Ганс Кирст - Покушение
— А почему генерал Вагнер не докладывает?
— Он не единственный, который не дает о себе знать, — ответил вместо генерала Ольбрихта фон Бракведе. — И тут нечему удивляться. Общее положение по-прежнему остается неясным, и люди реагируют на это по-разному: одни опаздывают, другие уходят в сторону, третьи просто отрекаются от нашего движения…
Бек остановился перед капитаном фон Бракведе. Его серо-стальные глаза смотрели на него вопрошающе и в то же время с надеждой, но лицо фон Бракведе оставалось бесстрастным. Он лишь обронил:
— Благородными методами здесь многого не добьешься, — и показал глазами на полковника Штауффенберга, который находился в кабинете Фромма, в двадцати шагах от них, за полуоткрытой стеклянной дверью.
Штауффенберг беспрерывно говорил по телефону, повторяя, как и прежде:
— Кейтель лжет… Гитлер мертв… События разворачиваются!
И тогда Бек, обращаясь к капитану фон Бракведе, воскликнул:
— Если бы все было именно так! — а затем взглянул на генерала Гёпнера.
— Поднятые по тревоге войска до сих пор не прибыли! — с упреком сказал тот.
— Но и части СС еще не появились, — с мягкой иронией возразил фон Бракведе.
А Штауффенберг тем временем кричал раздраженно:
— Какое нам дело до пропагандистского сообщения по радио! Это ложь! Вот правда: в Париже все идет по плану, в Берлине важнейшие правительственные здания оцеплены солдатами батальона охраны. Первые танки вступили в центр города.
— И когда же раздастся первый выстрел? — спросил капитан фон Бракведе.
В ставке фюрера начала действовать особая группа, созданная Кальтенбруннером, в состав которой были включены криминалисты и специалисты по взрывчатым веществам. Они приступили к работе в соответствии с установленными правилами. Осторожно продвигаясь к месту происшествия, они тщательно исследовали каждый встречавшийся на их пути объект.
Вскоре группа установила: место происшествия — сравнительно небольшая комната 12,5 метра длиной и 5 метров шириной. Посередине стоял длинный стол для топографических карт, справа — маленький круглый столик, слева — письменный стол и мощный радиоприемник. Помещение и мебель были сильно повреждены. Справа от входа в полу зияла воронка диаметром 55 сантиметров.
Примерно в 50 метрах отсюда метался в своем бункере Гитлер. Секретарши, с которыми в обычное время обращались подчеркнуто вежливо, носились по помещению в состоянии крайнего волнения. Один Борман казался спокойным среди этого тайфуна.
— Я хочу наконец обратиться к немецкому народу! — орал перепуганный фюрер. — Почему я до сих пор не могу этого сделать?
— Автомашина с аппаратурой в пути. Она вызвана из Кенигсберга.
— И когда, Борман, она прибудет сюда?
Рейхслейтер неопределенно развел руками. Он предполагал, что до тех пор, пока придет автомашина, могут пройти часы, но вслух сказать этого не захотел, а заверил только:
— Я постараюсь максимально ускорить ее прибытие.
На месте взорванного помещения продолжали работать специалисты главного управления имперской безопасности. Они делали зарисовки, заполняли формуляры, брали пробы. Ими было установлено: заряд взорвался на уровне пола, разрушив его при этом. Вверху взрывная волна нашла выход через окно, дверь и промежутки между стенами.
— Мой фюрер, группа специалистов радио Кенигсберга прибыла, — доложил с заметным облегчением Борман. — Примерно через четверть часа они будут готовы к передаче.
Радиотехники трудились напряженно: за четверть часа они проложили кабели, установили микрофоны, проверили качество звучания, проконтролировали приемную аппаратуру. Работа была для них привычной, но устали они безмерно — вероятно, сознание «величия часа» давило тяжким грузом, да и от успешного проведения этого мероприятия зависело слишком многое.
— Можно приступать, мой фюрер! — объявил Борман и подвинул Гитлеру кресло.
Фюрер сел. Листки бумаги плясали в его руках.
— Внимание, запись! — скомандовал Борман.
Гитлер надел очки и тем не менее вынужден был наклониться, чтобы прочитать сантиметровые буквы, которые ему печатали на специальной пишущей машинке. В горле у него клокотало — казалось, он задыхается.
— Включите микрофон на полную мощность! — приказал Борман техникам шепотом.
А в полусотне метров криминалисты особой группы с серьезными лицами занимались на первый взгляд детскими играми: они просеивали песок. И их усилия были вскоре вознаграждены — среди мусора были найдены металлические и кожаные кусочки, а также остатки железных кусачек.
Кусочки металла, как было потом установлено, принадлежали взрывному устройству британского производства. Для его подрыва, вероятно, был использован химический взрыватель. Обнаруженные кусочки кожи являлись частями портфеля, который, по показаниям свидетелей, принадлежал полковнику Штауффенбергу…
— Это нужно передать немедленно! — приказал Гитлер после того, как с трудом дочитал до конца свое воззвание. — Передать и многократно повторить!
Это произошло вскоре после 19 часов.
Гитлер возвратился обратно довольный. Борман заверил его:
— Воззвание произведет повсюду колоссальное впечатление, мой фюрер!
Кейтель поздравлял:
— Это были убедительные слова!
Техник по звукозаписи с готовностью докладывал:
— Идет запись!
Потом записывали выступления рейхсмаршала Геринга и гросс-адмирала Деница. Их речи также изобиловали привычными формулировками, но Борман слушал с предельным вниманием, стараясь не упустить ни слова из сказанного.
— Когда вы сможете передать это в эфир? — спросил он по окончании записи.
— В ближайшее время, — заверил его ответственный за запись механик.
Борман был удовлетворен и выразил свою благодарность не только словами, но и весьма щедрыми дарами: кофе в зернах, колбасами, кондитерскими изделиями. Слишком большие надежды возлагал он на эту радиопередачу.
— Это сработает! — прошептал он Кейтелю.
Прошло более пяти часов, прежде чем передача вышла в эфир. Но хотя ее и передали поздно, она все же не опоздала.
— По мне, вы можете спокойно обыскать квартиру, — заявил Константин фон Бракведе с независимым видом.
— Действительно? — чуть изумился Фогльброннер.
— А почему бы и нет? В конце концов, нам нечего прятать. Не правда ли, Элизабет?
Она кивнула, пытаясь не смотреть в сторону комода, в ящике которого был спрятан портфель капитана. Она не спускала глаз с Фогльброннера, а тот, словно в раздумье, произнес:
— Зачем мы будет осложнять то, что кажется уже достаточно ясным. Не лучше ли принять за истину добровольное признание?
— Какое признание? Кто признался? — спросила Элизабет, подавшись вперед всем телом.
— Хотя бы этот еврей! — Фогльброннер вздохнул то ли облегченно, то ли озабоченно: — Он признался, что застрелил блоклейтера. Господин Йодлер позаботился об этом.
— Да ведь это чистейшая бессмыслица! — воскликнула графиня Ольденбург.
— Я полагаю, что это нас не касается, — проговорил предостерегающе Константин.
Фогльброннер улыбнулся:
— Я за достоверность и стараюсь, если это возможно, не преувеличивать. Конечно, я допускаю, что вам обоим было неизвестно о еврее, скрывавшемся в квартире.
— Одно по меньшей мере мне известно точно, — сказала графиня Ольденбург-Квентин решительно, — гость фрау Валльнер не может быть обвинен в убийстве, так как в ту ночь он не покидал квартиры. От нашей входной двери всего два ключа: один по соображениям безопасности висит у управляющего домом, то есть у Йодлера, другой всю ночь находился у меня. Дверь была закрыта. Это я могу засвидетельствовать.
— Вы все хорошо обдумали? — снисходительно спросил Фогльброннер.
— Здесь и обдумывать нечего!
Фогльброннер взглянул на свои ручные часы. Препирательства подобного рода вполне устраивали его: у него все еще не было исчерпывающих директив Майера. И Фогльброннер сделал как бы приглашающий жест:
— Если хотите меня проводить…
— С вами пойду я! — Лейтенант встал рядом с графиней, однако Элизабет энергично запротестовала:
— У тебя свои дела, и нет необходимости вмешиваться еще и в это! Я улажу все сама.
Таким образом, лейтенант остался в комнате один. Он чувствовал себя покинутым, несчастным, непонятым. Элизабет все больше отдалялась от него. Терзаемый мрачными мыслями, он тупо уставился себе под ноги, на бухарский ковер. Затем перевел взгляд на комод, в котором, как ему было известно, лежал портфель его брата, и, словно притягиваемый какой-то магической силой, медленно шагнул к комоду.
— Меня, милый Бракведе, гнетет чувство, что, к сожалению, не все идет как надо, — признался генерал-полковник Бек.
