Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг.
В итоге ему отправили распоряжение возвратиться домой. Пережидая неделю в Лиссабоне на пути домой через Америку, он обратился к морским атташе в других европейских странах с призывом соединиться с ним для обмена информацией и обсуждения ситуации в мире. По этому случаю Йокои Тадао, атташе в Берлине, и Мицунобу Мотохиро, атташе в Риме, высказали взгляды, очень отличавшиеся от его собственных.
Он приехал в Японию с намерением по крайней мере дать людям знать, что он думает. Но даже это оказалось труднее, чем он ожидал. Возвращение военно-морского атташе, прожившего за рубежом около трех лет и дослужившегося до контр-адмирала, обычно отмечают шикарной вечеринкой с гейшами в хорошем ресторане; оперативно организуется прием в министерстве, чтобы дать ему возможность сделать доклад и ответить на вопросы. Но в случае с Кондо вначале не предпринималось никаких попыток что-либо устроить.
После четырех-пяти дней, когда приличия уже не позволяли откладывать дальше, у министра организовали совещание, чтобы Кондо доложил о себе. Примерно час он выступал перед собравшимися (среди них — министр Симада, заместитель министра Савамото, начальник генерального штаба Нагано и его заместитель Ито) — рассказывал о своем опыте, накопленном во время налетов на Лондон, о повседневной жизни лондонцев и (с цифрами и множеством деталей) о военных аспектах. Сделал заключение, что Англия — крепкий орешек, и попросил всех учесть это при выработке военно-морской стратегии. Его выслушали в гробовом молчании, вопросов не зада: вали.
После совещания Кондо зашел в кабинет Ито, — тот молча сидел на диване, обхватив голову руками. Через короткое время он произнес с совершенно подавленным видом:
— Я тебя слышал. Это все правда?
Тем временем корабли, намеченные для участия в атаке на Гавайи, уже закончили выгрузку на берег воспламеняющихся веществ, личных предметов и всяких прочих ненужных принадлежностей и загружали оружие, снаряжение и продукты. Авиаэскадрильи, так напряженно тренировавшиеся на береговых базах, уже находились на борту кораблей. Поскольку им предстояло плыть на север, все дверцы, рули смазали антифризной смазкой.
Теоретически никто имевший звание ниже заместителя командира не знал точно, куда направляется флот. Матросы, которых снабдили и зимней шерстяной одеждой, и тропическим комплектом, только чесали затылки в недоумении.
В конце концов предназначенные для операции корабли отплыли, каждый отдельно и втайне, для встречи в заливе Хитокаппу. 17 ноября, за день до отплытия, «Нагато», с главнокомандующим на борту, завернул в Саеки, и Ямамото принял участие в прощальном вечере в честь командующего Нагумо и его команды на борту «Акаги», флагмана ударной группы. Этот эпизод описан в книге Угаки «Сенсороку»: «Главнокомандующий Ямамото обратился с приветствием на взлетной палубе. Слова командира глубоко запали в сердца всех присутствовавших. Лица офицеров и матросов были угрюмы, но все равно установилась общая атмосфера спокойной уверенности».
Подняв чашку саке для тоста, Ямамото был очень краток:
— Желаю вам удачи и молюсь за ваш успех!
Как вспоминают присутствовавшие, он имел печальный, чуть ли не подавленный вид.
Утром 18 ноября, в 9.00, «Акаги» покинул залив Саеки. Как только корабли выходили из гавани, они тут же прекращали радиосвязь. Для получения информации и приказов с этого момента они полагались на станцию связи номер 1 в Токио; даже «Акаги» прекратил со своей стороны все контакты с командованием Объединенного флота и с материком.
В полдень девятнадцатого «Акаги» отошел далеко к югу от Токио, а спустя три дня, утром двадцать второго, вошел в залив Хитокаппу. Длинный узкий остров Эторофу лежит рядом с Кунаширом, в Южных Курилах, а залив Хитокаппу (Танкан) расположен на его южной стороне, в самом центре острова. В западной части залива виднелась гора Танкан, сверху донизу покрытая снегом.
Некоторые корабли прибыли раньше «Акаги», а другие — позже. С прибытием «Каги», который появился в гавани день спустя, нагруженный множеством малоглубинных торпед, основные элементы ударной группы оказались в сборе, на якоре на своих предписанных позициях. Несколько позже все перевозки и связь между маленькими деревнями на Эторофу и внешним миром прекратились.
