Николай Сташек - Через все испытания
— Для жару, — подмигнул дядя Ваня.
Оксана развернула узелок и подала Ване небольшую керосиновую лампу, сказав:
— Зажги, сынок, а коптилку погаси.
В хате сразу светлее стало, теплее даже. И, наверное, не столько от лампы, сколько от человеческого участия, доброты.
— Ну а теперь я поехал, — сказал Иван Терентьевич, — как подморозит — ждите.
На третий день Нового года он прибыл, с ходу предложил срочно собираться:
— Сегодня переночуете у меня, а завтра чуть свет отправимся. Зерно я свез к себе в сусек, а которое увозить — в мешках.
К Ивану Терентьевичу добрались поздним вечером. И когда переступили порог его дома, хозяин приветливо сказал:
— Места хватит. Сейчас покушать сообразим да поскорее на печку. — Он подмигнул ребятам. — А то завтра вставать рано. Домой поедем.
Под монотонно постукивающие ходики и хриплые звуки кукушки, каждый час выпрыгивающей из окна, Оксана заснула. На теплых кирпичиках посапывали дети.
Проснулась от пахнувшего в лицо холода. В клубах облака, рванувшегося в хату из открытой двери, стоял Иван Терентьевич.
— Беда, — вздохнул он. — Света не видать, сугробы выше забора.
Оксана резко поднялась:
— У вас под горой всегда сквозит. Может, дорогу не занесло.
Иван ушел. Через полчаса вернулся, безнадежно махнул рукой:
— Ничего утешительного.
Оксана опустилась на лавку, тяжело вздохнула:
— Что же теперь?
— Придется переждать.
— Господи, как быть-то? — вырвалось у нее.
Иван Терентьевич промолчал, а вечером, когда дети заснули, покашливая от волнения, начал издалека:
— Думаю, можно все уладить просто, а главное — хорошо и надежно.
— Да неужели? Как же это, Иван Терентьевич?! — воскликнула Оксана.
— Не знаю, с чего и начать. По душе вы мне. Вот и подумал… Станьте женой моей, хозяйкой, — выпалил он.
— Да разве ж это просто, надежно разве? Поглядите же, сколько детишек…
— Дети не помеха. Всем найдется дело.
Оксана ничего не сказала, понимая, как ответствен этот шаг. Она рассчитывала на помощь комитета незаможных. Это была ее последняя надежда. Когда небо прояснилось, пошла в Голованово.
— В родные края, говорите? Очень хотелось бы вам помочь, милая, — сокрушался председатель. — На тридцать дворов три клячи, да и те еле ноги переставляют. Весна идет, а на пахоту — хоть сам запрягайся.
Под тяжелыми ударами судьбы пришлось ей дать Ивану согласие. За детей боялась: трудно без отца им.
Первое время Иван относился к детям внимательно. Но вскоре помрачнел, надолго отлучался, а придя домой, придирался то к одному, то к другому. Однажды увидела Оксана Мишутку в слезах.
— Что случилось? — спросила.
Миша не отвечал, продолжал всхлипывать. Подбежала Варя:
— Ударил его дядя Ваня по голове и погасил лампу.
Когда дети уснули, Оксана спросила Ивана:
— Зачем бил ребенка?
— Я тут что, не хозяин? Потакать каждому…
— Мальчик читал книжку. Жаль керосина, погасил бы лампу. На кого руку поднимаешь?
— Земле нужны работники, а не грамотеи.
— Нельзя так, Ваня. И тебе надо бы поучиться. Крестиками расписываешься.
— Без грамоты проживем.
— Жили, а теперь другие времена пришли. Умные люди революцию сделали. Народную власть установили. Не веками же демидам кровь нашу пить.
— Демида не трогай! Он — голова.
— Этой голове нужны лишь твои руки, чтобы наживаться да еще душить ими, кто неугоден, а неугодна ему Советская власть. Знаю, ходишь к нему, а зачем?
— А ты… ты к товарищам, комнезамам заладила.
— И тебе на этот огонек повернуть бы, — ответила Оксана, ловя себя на мысли, что ошиблась в нем, не по пути ей с этим человеком: глубоко, видно, засосала его демидовская трясина. И дело не только в том, что детьми пренебрегает Иван. Поделилась как-то с ним, что в сельсовет приглашают на работу. Это не устраивало Демида. «Вот и предложили Ивану избавиться от меня», — решила Оксана.
А как-то в конце марта, когда истаял снег и подули теплые южные ветры, Иван, пообедав, скрутил за столом цигарку и чужим, незнакомым голосом проговорил:
— Так вот что, хлопчики… Развернулся лист и давайте в свист! Пора самим кормиться, зарабатывать хлеб.
И хотя лист к тому времени еще не развернулся, а всего лишь набрякли почки, Оксана окончательно убедилась, что Иван хоть и явно пренебрегает ее детьми, но не они являются главной причиной раздоров.
— Ты хлебом не попрекай, — бросила она Ивану, когда ребята выбежали на улицу. — Пока обходимся без твоего. Да и свистом не пугай.
Через несколько дней отправила Оксана старших мальчишек к тетке, проживавшей в коммуне под Николаевой. За Мишей приехал Антон Ефимович Белецкий, с которым Оксана уже разговаривала в комнезаме, когда он туда обращался с просьбой помочь организовать питание в Головановской начальной школе. «Нужен мне помощник пасти коров да овечек. В обиду не дадим», — пообещал он, и Оксана согласилась. Она знала: Антон Ефимович, выходец из дворянской семьи, с первых дней революции стал на сторону Советской власти, в годы гражданской войны находился в действующей Красной Армии.
После отъезда сыновей Оксана помрачнела. С Иваном почти не разговаривала. А он потеплел вроде. Варе как-то полевых цветов принес. Оксане предложил:
— На базар бы съездить. Дочке обувка нужна и тебе.
Согласилась Оксана и не пожалела, потому что встретила там племянника по мужу — Виктора, которого считали погибшим. Он рассказал:
— Как видите, жив и почти здоров. Был совсем плох. Тяжело раненным попал к белякам в плен. К счастью, наши освободили. Потом целый год — по госпиталям.
— А теперь?
— Ободья гнуть пока не подхожу, а сидеть сложа руки не могу. Понемногу прижимаем кулачье, выкачиваем хлебец. Упираются гады, саботируют распоряжения Советской власти. Сейчас у районного начальства разъяснения получал. Теперь смелее будем, а то побаивались: как бы не перегнуть. Да, — спохватился Виктор, — земляка встретил, Лукьяна Мозгового. Работает кучером у председателя исполкома.
— Без ноги, больной?
— Без ноги, да крепкий, кулацкое нутро насквозь видит. А вы одна тут?
— С дочкой, она в повозке, а муж за лемехом к цыгану-кузнецу пошел.
На базаре Оксана продала скупщику когда-то подаренную красноармейцем чайную ложечку и купила Мише рубашку и штаны. Не думала, что эти покупки Иван встретит с гневом. Но произошло неожиданное. Когда возвратились домой, Иван увидел обновки, его затрясло. Багровея, он схватил узелок и, бросив на землю, стал топтать, выкрикивая:
— Я должен их кормить, одевать!..
Оксана смолчала, но поняла: терпению пришел конец. Смолчала. А наутро, когда Иван отлучился, собрала в узелок вещички, взяла за руку Варю и ушла к Мише. Заметила его издалека. Он охранял небольшое стадо. Увидев мать и Варю, бросился навстречу.
Оксана подхватила Мишутку, прижала к себе, а он заскорузлым кулачком тер глаза.
— Ну что ты, сынуля? Нельзя так. Ты же мужчина, — ворошила она его выгоревшие волосенки, с трудом удерживаясь от слез. — Как тебе?
— Скучно одному.
Весь день они провели вместе на пастбище, а вечером Оксана долго разговаривала с Белецкими. Те хвалили мальчика за послушание и особенно за большой интерес к чтению. Утром, простившись с Мишей, она направилась в райцентр, к Лукьяну Филипповичу Мозговому.
Глава 9
Небольшой кирпичный дом Белецких с несколькими надворными постройками стоял особняком у берега тихой речушки. До ближайшего села — Голованова — версты три, а сельское пастбище — рядом с выгоном Белецких. Миша завидовал мальчишкам, горланившим у своего стада. Как хотелось и ему поиграть в лапту, побегать наперегонки! Однажды тряпичный мяч оказался рядом, и Миша ударом ноги подбросил его высоко-высоко. Задрав голову, взвизгнул от радости. Но кто-то ткнул в плечо.
— О ты, паныч! — зыркнул на него острыми глазенками длинношеий мальчишка, вырвал сумку. — Налетай, ребята, на буржуя!
В сумке были кусок пирога да два моченых яблока, завернутые Серафимой Филатовной на полдник. Все это он отдал бы, не сопротивляясь, но когда «атаман» схватил выпавшую из сумки книжку и вырвал несколько листков, гневом вспыхнули глаза мальчика.
— Отдай! — кинулся к нему Миша, но получил еще один удар в плечо.
Домой пришел в слезах.
— Плакса! — Из-за материнского плеча выглянула девочка.
— Люся! Так нельзя, нехорошо, — упрекнула мать. — Кто тебя обидел, Миша?
Миша ответил. Сдерживая слезы, он достал из сумки разорванную книжку.
— Так это моя! — воскликнула Люся. — Подумаешь! Есть из-за чего плакать.
— Ничего, Миша, — успокоила Серафима Филатовна. — Книжку дадим другую, а с ребятами этими не связывайся.
О случившемся узнал Антон Ефимович. Провожая мальчика на следующее утро в поле, он напутствовал:
