Сергей Скрипник - Смерть в рассрочку
«Что-то наш босс недомыслил с этим парнем, — с удивлением взглянув на Максима, подумал старший. — Интеллигент-то он интеллигент, но мужик крепкий».
— Хорошо, — улыбнулся он, — будем на «вы». Зовут меня Аркадий Степанович, фамилия Ульев, звание подполковник.
— Значит, вы, Аркадий Степанович, предлагаете мне доносить на своего отца?
— Информировать, — поправил подполковник. — Так уж и быть, возьму на себя ответственность и немного приоткрою завесу. Вы будете информировать нас для его же пользы.
Как ни отчаянно было положение Максима, он не мог удержаться от смеха.
— Ну, вот что! У тебя есть выбор, — снова сбиваясь на «ты», жестко заговорил Ульев. — Или до конца дней мотаться по лагерям и тюрьмам или оставаться на свободе, получать повышения по службе и сотрудничать с нами. А разболтаешь кому-нибудь, тогда за разглашение государственной тайны, сам понимаешь, по всей строгости советских законов…
— А тебе не кажется, что в этом отнюдь не богоугодном заведении само упоминание о законе кощунственно? — спросил Максим, интонацией выделив обращение «тебе».
— Ты, я вижу, опять оклемался, — с интересом глядя на собеседника, заметил Аркадий Степанович. — Хамить начинаешь. Так как, будем сотрудничать?
— Не будем, — ответил Максим.
— Ладно. Сейчас тебя отведут в камеру. Там будет время подумать. О работе не беспокойся, согласуем. Надеяться на то, что твое начальство тебя выручит, глупо. Ваша контора — это, можно сказать, наша вотчина. Сестре твоей — к тебе ведь приехала сестра из Новосибирска — сообщат, что ты срочно убыл в командировку. Насколько она окажется длительной, зависит исключительно от тебя самого. Как только захочешь вернуться из «командировки», сообщи коридорному.
Камера вовсе не так подействовала на Максима, как рассчитывал подполковник. Он не впал в истерику, не углубился в горькие раздумья о страшном повороте судьбы. Им не овладели ни уныние, ни отчаянье. Напротив, оказавшись здесь, он ощутил какую-то определенность, успокоился и стал размышлять.
Что-то во всей этой истории было не так. Допустим, они верят этим сфабрикованным доказательствам его причастности к организации контрабанды наркотиков. Это серьезное преступление. Однако КГБ согласен не давать делу ход, если он согласится доносить на отца. Но ведь они не могут не понимать, что он может давать им только ту информацию, которую сочтет нужным дать. Получается, что они слишком щедро готовы оплатить его согласие. Дальше. Что меняется, если они не верят этим официально зафиксированным властями фальшивкам? Они готовы помочь разоблачить «липу», но опять же за согласие сотрудничать и доносить на отца. По крайней мере один вывод очевиден: им не интересен и не нужен он, Максим; им интересен и нужен Анатолий Павлович Ермолин.
«Стоп, стоп, — остановил он себя. — Ведь отдав меня под суд, отцу нанесли бы страшный удар по психике и карьере. А когда его выбросят из разведки, разделаться с ним будет куда легче. Почему они предпочитают не делать этого, отказываются от безошибочно выигрышного хода. Да потому, что не так уж уверены в надежности этих обвинительных документов, как они пытались почти хором меня уверить. Это, пожалуй, можно считать вторым выводом. Плюс к нему — вполне вероятно, что фальшивки ими же и сфабрикованы». Он был бы больше уверен в своих выводах, если бы знал, что отец убыл именно в Канаду.
Зато теперь Максим знал другое — он знал, что надо делать. Разоблачить их ложь и доказать свою правду можно, только выйдя отсюда. Что ж, для этого стоит принять их предложение, но не сразу. Однако нельзя и перегибать в своем упорстве. Сперва он как-то упустил это, а сейчас вспомнил, что возможности КГБ безграничны. Здесь вполне могут обойтись без суда и следствия. Как говорят в народе, «сдох Максим, и хрен с ним». Будто специально для него выдумали. Ведь вызвали-то его не повесткой, а пришли на квартиру двое, может быть, специально дождавшись, когда Лена уйдет в академию, представились, показали удостоверения и пригласили для беседы о работе советского посольства в Канаде. Кто-то сообщил его начальству в МИД, что он консультирует КГБ по проблемам Канады. Кто? Из КГБ не звонили. Кто-то из МИДа сообщил Лене, что брат уехал в срочную командировку. Кто? Из МИДа никто не звонил. Ясно, что это проделки злоумышленников, чтобы не сразу начали искать пропавшего человека. Ему легче было бы рассчитать время и спланировать свое поведение, если бы знать, когда вернется отец. Но этого не знали и его тюремщики и потому спешили. Максима вызвали на четвертый день его пребывания в одиночной камере. В том же кабинете его встретила группа в прежнем составе.
— Что надумали? — спросил подполковник. Времени, по-моему, было достаточно. Если мало, добавим.
— Да вы, я вижу, не только ловец душ, но и повелитель времени, — насмешливо сказал Максим.
Троица удивленно переглянулась.
— Давайте не будем пикироваться, — с улыбкой предложил Ульев. — Я, конечно, глупо пошутил. Так что вы надумали?
— Надумал я в вашу пользу, — ответил Максим. — Но это вовсе не значит, что впредь вы можете мне хамить и «тыкать».
— Ну и клиент! — рассмеялся один из мужчин. — Его вынимают из петли, а он при этом требует, чтобы под ноги ему положили подушечку. Да что ты о себе воображаешь, дипломат хренов!
— О себе мне ничего воображать не надо, о себе я и так все знаю, — сказал Максим. — А вот о вас воображаю… По словарному запасу вам бы быть портным, а по воспитанию — сапожником. И если вы останетесь здесь, ваш начальник больше не услышит от меня ни слова.
У мужчины стали наливаться кровью лицо и шея. Он хотел что-то сказать, но подполковник резко остановил его.
— Хватит. Свободен.
— Я, наверное, тоже пойду? — спросил второй.
— Да, займитесь оба своими делами.
Когда они вышли, он обратился к Максиму:
— Конечно, моему коллеге далеко до дипломата, но ведь и с вами иметь дело… — он покачал головой.
— Вы полагаете, хуже, чем с вами?
— Да нет, пожалуй, — рассмеялся Ульев. — Но давайте уточним. Первое: вы надумали не в нашу, а в свою пользу. Согласны?
— Согласен.
— Второе: нужно официально оформить наши отношения.
Максим написал и подписал все, что предлагал подполковник. Тот внимательно все прочитал дважды.
— Что ж, можете идти, — сказал он и машинально протянул руку.
Но Максим не подал свою. Подполковник усмехнулся.
— Да… — протянул он. — В характере вам не откажешь. Но напоследок хочу предупредить. Упаси вас бог шутить с нами. Это может быть чревато гораздо большими последствиями, чем одиночная камера.
— Вот уж с вами-то я шутить не собираюсь, — твердо сказал Максим и, сообразив, что это звучит почти угрозой, добавил. — Для шуток у меня есть друзья.
…На работе отсутствие Максима не вызвало сколь ни будь заметного интереса. Был человек где-то по заданию начальства, теперь вернулся — дело обычное. Прозвучали лишь вежливые, не требующие ответа вопросы:
— Где пропадал?
— У тебя все в порядке?
— Где ты приобрел такую артистическую бледность?
На этот вопрос, поразмыслив, мог бы, наверное, ответить начальник отдела, которому сообщили, что Ермолин консультировал КГБ по Канаде. Но ему незачем было размышлять об этом — опасно. Он только спросил:
— Консультацией довольны? Что-то долго не отпускали.
— Потому и не отпускали, что довольны, — с улыбкой ответил Максим.
Он не заметил за собой слежки, но понимая, что она тем не менее может вестись, на работу отцу звонил только из автоматов. Ему советовали обратиться то к одному, то к другому, но никто не зная, куда убыл генерал-майор Ермолин и когда должен вернуться. Тогда Максим попросил устроить ему встречу с начальником ГРУ, о котором хоть и редко, но всегда доброжелательно и с уважением отзывался отец.
В назначенное время его проводили в большой по-современному оформленный кабинет делового человека, без бюстов, портретов на стенах и финтифлюшек на столе. Навстречу ему из большого кресла поднялся плотный лысый мужчина в гражданском костюме. Не таким представлял себе Максим начальника ГРУ Ватутина. Поздоровавшись и усадив посетителя напротив, мужчина опустился на свое место и улыбнулся.
— Прося о встрече с начальником ГРУ, вы, видимо, хотели говорить с Иваном Петровичем Вашутиным. Но он в отъезде. Я его первый заместитель, следовательно, в его отсутствие — начальник ГРУ. Зовут меня Александр Маркович. Слушаю вас, Максим Анатольевич.
Максим подробно поведал, что с ним произошло в КГБ, почти дословно передал разговоры с офицерами, рассказал о своих размышлениях и выводах, сделанных в камере. И под конец сказал:
— Если они не сами сфабриковали эти лжесвидетельства против меня, то во всяком случае были очень рады, заполучив их. Я не хочу, чтобы на мне висели преступления, которых я не совершал. И не желаю, чтобы меня шантажировали этими фальшивыми доказательствами, вынуждая доносить на отца. К вам я пришел потому, что, мне кажется, ГРУ не в пример МВД, судам и прокуратуре, достаточно мощная организация, чтобы не находиться под пятой у КГБ. Я хотел дождаться отца, но ни у кого не мог выяснить, когда он вернется. А дело не терпит отлагательства. Во всяком случае, я не намерен терпеть.