Масуда Шого, командир эскадрильи на «Акаги», писал в своем дневнике, что воды залива были черными и холодный дождь перемежался со снежными зарядами; сам себя он представлял одним из сорока семи свободных самураев из знаменитой истории «Чусингура», собравшихся на втором этаже лавочки, торгующей лапшой, перед тем как отправиться с мщением.
Глава 10
Вечером двадцать пятого на Токийском вокзале Каваи Чийоко села на экспресс в Симоносеки по пути в Мийядзиму, где ей предстояло встретиться с Ямамото — договорились заранее. Устроилась в купе спального вагона - не такая уж редкость в те времена. Ямамото, в цивильной одежде, — поблизости, на вокзале Мийядзима-гучи, — встречал ее. Вдвоем пересели на паром до Ицукусимы, острова неподалеку от Ивакуни, возле юго-западного побережья основной части Японии; там зарегистрировались в старой, элегантной гостинице. Им предложили приятную, без претензий комнату рядом с маленьким красным мостиком через ручей; здесь они провели ночь вдвоем.
Ямамото записался в регистрационной книге под чужим именем — отчасти, возможно, потому, что он с женщиной, но и из соображений безопасности. За несколько лет до того на курорте горячих источников в префектуре Ниигата он проставил в регистрационной книге отеля адрес города Нагаока псевдоним: «Ямамото Чорьо, 52 года, моряк». Возможно, и на этот раз он использовал то же вымышленное имя — Чорьо, — написанное с двумя китайскими иероглифами: его можно прочесть и как «Нагаока», и к тому же он любил им пользоваться, когда писал стихи.
Никто в гостинице какое-то время не обращал особого внимания на позднего гостя. Даже когда хозяин и еще один-два человека догадались, кто это, — согласились: может быть, есть какая-то особая причина, что главнокомандующий Объединенного флота в такое время приехал на их остров инкогнито, — и решили держать язык за зубами. Кто-то, зайдя к нему в номер, чтобы приветствовать, обнаружил его сидящим в молчании перед Чийоко за игрой в цветочные карты.
А утром 26 ноября ударная группа под командованием Нагумо подняла якоря и отчалила от сборного пункта в Эторофу. Когда носы кораблей стали медленно разрезать волны и показались якоря, покрытые илом со дна бухты Хитокаппу, офицеры и матросы на кораблях наверняка с волнением думали, что, возможно, в последний раз видят японскую землю.
Ударная группа, состоявшая из тридцати одного корабля, выстроилась в «кольцо», растянувшись так, что в итоге дистанция между передним и задним судами составила около 50 миль. 1 декабря, на шестой день после отплытия из бухты Хитокапту, на пути к Гавайям, ударная группа пересекла Международную линию. В два часа в тот же день в Императорском дворце в Токио состоялась заключительная конференция; на ней присутствовали весь кабинет Тодзио, президент Тайного совета Хара, начальник морского генерального штаба Нагано и начальник генерального штаба сухопутных войск Сугийяма. Тодзио Хидеки руководил церемонией и изложил свое видение проблемы как премьер-министр. Нагано Осами, представляющий оперативный персонал армии и флота, сделал обзор плана операций. Президент Тайного совета Хара задал ряд вопросов, на которые отвечали правительство и генеральный штаб. Таким образом было принято официальное решение объявить войну Соединенным Штатам, Британии и Голландии. Сам император во время заседания хранил молчание.
В тот же день Ямамото получил телеграмму из морского министерства с вызовом в Токио и, оставив свой флагман на якоре в Хасидзимаво, во Внутреннем море, сел на поезд, идущий в Токио через Ивакуни. На следующий день он зашел в морское министерство для обсуждения некоторых вопросов. Закончив дела, заглянул к начальнику бюро статистики Такеи Даисуке. Такеи несколько раз слышал, как Ямамото заявлял, что начинать войну, которую невозможно выиграть, — безумие; сам он держался того же мнения и спросил Ямамото:
— Ну и что вы собираетесь сейчас делать?
— Закрой дверь! — попросил Ямамото и, когда они остались одни, продолжал: — Учитывая, насколько я против этой войны, я, честно говоря, должен подать в отставку, но это просто невозможно. Единственное, что мы сейчас можем предпринять, — это рассеять на юге Тихого океана как можно больше субмарин: пусть противник окажется внутри роя шершней. Когда шершни сильно жужжат, даже такие крупные животные, как лошади и коровы, начинают тревожиться. Американское общественное мнение, всегда отличалось способностью быстро меняться, так что остается одна надежда — заставить их как можно скорее почувствовать, что бесполезно бороться с роем смертельных жал.
