Александр Великанов - Степные хищники
— Верно говорит, — под хмурое молчание большинства подтвердил кто-то.
— Мое предложение будет такое: гнать из Советов и от власти комиссаров-притеснителей, не позволять им измываться над трудовым людом и приветствовать дивизию товарища Сапожкова.
Последние слова Грызлова заглушил истошный крик за окном:
— Из Соболева коммунисты наступают! В ружье!
В комнате сразу стало тихо, и в тишине можно было слышать далекие винтовочные выстрелы — то одиночные, то как горох по железной крыше.
«Бом-бом-бом-бом!»— Звуки набата понеслись над селом. На зов колокола начал сбегаться народ.
Собрание прервалось. Грызлов куда-то исчез. К Щеглову торопливо подошел Капитошин.
— Вы хорошо знаете, что из Соболева не собирались наступать? Ручаетесь? — спросил он, нервно потирая руки.
— Ручаться не могу, но, насколько мне известно, наступать никто не собирался.
А сам подумал: «Неужели это уральские батальоны ВОХР, о которых упоминал Почиталин?»
На площади становилось все шумнее.
— Бери оружие!
— Не пустим коммунистов в Гаршино! Долой!
За окном бушевала толпа. В штаб доносились обрывки гневных речей, ругань, проклятия по адресу большевиков. Запыхавшись вбежал Грызлов.
— Пойдем! — схватил он Щеглова за рукав. — Объяснишь народу, зачем соболевские коммунисты идут на Гаршино, что им тут надо, ну и о себе скажешь, зачем пожаловал. Иди, иди, — общество требует!
Щеглов поднялся было, но кто-то с силой посадил его обратно.
— Никуда он не пойдет, — отрезал Честнов. — Начальник отряда и я будем беседовать с ним.
— Ладно, наше не уйдет, — смущенно, пробормотал Егор и направился к выходу.
— Прошу ко мне в кабинет! — пригласил Капитошин Щеглова и Честнова.
В кабинете разговор пошел начистоту.
— Мне надо знать, будет ли ответ и какой, — настаивал Щеглов.
— Вы… — начал было Капитошин, но ему помешал вошедший красноармеец.
— Товарищ начальник, на нас никто не наступал, а это наши, гаршинские, отстреливались от охраны.
— Ничего не понимаю. Какие гаршинские и от какой охраны отстреливались? — переспросил Капитошин.
— Мужики поехали разбирать со склада сданный хлеб; а охрана тамошняя, из Соболева, воспрепятствовала.
Капитошин повернулся к Щеглову:
— Вот, теперь вы сами видели, какая у нас создалась обстановка. Так и передайте члену Военсовета!
— Мне нужен от вас письменный ответ.
— Ну, что за формальности! Скажите, что я не могу выполнить приказа.
— Такие вещи на словах не передаются.
Наступило молчание.
— Вы можете переговорить с Почиталиным по телефону, — предложил Щеглов.
— Телефон не работает.
— У меня на горе аппарат связан с Соболевым.
— Там, где разъезд?
— Да.
Капитошин задумался.
— Сколько человек у вас в разъезде? — справился он.
— Девять… Да вы не беспокойтесь! — поняв, улыбнулся Щеглов. — Чем бы ни кончился ваш разговор с Почиталиным, я не стану вмешиваться.
— Вам надо съездить, — подсказал Честнов.
Капитошин вышел, а через полчаса к штабу подъехали конные. Щеглов насчитал восемь всадников. «Точно», — подумал он.
— Эта лошадь для вас, — показал Капитошин на сытого неоседланного коня. — Седел, извините, не хватило.
— Обойдусь без седла, — весело отозвался Щеглов и, взявшись за гриву, легко вспрыгнул на лошадь. Конь заиграл.
Группа двинулась рысью. Выехали за село.
— Дождь будет, — сказал кто-то из ехавших.
Щеглов поднял голову. С запада наползала синяя грозовая туча. Далекие молнии змейками бороздили ее.
Глава третья
НОЧНОЮ ПОРОЙ
— Связь с Соболевым есть? — спросил Щеглов, когда подъехали к разъезду.
— Была все время, — ответил Кондрашев. — Санька, вызывай!
Запищал зуммер.
— Соболево! Соболево! Эх!
— Что такое?
— В руку ударило. — Сумкин опасливо поглядел на тучу.
— Дай-ка я! — не вытерпел Щеглов.
Яркая молния прорезала тучу. Щеглов выронил трубку.
— Стреляет Илья-пророк! — выговорил он. — Очевидно, разговор не состоится. Придется вам все-таки написать Почиталину.
— Писать я не стану, — категорически отказался Капитошин. — Прошу передать члену Военсовета все, что вы видели и слышали. За мной ма-арш! — скомандовал он своим и, прощаясь, приложил руку к козырьку.
— Отделение, сади-ись! — скомандовал Щеглов.
Оглядываясь друг на друга, обе группы разъехались каждая в свою сторону.
Гроза прошла мимо, и до Атаманского разъезда добрался, не намокнув.
— Сумкин, включай телефон! — приказал Щеглов — Линию в сторону Гаршина оборвать.
В ближайшем дворе раздобыли вожжи, напильник и, подтянув телеграфную проволоку к земле, начали пилить.
— Живее! — поторапливал Щеглов.
— Сию минуту. Подпилок, как на грех, тупой попался.
Сумкин старательно пилил. Щеглов и Костя держали толстую проволоку. Вж-жик! Раз!
Концы туго натянутого провода разлетелись в стороны.
— Включай аппарат! — приказал Щеглов.
На этот раз Соболево отозвалось быстро, и Щеглов доложил о результатах разведки.
— Хорошо! — сказал Почиталин. — Ночуйте в Атаманском, а утром вместе с батальонами ВОХР подойдут остальные взводы вашего эскадрона. Пойдете обратно в Гаршино.
— Будем здесь ночевать, — к великой радости Сумкина, объявил Щеглов. — Сумкин, заказывай ужин!
Выставив в сторону Гаршина пост, разъезд расположился во дворе у Сумкина. После ужина казак, к удивлению Щеглова, сам вызвался нести караул.
Чудесна летняя ночь в уральской степи! Волнами приходят горько-соленые запахи полыни, чебреца и других степных трав. Днем под жарким солнцем их стебли бессильно никнут, но ночная прохлада вновь наполняет жизнью, и обрызганные росой цветы поднимают головы. В далеком прозрачном небе чуть заметными точками теплятся звезды, и от звезд, чудится, ниспадает на землю торжественная тишина. Ни шелеста, ни шороха.
В канаве крайнего гумна на кошме, захваченной из дома, притулился пост — Санька Сумкин с молодой женой. Винтовка с одного бока, Павлишка — с другого. Пустынна гаршинская дорога, спокойна ночная степь, ничто не мешает молодым. Незадолго до рассвета, когда Лось[11] трубой поднял свой трехзвездный хвост, часовой с подчаском, наворковавшись, намиловавшись, задремали. Эх, не спи, казак, — время тревожное!
Близкий топот разбудил часового. Сумкин схватил винтовку, толкнул в бок жену:
— Беги!
А верховые близко: с земли видно, как скользят по небу их силуэты. Сумкин также пустился наутек. Обогнав Павлишку, он опрометью взлетел на крышу своего база, с двухметровой высоты махнул вниз, но, зацепившись шинелью, повис на столбе с рогульками, на которых казачки сушат молочные горшки.
Павлишка шмыгнула было в подворотню, но застряла, в следующий момент почувствовав, что ее тянут за ноги, завизжала благим матом. Державший ее за ноги отпустил и сказал весело:
— Не бойся, станичница, мы — не лиходеи. Вставай, поговорим!
Павлишка поднялась.
— Где у вас ночуют соболевские кавалеристы?
— Н-не знаю.
— Ну, как не знаешь! С кем сейчас сидела? Мы видели, как он махнул на баз.
— Это наш хуторской, — смутилась казачка.
— Да ты не сомневайся! Мне нужен командир Соболевского эскадрона.
— А вы кто такие?
— Мы из Гаршина.
Павлишка молчала.
— Так где же их найти? В этом дворе? Да? Тьфу! Чего ж я спрашиваю. Телефонный провод тянется именно сюда. Они здесь.
Всадники спешились и забарабанили в ворота. Павлишка же, на которую никто не смотрел, зашла потихоньку за угол и пустилась бежать. С улицы она застучала в окно:
— Казаки, вставайте! Какие-то приехали, вас спрашивают.
Щеглов проснулся первым.
— Подъем!
Во дворе наткнулся на Сумкина. Он так и не мог собственными силами сняться с кола.
— Черти, что ли, повесили тебя? — выругался Костя.
За воротами крик:
— Товарищ Щеглов, откройте!
— Кто?!
— Капитошин.
— В чем дело?
— Я хотел бы поговорить с Почиталиным. Телефон у вас работает?
— Да. Сейчас откроем.
В эту ночь спать не пришлось: только что уехал Капитошин (он лично доложил Почиталину свои оправдания), как подоспели батальоны ВОХР и с ними остальные три взвода Соболевского эскадрона.
В Гаршино вошли без выстрела. На площади, на улицах — ни души. Село словно вымерло. Батальоны расположились на площади, где вчера бурлила толпа. Явился Капитошин. У него был растерянный, виноватый вид. Очевидно, его страшила ответственность за отправленных к Сапожкову продармейцев и за невыполненное приказание Почиталина.
— Отряд построен во дворе штаба. Какие будут приказания? — доложил он.
