Александр Чуксин - Однополчане
— Проклятые, девятый раз летят, — ворчит Исаев.
— Ни минуты спокойно не поработаешь, — вторит ему оружейник Шеганцуков.
— Тебе хорошо, ты маленький, удерешь. А вот мне что делать? — усмехается Исаев.
В полку он выше всех ростом. Во время вражеских налетов над ним посмеивались:
— Куда бежишь? Пойди встань в чистом поле, подними руки вверх, с воздуха подумают — верба стоит, не тронут.
«Юнкерсы» пролетели над аэродромом и взяли курс на мост через Западную Двину. Наши зенитчики взяли немецкие самолеты в клещи. Те, беспорядочно сбросив бомбы, поспешно улетели.
И тотчас же снова загудели моторы. Звук своих бомбардировщиков техники узнают издалека. И сейчас они побежали навстречу экипажам. Прилетело звено Зорина. Командир полка вылез из кабины, но торопил своего техника:
— Быстрее готовьте машину, сейчас опять полетим, — достал из планшета только что полученную сводку и бегло прочел ее.
К Зорину подбежал взволнованный инженер по вооружению, заикаясь доложил:
— Т-товарищ командир, бомб осталось на один вылет. Все обшарил — нет-ту…
— Как? Разве сюда не завезли?
— Никак нет, а до ближайшей базы пятьдесят километров.
— Так какого дьявола они посадили нас на эту точку! — и, увидав комиссара полка, позвал его: — Дмитрий Васильевич! Вот как воюем, после второго вылета бомб не стало. Неужели заранее не могли сюда завезти?
— И могли и должны были! — угрюмо ответил Чугунов. — Да вот не сделали. Ладно. Надо выход искать.
— Давай, Александр Николаевич, в следующие вылеты полную нагрузку бомб не брать, растянем их на несколько полетов. Не можем мы в такое время бездействовать, не имеем права. Я пойду звонить.
Чугунов почти бегом направился к леску, где размещался штаб полка.
Зенитка забила снова. На бреющем полете из-за сосен появились шесть двухмоторных истребителей. Они пролетели к реке, стали разворачиваться. Зорин закусил губы. Яков бросил недокуренную папиросу в траву, спешно полез в кабину.
«Хорошо поставлена разведка. Не успели мы сесть, как уже показались… — подумал он. — Ну ничего. Не удалось нас врасплох застать».
* * *Ранение оказалось несерьезным, и Дружинин уже через десять дней возвращался в часть. Мысленно он всегда был с друзьями и ни на секунду не забывал о них.
Как они там? Может быть, многих нет в живых? Вдруг и Яков, и Борис, и Зорин… Нет, нет, все они живы…
Путь на аэродром был гораздо короче, чем в госпиталь. И это не было обманом чувств — отступление продолжалось. Трудные дни переживает его Родина.
И он обязан быть в строю. Он рад, что вернулся. Радость возвращения переплеталась с тревогой.
Вот и аэродром… Он ступил на летное поле. Кто-то, поминутно оглядываясь, бежал ему навстречу. Константинов! Дружинин и сам не ожидал, что так обрадуется ему — ведь они никогда дружны не были. Сейчас он забыл об этом. Перед ним был однополчанин. И он радостно улыбался, всматриваясь в подбегавшего летчика.
Но лицо Константинова вместо радости изображало страх. Налетев на Дружинина, он обхватил его за плечи, бессвязно выкрикнул:
— Там немецкие танки… Спасайся… Сейчас здесь будут.
Ошеломленный Дружинин прислушался — со стороны леса действительно доносился тяжелый рокот моторов, лязг гусениц. И в ту же минуту из леса выехала колонна тракторов.
— Эх ты, — Дружинин сбросил руки Константинова с плеч, — паникер! Не ждал я от тебя. Да успокойся, в себя приди. Смотреть на тебя тошно.
— Вот что, Константинов, идите в штаб, там подождите меня, — послышался рядом спокойный голос.
Дружинин обернулся — рядом с ним стоял комиссар Чугунов. Приветственно подняв руки, подходили Колосков и Банников, чуть дальше виднелась грузная фигура Исаева.
Ссутулив плечи, Константинов медленно направился к КП. А летчики, не замечая его, начали оживленный разговор.
— Ты, Яша, возмужал, не узнать.
— Он у нас герой, трое уже на счету, на таран ходил, к двум орденам представлен, — говорил Борис.
— Да что там герой, делал то же, что и все.
— Нет, Яша, ты молодец. Вот тебе и «молодо-зелено». Стосковался по вас… Теперь вместе летать будем, догонять вас придется.
— Вот что, друзья, — обратился к летчикам Чугунов, — давайте на отдых. Чувствую, передышка ненадолго…
— Неужели опять перелетать на новую точку? Скажите, товарищ комиссар, когда же конец этому отступлению? — взволнованно спросил Колосков.
— Я и сам думаю об этом, — тихо заговорил Чугунов. — Очень тяжело нам. Много людей гибнет. Но одно знаю верно — хоть враг и силен, наш народ еще сильнее, выстоит, победит!
Они молча прошли несколько шагов, каждый по-своему думал о неудачах.
* * *Глубоко затягиваясь, Чугунов пристально смотрел на сидевшего по ту сторону стола Константинова. Лицо бледное, осунувшееся. Руки вздрагивают. Глаза бегают. Взглянет на комиссара и тотчас же в сторону взор отведет.
— Ты скажи мне, Константинов, что происходит с тобой. Ты посмотри на товарищей своих. Чем же ты отличаешься от них? Когда завелась в тебе эта червоточинка? И разве не в силах ты с ней справиться? Что же молчишь? Говори, легче станет. Вместе подумаем, как с бедой твоей справиться.
— Трудно мне, товарищ комиссар. Не думал никогда, что такое быть может. Все время кажется — вот сейчас смерть, вот сейчас… А сегодня, там, на поле, встретил Яшу и Исаева, они словно от зачумленного от меня… И подумал, в первый раз подумал: позор хуже смерти. Разрешите мне лететь, товарищ комиссар, я… я не подведу.
— А сможешь, Константинов?
— Мне кажется, только раз себя пересилить, а по том легче станет.
— Да, это так. Хорошо, я дам тебе эту возможность. И помни — это последняя. Не выдержишь — погибнешь. Причем бесславной, позорной смертью труса. Это горькая правда, но это-правда. От нее никуда не уйдешь…
В эту ночь не меньше Константинова волновался и Колосков. Он впервые вел в бой звено. С ним летели Дружинин и Константинов, которому Яков не верил. В том, что из труса храбреца не получится, он был уверен. Однако комиссара Чугунова пришлось уважить. Комиссар сказал: так нужно. Ну что ж, если нужно, пусть летит…
Кто бы мог подумать, что среди его товарищей окажется вот такой… А каким он был раньше, до войны? В памяти промелькнула картина новогоднего вечера.
Группа курсантов приехала на бал-маскарад во дворец тракторного завода. Были здесь Дружинин и Константинов. Во время танцев Яков познакомился с веселой, красивой девушкой Таней Банниковой. Таня легко танцевала, не умолкая, рассказывала о своих подругах, об учебе, о Харькове, она любила свой родной город. Во время игр Яков вышел в сад покурить. К нему подошли двое парней. Один из них, невысокого роста в клетчатой рубашке, грозно, шепотом сказал:
— Нашу девушку не тронь. Сматывайся побыстрее, пока ноги целы.
Он недружелюбно оглядел Колоскова и зло усмехнулся. Яков заметил, что парень изрядно пьян.
— Да чего с ним говорить, — вмешался второй, худой с болезненным лицом. Он схватил Якова за гимнастерку и потянул к себе:
— Ну, считай до трех…
— Убери руки, — спокойно проговорил Колосков. — Драться здесь не буду, не для этого нас пригласили. А если у кого руки чешутся, пожалуйста. Только после вечера, в поле, между нашей школой и тракторным.
— Герой! А мы вот сейчас хотим, — и опять схватил Колоскова за гимнастерку.
В это время в сад вышел Константинов. Сразу понял, что происходит, подошел к пьяному.
— Слушай, ты, иди проспись. Ну, чего пристал, — и легонько оттолкнул его в сторону.
Парень выругался, сплюнул и вдруг, размахнувшись, ударил Константинова в грудь.
Яков увидел, как у Константинова сощурились глаза, удивленно, по-детски вскинулись брови.
— Разве так бьют, — и он ударил парня в подбородок коротким резким ударом.
Тот упал.
— По-нашему… Прелесть, а не удар, — сухо заметил второй и, нагнувшись к лежавшему, строго сказал: — Рудольф, чего развалился, как на перине. Пошли…
Да, тогда Константинов не трусил. Но тогда было совсем другое, тогда не угрожала смерть.
…Вылетели утром. Пока шло все хорошо. Константинов не отставал от ведущего, держал заданную инстанцию и интервал. Облака прижали тройку самолетов к земле. Показались изгибы Березины. У взорванного моста скопились войска. Ведущий дал команду сбросить бомбы. Облегченные самолеты спускались ниже. С высоты ста метров хорошо было видно, как вражеские танки с открытыми люками шли по шоссе Минск-Могилев, прокладывая путь орудийными залпами и пулеметами. Слегка накренив самолет, Колосков наблюдал за колонной, угадывая, где чужие и где свои. Раздались выстрелы зенитных пулеметов. Из-за облаков вылетело звено немецких истребителей. Штурман крикнул в микрофон:
