Филипп Голиков - Красные орлы (Из дневников 1918–1920 г.г.)
А враги все больше поднимают голову. На днях ревтрибунал будет судить за контрреволюцию купчиху Арефьеву, владелицу магазина мехов, мануфактуры и мебели.
22 июняВ Петрограде позавчера убит товарищ Володарский. В некоторых волостях нашего уезда, особенно в тех, что ближе к Челябинской губернии, кулаки подняли восстание. Уком усиливает борьбу с контрреволюцией.
В городе создан боевой отряд Красной Армии под командованием товарища Подпорина. Отряд будет воевать с чехами, которые уже подходят к Шадринску.
Я не попал к Подпорину. Но, наверное, в скором времени будет организовываться новый отряд. Этого уж я не прозеваю.
Прошел уездный съезд волостных Советов и фабрично-заводских комитетов. Там, как рассказывают, борьба развернулась между нашей партией и «левыми» эсерами. Эсеры отказались участвовать в уездном исполкоме, но со съезда не ушли. Их на съезде было почти вдвое меньше, чем коммунистов.
Председателем исполкома избрали Васильева, секретарем — Бронислава Швельниса, товарищем председателя — Брюханова. Комиссар народного образования товарищ Бажов почему-то вошел в коллегию отдела финансов. Толя Гаревский по-прежнему ведает юстицией.
Подробности о съезде мне не известны. Кроме одной. Перед открытием каждый делегат должен был дать подписку на верность революции. Все коммунисты, «левые» эсеры и один анархист (все тот же Черепанов) дали. Но нашлись и такие, что отказались. Их лишили делегатских мандатов.
29 июняИз Шадринска приходят недобрые вести. К нему вплотную приблизились чехи, вооруженные кулаки, казаки и белые офицеры. В деревне Мясниковой нашего уезда восстало кулачество. Советы свергнуты и в селе Канаш. Это всего верст 70–80 от Камышлова.
В городе тревожно. Появилось много подозрительных людей. Во время ночного патрулирования нередко задерживаем неизвестных; въезд в Камышлов без особого на то разрешения запрещен.
Начались аресты заложников. Под замок сели самые крупные богатеи: хозяева паровых мельниц Щербаков и Симакова, купцы Поздеев, Страхов, Выборов и другие буржуи.
Объявлена обязательная регистрация и сдача охотничьих ружей всех образцов. На это отведено 24 часа. Я понес свою плохонькую берданку На пункте сбора оружия сказали, что мне, как члену РКП (б), можно бы и не сдавать ее. Но чего уж там…
Что-то странное получается с «левыми» эсерами. Их областной комитет объявил в наших «Известиях» о роспуске своей камышловской организации за то, что она «явно защищает интересы кулацких слоев населения». Прямо так и написано. За некоторыми камышловскими «левыми» эсерами, как выяснилось, водятся и вовсе контрреволюционные дела. Кое-кого из них, в том числе и Лубнина, будет судить ревтрибунал. Эти «друзья народа» выпускали листовки против Советской власти, призывали не подчиняться советским органам.
Больше всего сейчас шумят анархисты. Чего они только не придумывают, чтобы втереться в доверие к жителям! Николай Черепанов на всех перекрестках клеймит «левых» эсеров. В газете большими буквами напечатано объявление: «Бедным бесплатно из парника анархистов раздается отличный сорт рассады капусты. Спросить у товарища Анисьи».
Ну и прохвосты! Хотят капустной рассадой купить народ. Ни перед чем не останавливаются.
Я отлично помню, как Черепанов поносил нашу РКП (б) и кричал, что только анархия — мать порядка. Не удивлюсь, если анархисты окажутся похуже «левых» эсеров.
Виделся мельком с Володей Брагиным. У него трудно в семье. Не могут свести концы с концами. Володя стал репетировать в разные классы средней школы. Но газету не бросает, пишет революционные статьи.
Я тоже недавно попробовал. Получилось это так. Зашел в нашу редакцию и разговорился со Степаном Васильевичем о текущем моменте. Тут же сидел Володя. Он молча слушал меня, а потом сказал: «Ты бы на бумаге изложил то, что сейчас рассказываешь». Я даже оторопел: какой из меня писатель? Однако, когда вернулся в отряд и все уснули, достал бумагу и стал писать. Писал две ночи.
Вчера в «Известиях» напечатана моя первая в жизни статья под названием «Борьба мира».
3 июляПрежде всего опишу то, что произошло за последние дни.
30 июня, несмотря на сильное сопротивление красноармейских отрядов, белогвардейцы и чехи взяли Шадринск. В нашем уезде положение тоже ухудшилось. Кулачье захватило власть и в Тамакульской волости. Белые подошли к Ертарскому заводу. А это меньше ста верст от Камышлова.
Отряд товарища Подпорина ушел на подавление кулацкого восстания в деревне Мясниковой. В городе сразу же начали формировать новый отряд, в который зачислили и нашу троицу: Гоголева, Арьку и меня. Всего человек 80. Командует товарищ Кучмей. Коммунист. Служил унтер-офицером в старой армии. Энергичный, хваткий. Ходит в суконной гимнастерке, суконных брюках и солдатских сапогах. Обращается со всеми просто, но дает понять, что он командир.
Большинство в отряде — дружинники из окрестных волостей. Коммунистов мало, всего несколько человек. Рабочих тоже мало. Заметно, что многие красноармейцы с неохотой приняли назначение в отряд Кучмея. Не желают удаляться от своих деревень.
Живем в том же помещении двухклассного училища.
Отряду дали два пулемета «кольт». Я попал в один расчет с товарищем Гоголевым. Изучаем пулемет. Поддается трудно. Начальником расчета — товарищ Понькин, по профессии портной, Никто из нас, в том числе и Понькин, не знает материальной части и никогда прежде не стрелял из «кольта». А завтра — в поход. Куда, зачем — неведомо…
Пока писал, пришли свежие новости, хотя и не очень приятные. Наши отступают от Омска. Восставшее кулачье сегодня уже возле станции Тугулым. То ли перехватили железную дорогу между Камышловом и Тюменью, то ли пошли к станции вплотную.
Нам, коммунистам, по секрету сообщили, что уездный исполком начал эвакуацию Камышлова. Заложников отправили в Екатеринбургскую тюрьму.
Едва успел сбегать к Прасковье Ионовне. Когда сказал, что уезжаю на фронт, бедная старушка совсем потерялась от страха. Плакала, крестилась и крестила меня.
Под вечер зашел в канцелярию гимназии, чтобы взять свидетельство об окончании седьмого класса. Выписал его наш письмоводитель Иванов, а подписал за отсутствием директора инспектор Борис Евгеньевич Юшков. Вежливо расспрашивал меня о красноармейской жизни. Я сказал, что всем доволен. Юшков поморщился:
Зря, зря вы, господин Голиков, поспешили. Не худо бы завершить образование, а потом уже предпринимать самостоятельные шаги.
Я ответил, что не жалею и никогда не буду жалеть о вступлении в Красную Армию рабочих и крестьян.
Как знать, как знать, — пробормотал Борис Евгеньевич.
Иванов в разговор не вмешивался. Только слегка посмеивался. Кажется, он был на моей стороне.
11 июляТрудно, неприятно, обидно. Однако надо все записать.
4 июля к нашему двухклассному училищу подъехали одноконные и пароконные подводы. Пока подготовились, погрузились, прошло несколько часов. После обеда выступили. На головной подводе сидели товарищ Кучмей и медицинская сестра. Подвода с «кольтом», на которой разместились мы с товарищем Гоголевым, шла пятой от головы.
Провожало много народу. Были жены дружинников и рабочих, пришли товарищи из укома и исполкома.
Когда отряд вытянулся между Шадринским мостом и училищем, товарищ Федоров сказал короткую напутственную речь.
Настроение боевое. Мы знали, что едем на Тамакул подавлять кулацкий мятеж и восстанавливать власть Советов.
Нам велели в пути не дремать, держаться наготове. Дорога лесная, возможны всякие неожиданности.
Едем час, другой — ничего подозрительного. Сделали верст двадцать, переночевали спокойно, с рассветом тронулись дальше. Командир выделил две подводы для разведки по боковой дороге. На второй подводе сидел я. Действовали мы плохо. Сейчас даже стыдно вспомнить. Неожиданно увидели впереди два воза с сеном. Кто-то, не разобравшись, выстрелил. Все схватили винтовки и открыли пальбу. Хорошо, что ни в кого не попали. Ведь то были обыкновенные крестьяне, а никакие не белогвардейцы. О белых они и сами толком ничего не знали.
После этого разведка больше не высылалась.
Вдруг слышим, перед деревней Падериной, в которой мы намеревались сделать привал, стрельба. Не успели опомниться, как очутились в придорожной канаве. Пули свистят над головой, но пока что никого, не задевают.
Кучмей командует: «В цепь!». Однако люди очень нерешительно выбираются из канавы.
Мы поставили «кольт» на дороге и ударили по врагу. Красноармейцы стали увереннее. Я подумал тогда, что и мне положено быть в цепи. Страха не испытывал. Только возбуждение.
Поднялся в рост и пошел вперед. Рядом, вижу, идут другие. Закричали «ура» и побежали быстрее. Противник не выдержал и отступил.
