Александр Чуксин - Однополчане
Зорин направился в другую сторону. Ему хотелось хоть немного побыть одному.
— Товарищ командир! Товарищ командир! — окликнули вдруг его.
Зорин медленно и неохотно оглянулся. Его догонял помощник начальника штаба по разведке.
— Ну, что вам?
— Пришли летчики из истребительной дивизии Черемушина. У Немана стояли, — тяжело дыша, торопливо доложил помощник.
— Где они?
— Сидят возле КП. Привели сигнальщика, недалеко от нашей площадки поймали. Сигналы немецким самолетам подавал. Комиссар допрашивает.
— Пойдемте.
При виде командира полка летчики-истребители медленно поднялись. Их было человек двадцать. Усталые, заросшие, они еле стояли на ногах.
— Кто из вас старший? — спросил Зорин.
— Командир эскадрильи Брюзгин, — невысокого роста, плечистый, немолодой летчик сделал шаг вперед. Его мохнатые запыленные брови нахмурились, он метнул взгляд на своих подчиненных.
Те поняли его и быстро построились в одну шеренгу.
— Так вот, товарищ Брюзгин, приказано всех «безлошадных» летчиков направлять в Полоцк в пехотную дивизию Кухаренко.
На суровых лицах летчиков — удивление и испуг.
— Значит, искупать вину. Разве мы виноваты?.. Зорин искоса взглянул в сторону говорившего и сказал внушительно и твердо:
— Кто виноват, разберутся без нас. Сейчас не это главное. Надо любой ценой сдержать врага, пока не подбросят резервы. Самолетов нет, а воевать надо. Я передаю приказание.
— Сытый голодного не поймет…
— Да замолчи ты… лейтенант Фокин! — прикрикнул Брюзгин. — Обстановка, товарищ командир, ясна. Разрешите накормить людей. Вторые сутки не ели.
— Разрешите еще вопрос? — подался вперед Фокин. — Если появятся самолеты, нас не забудут?
— Думаю, что нет, — и, повернувшись к помощнику начальника штаба, Зорин приказал: — Отведите людей в столовую. Накормите ужином по всем правилам.
— И сто граммов будет? — удивленно спросил молодой летчик.
— Да.
— Порядок…
Александр Николаевич опустил голову. Немного погодя с усилием сказал:
— У нас сегодня четырнадцать человек погибли в воздухе. А вам от души желаю долгой жизни…
Командир полка остался один. Он стоял и смотрел вслед летчикам. Потом, взглянув на порозовевшее небо, на красноватые верхушки притихшего леса, пошел на командный пункт. На поляне стоял небольшой домик, сделанный из сырых бревен. Обогнув осинник, Зорин вошел в продолговатое помещение. Навстречу командиру полка из-за стола поднялся Чугунов. Он не стал расспрашивать Зорина о полете, понимал, что творилось в душе командира.
— Донесение кончаю. Сегодня сделано сто шестьдесят самолето-вылетов. Семь экипажей не вернулись с задания.
— Погибли, — поправил его Зорин.
— Сейчас исправлю. Посылаю и наши соображения. Пока не будет истребителей сопровождения, большими группами летать нельзя.
— Согласен. Дмитрий Васильевич, надо всех погибших представить к правительственной награде, у тебя складнее получается. Я бы им всем Героя присвоил. Сгорели, но не сдались… Гущина, Колоскова и Банникова я представлю, — Зорин сел на скамейку и вытянул ноги. Сразу навалилась усталость. Стараясь справиться с ней, поднял голову, огляделся. И только теперь увидел в углу сигнальщика. Тот, понурившись, сидел на ящике от бомб. По бокам стояли с винтовками два моториста.
— За нами следил, гадина. Вот, Александр Николаевич, полюбуйся. — Чугунов поставил на стол небольшой раскрытый чемодан. Там лежали несколько банок тушонки, кусок сала, копченая колбаса, две ракетницы, несколько десятков ракет, зеленая гимнастерка с тремя кубиками на петлицах.
— А вот карта, описание наших самолетов, — комиссар передал все это командиру.
Да, разведка у них неплохо поставлена. Даже мы не знали своих самолетов, для нас секретом было, а врагу все известно. И он, вспомнив рассказ генерала, помрачнел. На карте большими кружками были отмечены наши постоянно действующие аэродромы и маленькими точками — посадочные площадки. «Не густо. Все же не все известно», — подумал Зорин.
— Фамилия? — неожиданно резко спросил он.
— Стукач, — гортанным голосом ответил сигнальщик.
Командир полка в упор разглядывал Стукача. Одет в зеленый комбинезон, на ногах высокие резиновые сапоги. Лицо круглое, жирное.
— Документы?
— Здесь. Ваш уже смотрел, — и покосился на комиссара.
— Паспорт фальшивый, по морде вижу, не белорус вы, а немец.
— Так точно, угадали, — холодные глаза, не мигая, смотрели на Зорина.
— Война вами проиграна, — нагло бросил шпион. — Наши войска прошли Гродно, Лиду, днями будут в Минске, а там Смоленск, Москва. Европа будет единой германской империей — от океана до Урала.
— А дальше?
— Сибирь нас не интересует.
— Как попали к нам?
— Ночью под 21 июня нас, целую группу, сбросили в Августовскую рощу. Каждый получил задание следить за движением русской летной части и подавать сигналы. Я должен был сопровождать вас до Смоленска, а там встретиться с другим…
— Когда думали быть в Смоленске?
— В первых числах июля. Как видите, напрасно сопротивляетесь. Давайте договоримся. Вы освобождаете меня, я вам и вашим подчиненным гарантирую жизнь.
Зорин подался вперед, сжал кулаки, Но сдержался.
Моторист, стоящий поближе к немцу, вдруг приподнял винтовку и размахнулся.
— Ах ты, подлюка… — солдат задыхался от возмущения.
— Репин! — строго прикрикнул Чугунов.
— Да, как же, товарищ комиссар.
— Успокойся. Он не свое говорит.
На столе громко зазвонил телефон. Чугунов взял трубку.
— Слушаю. Да, машину и одного техника. Сейчас отправляем. — Комиссар положил трубку. — Начальник штаба звонил.
— Куда отправлять, зачем? — спросил Зорин.
— В штаб фронта. Там есть специальные люди, они допросят.
Немец, настороженно вытянув шею, прислушивался. Александр Николаевич встал. Он хорошо знал, что в штабе после допроса сигнальщика отправят в тыл, в лагерь военнопленных. В живых останется.
— Мое мнение — расстрелять! — и вопросительно взглянул на Дмитрия Васильевича.
— Расстрелять! — подтвердил комиссар.
* * *Колосков проснулся на рассвете, вышел из сарая. Светлый диск луны висел над лесом. Яков направился к своей машине. В высоте заурчали немецкие самолеты. Яков ускорил шаги. «Если начнется бомбежка, не взлетишь».
С командного пункта к нему бежал помощник начальника штаба по разведке.
— Четыре немецких бомбардировщика уже близко! — взволнованно сообщил он. — Командир приказал немедленно лететь на разведку.
— Не волнуйтесь. Данные разведки доставим вовремя, — спокойно ответил летчик.
У самолета ждали техник Исаев и старший лейтенант Пряхин. Он сегодня летел с Колосковым за штурмана.
— Запускай мотор, полетим, — распорядился Колосков.
Из-за леса, на высоте шестисот метров, выскочили четыре немецких бомбардировщика.
— Поздно, не взлетите, расстреляют, — сказал Исаев. Колосков из кабины махнул технику, чтобы отошел от самолета, и быстро нажал на стартер. Пряхин закрыл кабину, приготовил пулеметы. Самолет пошел на взлет. Летчик дал полный газ мотору, быстро оторвал машину от земли…
Вот он, враг, — рядом. Штурман открыл огонь. Фашистские летчики растерялись. По-воровски налететь, отбомбиться и удрать было их излюбленной тактикой. Но сейчас удирать было поздно. Колосков, открыв огонь из крыльевых пулеметов, врезался в строй неприятеля. Завязался неравный бой. Яков не отрывал глаз от прицела. Поймал двухкилевой хвост со свастикой, плеснул огнем. Ведущий немецкий самолет загорелся, накренился на правое крыло. Фашистский летчик пытался вывести машину в горизонтальный полет, однако самолет вошел в штопор и мертвым грузом полетел вниз. Лишь длинная огневая черта отметила путь его падения. А Колосков уже повернул нос своей машины на следующий вражеский самолет.
В беспорядке сбросив бомбы на лес, немецкие самолеты уходили в высоту.
— Удирают, сволочи! — торжествующе крикнул Пряхин.
— Был бы крупнокалиберный пулемет, не удрали бы, а что этот «шкас», — словно муха кусает, — заметил летчик.
А на земле торжествовали те, кто наблюдал за воздушным боем.
«Вот и первая победа, — думал Зорин, отходя от радиостанции. — Первая! И какая — один против четверых. Хорошо, что воздушный бой над аэродромом проходил. Люди воочию убедились, чего стоят хваленые непобедимые немецкие асы. Нет, это не смелость, это — нахальство. Смел, когда уверен в беззащитности противника. В открытом бою, против мужества, где им устоять…»
Возле посадочного знака к Зорину подошел комиссар.
— Черт возьми, как жаль, Александр Николаевич, что в нашем распоряжении нет орденов. Так и хочется сейчас наградить Колоскова.
