзлыми комьями. Сдернув шапки, постояли молча, жалея, что нельзя салютнуть.
— Ничего, мы там… возвернемся-притопаем домой, тогда отдадим почести, — сказал Горошкин.
Построились. Янцена поставили впереди. Он в немецкой форме. Остальные в маскхалатах.
— Веди, чтобы ни одна собака не тявкнула. Если офицер встретится, спросит, подходи, как полагается, рапортуй.
— Знаю, у нас так ходили караулы.
— Но лучше обойти, никого не встретить. Тут для нас короткая дорога не самая лучшая.
Прошли окраинами на восточную сторону городка. На краю небольшой площади находился штаб. В двухэтажном доме светилось несколько окон. Тарахтела мотором автомашина. Прошла группа солдат. Возле штаба слышались голоса.
Засели в пустом, разбитом доме на противоположной стороне. «Рядом, по узкой улочке, — сказал Янцен, — всегда и ходил фельдфебель».
— Утром встретишь его. Не здесь, при выходе на площадь, — наставлял Горошкин. — О подарке скажешь, — младший лейтенант помолчал, задумчиво продолжил: — Может спросить, где взял.
— Он знает, меня направили перевозить военные грузы. Я ему обещал. Вот представился случай.
— Ясно. Помни, теперь ты первая скрипка. Как сыграешь, так и будет.
Перед утром пожевали, по сухарю на брата досталось. Жаль, на дороге не успели в грузовиках пошуровать. Может, нашлась бы шамовка. Своя вся кончилась, к немцу на довольствие не встанешь.
Рассвело. Немало военных прошагало мимо, но обещанный Янценом фельдфебель не появился. Сам Янцен прятался где-то за деревьями. На виду торчать не годится, заприметят.
В начале двенадцатого он обозначил себя. Зашагал молодцевато навстречу среднего роста человеку в офицерской шинели и фуражке. Почему офицер? Неужели подозрения Горошкина оправдались? Ну, будь готов, младший лейтенант, если что… Разведчики замерли.
Проходя мимо офицера, Янцен в струнку вытянулся. Офицер небрежно козырнул в ответ, как отмахнулся, миновал солдата. Но через десяток шагов словно спохватился, окликнул его. Янцен подскочил, щелкнул каблуками. Было заметно, изобразил радость и удивление. Тянулся, показывая вдоль улочки, где притаились разведчики. Наконец, офицер кивнул, поднес к носу Янцена кулак в перчатке и удалился. Тот поглядел ему вслед, исчез между домами. Появился он у разведчиков минут через десять. Красный, с каплями пота на лбу. Ясно, торопился, кругом бежал.
— Ты говорил — фельдфебель? — насупился Горошкин.
— Он сказал: в честь взятия Сталинграда. Многим присвоили новые звания.
— Этого… он не нюхал, в честь взятия? — Горошкин сделал явно непристойный жест вслед скрывшемуся в штабе офицеру.
Янцен пояснил, что тот по-прежнему служит там, где и служил, с получением офицерского чина расширился круг его обязанностей, возросла ответственность и доверие начальства. Вчера работал допоздна. Подарок возьмет. Но если Янцен обманет, пусть пеняет на себя. Почему с собой не взял? Потому, что первый же встречный офицер заподозрил бы неладное, отнял бы у солдата дорогую вещь или отвел его с нею в комендатуру. Этому объяснению бывший фельдфебель поверил. Согласился вместе с Янценом зайти к его знакомой фольксдойч, между прочим, молодой и красивой, у которой господина офицера будет ждать хороший ужин.
— Правильно сообразил. Хвалю.
