Елена Ржевская - За плечами XX век
– Vorsicht! Minen! – Это вырвалось инстинктивно. – Не разговаривайте, не отвлекайтесь! Смотрите под ноги! – прерывала я их разговоры на ходу или сговор, как могло быть. – Будьте внимательны! Ступайте след в след. Не торопитесь!
Мне не было известно, заминировано ли поле, но этот мой призыв «осторожно! мины!» сплотил нас.
Пленные, громоздкие, неуклюжие в своих толстых стеганых комбинезонах, переходящих от плеч в капюшон, схватывающий неповоротливую в нем голову, продвигались с опаской, проваливаясь то по колено, то по пояс в снег, тщательно стараясь попасть в след впереди идущего. А я в состоянии предельного напряжения твердила в голос, замыкая наше причудливое шествие:
– Vorsicht! Minen!
Провод вывел нас на большую дорогу, перешагнул ее и опять ушел в поле. Снег прекратился, стало яснее.
Наконец мы ступили на окраину сожженной деревни. Сюда, кроме нашего, тянулись еще и с другой стороны провода, и я почувствовала, что нескончаемый путь под мой беспрерывный возглас «vorsicht!» окончен, я не заблудилась, я вышла к штабу, – и дикая усталость накатилась на меня.
У ближайшего пепелища копошились женщины, отыскивая хоть что-нибудь пригодное. Они увидели нашу группу, застыли.
И вдруг одна, та, что ворошила лопатой в золе, тощая, несчастная, сама обугленная, как головня, отделилась от остальных и в бешеной ярости, замахнувшись лопатой, метнулась сюда, к пленным.
– А-а-а! – завопила я, кинулась между ней и немцами предотвратить расправу, выдернув из кобуры пистолет и тряся им над головой.
Она медленно опустила лопату с перекошенным судорогой лицом, перевела взгляд с меня на немцев и беззвучно, зло, отчаянно заплакала.
Я плюхнулась обессиленно на снег, сидела, все еще тряся бессмысленно пистолетом, с не унимавшимся из сорванной глотки стоном.
* * *Немцы передали о Сталинграде: «Войска борются на узком пространстве, окруженные со всех сторон врагом».
* * *В крайней избе набилось так много бойцов, что все стояли. Снаружи еще подпирали бойцы, и на печи со страха попискивали, как мышата, ребятишки, а дверь больше не затворялась, и те, из глубины избы, ругали этих, застрявших на распахнутом пороге, настудивших избу.
Хозяйку затолкали совсем к стене, и издалека доносились ее смиренные вздохи:
– Что уж, желанные, грейтесь.
* * *Кто-то большой стоял на горке, маша руками и настойчиво призывая меня. Надо же – наш почтальон. Письмо! Мистика почтовой связи. Сюда, где наскоро сцепленные из снега валы с бойницами, полевая почта доволочила письма, и одно из них мне.
Я развернула треугольник и при свете луны и снега кое-как разобрала, что письмо из Москвы от брата, что обо мне беспокоятся и ждут домой.
Но как же все отдалилось. Уже не кажется даже правдоподобным московский дом, возвращение. Я уже канула, я – в колдобине войны.
* * *Трофейные немецкие газеты. «В Сталинграде – судьба Европы».
30 января было десятилетие захвата власти нацистами. Переждав этот день, в Германии 1 февраля дали сообщение о поражении 6-й армии. «Они держались до конца, потому что знали, что от них зависит судьба всего фронта, безопасность их родины». Так звучит признание катастрофы, обреченности исхода войны. Три дня – 3, 4, 5 февраля – объявлены в Германии днями траура.
* * *Девчонка из-под Ельни. Неброская, миловидная, она затеряна в своем большом полушубке, солдатской ушанке. Снег заметает ее. Она стоит на развилке. Регулировщица. Взмахнутым вверх флажком, подняв в другой руке фонарь «летучая мышь», останавливает машины. Дотошно проверяет документы, присвечивая.
Везут снаряды, горючее, хлеб. Полк пешком на марше. Раненый возвращается из медсанбата – остановить попутку, подсадить его. С ней шутят, заигрывают, беззлобно ругнут при случае – и дальше.
Неподалеку контратакуют немцы. Ей велено быть на стреме. Если машина, не подчиняясь ее флажку, проскакивает, не остановившись, если вопреки приказу прет с зажженными фарами, она срывает с плеча винтовку, бьет по задним скатам. Свирепая ругань обрушивается на нее.
Сыплет снег. Туман застилает поля и дорогу, где-то близко стреляют. Фронтовые пути растянулись. Нет сплошной обороны. Чудятся немцы…
Девчонка стоит на контрольно-пропускном пункте.
Вся грубость, удаль, невзгоды, надежды, подъем и тоска войны проходят мимо нее.
* * *Сколько помню себя, всегда было общее дело. Сейчас это война. До нее общим делом было все то, что называлось «наше время». Его любили, романтизировали. Быть в такой чести у современников – редкая удача для времени. Время, «когда все сбывается». Время, «когда все начинается с нас». А все, что до, – потоп, вывернувший, унесший культурный пласт предшественников, и родовые корни, и само представление о них.
Война бередит – что-то еще такое вводит в духовный оборот, чего не было до нее…
* * *«Совершенно секретно! Срочно!
…пункт 2. Разрушения при отступлении… Противник должен получить совершенно негодную на долгое время, незаселенную пустынную землю, где в течение месяцев будут происходить взрывы мин… Адольф Гитлер».
* * *«Слушали. О найме пастуха на сезон лето 1943 года.
Постановили.
Нанять пастуха Павлова Николая на сезон 1943 г. пасти скот в личном пользовании колхозника за оплату с коровы 16 кг. ржи, 16 кг. картоф., 25 руб. деньгами, вынос 4 яйца с коровы. С козы ржи 8 кг. картоф. 8 кг., деньгами 15 руб., 2 яйца вынос. С овцы 4 кг. ржи, 4 кг. картоф., 10 руб. и вынос 2 яйца. Питание готовое, т. е. колхозники, а одежда и белье и обувь, а также спецодежда в счет вышеуказанной платы».
* * *С точки зрения войны. С позиций войны обо всем. Что же иное, кроме жестокого диктата войны. Чувство сострадания порой тоже перерабатывается во что-то угодное войне. Я не выше, не мудрее, не подлее и не чище войны. Я тоже принадлежу ей.
* * *Девушка поет:
По улице идитё,
Играйте и пойтё,
Мине беспокойтё
И спать мине на дайтё.
И был в ее пении такой яростный зов жизни.
* * *«При трудностях связи проволокой и отказа в радиосвязи немедленно организуйте в дивизиях службу летучей связи (конные по принципу эстафеты)…
В полках немедленно закодировать карты и впредь по телефону переговоры только по кодирован. карте или условными наименованиями. О противнике передается в открытую.
Командарм 30».
* * *По избе носятся соседские дети – мал мала меньше. Их отец, Егор, пропал без вести, мать на дорожных работах, и они набиваются сюда в избу, к старухе. Их суета мешает бойцу, громко рассказывавшему свои военные «охотничьи рассказы».
– Молчи, безотцовщина! – напустился он на детей. – Уйми ты их.
– У Легора (Егора) дети дробные, – сказала старая. – Как их уймешь. Тот молчит, а тот пищит.
– Ребята что мокрицы, от сырости заводятся, – рассудительно сказал рассказчик.
– Ладно тебе, докашливай свое, – призвал бойца его слушатель.
* * *Бригадир обходила избы, ругала молодую:
– Старухи пятидесяти лет бегут на работу, а эту, гляди, шевелить надо. Сидит на заду сидя.
* * *Немец, седой, прихрамывающий, негодный – «тотальник». «Кто ничего не делает для войны, должен быть уничтожен» (Гитлер).
* * *Председателю сельсовета:
«Учитывая срочность работ, имеющих первостепенное значение, предлагаю под вашу личную ответственность завтра же к 9 часам утра выслать полностью все подводы и всех людей согласно наряда райисполкома.
За невыполнение настоящего решения вы будете привлечены к строгой ответственности и по всем строгостям военного времени как за срыв срочных работ, имеющих первостепенное оборонное значение».
А лошади еще в чесотке. И ведь сказано: если пришлешь больную – тоже ответишь «по всем строгостям».
* * *В войне поначалу как в хаосе. Ты ничтожная былинка ее, может, еще не потерявшая своих представлений о том о сем, еще с чувством ответственности за происходящее, вернее, за то, как это происходящее происходит. Потом в этом хаосе окантовываются лица – те, с кем тебе быть. У вас все общее – и бомбы, и холод, и противостояние врагу. Начисто лишенная уединения, не принадлежишь себе, и это тоже способствует применению к окружающим. Уже включена в единую с ними кровеносную систему. И боже мой, тебе уже легче, роднее с ними, в тебе уже бродят частицы их крови, ты проще, выносливее, тебя меньше мучит совесть, и чувство личной ответственности растворилось вместе с твоим растворением. Ты обработалась войной. И именно тогда слышишь о себе лестные отзывы.
* * *– Как немцы подходили – все уехали, ни подо мной, ни надо мной нет никого. Чудно. Вишу над землей под небом. А выбили немцев – воротились. Как да что, почему жив, не застрелен врагом? Говорю все как есть, и лопни моя утроба, если что вру. Но послушал их да и впал в сомнение. Может, они знают обо мне того, чего я сам не знаю.
* * *Реку тяжело завалило снегом. Торчит кустарник.