Василий Смирнов - Саша Чекалин
Школьных новостей было много. Егорушка свалился с парты — за это его наказали. Степок во время перемены лаял собакой — тоже стоял у доски. А Зинка подралась с курьяновскими девчонками.
— Непорядок!.. — сердился Саша. — Ее помиловали, а Серегу столбом в угол поставили.
— Значит, за дело наказали, — отозвалась из чулана мать. — Такой же сорванец, как и ты.
— Нет, не за дело, — горячился Саша. — Серегу стукнул по голове курьяновский Витька. Серега пожаловался учительнице, и его поставили у доски…
— Серегу? — переспрашивает мать.
— Да нет, не Серегу, а курьяновского Витьку. Потом Серега донес, что Пузан подговаривает ребят бить Зинку. Его тоже поставили…
— Пузана поставили?
— Да нет же… — сердился Саша, удивляясь, почему взрослые так бестолковы. — Серегу поставили, чтобы не ябедничал. Александра Степановна так и сказала: «Ябедников и лгунов я не люблю. Тот, кто ябедничает и говорит неправду, тот пустой человек. Мужественным, сильным он никогда не будет». Правда, мам?..
— Правильно! — подтверждает мать. — Вот и вы с Витюшкой не ябедничайте друг на друга.
— Я и так никогда не ябедничаю, — замечает Саша.
Он порывается еще что-то рассказать. Но матери некогда слушать — спешит в сельсовет. Вот Витюшка — другое дело. Широко раскрыв круглые доверчивые глаза, он готов слушать старшего брата сколько угодно.
— Хочешь, я буду учить тебя? — предлагал Саша.
Посадив Витюшку на маленькую скамейку и положив букварь перед его носом на табуретку, Саша спрашивал:
— Видишь буквы?.. Ну, теперь разбирайся. Это какая буква?.. А это какая?
Витюшка, нахмурившись, смотрел на буквы, долго думал, шевеля губами, а потом решительно заявлял:
— Не хочу!
— Эх, ты! — укоризненно говорил старший брат. — А еще со мной в школу просишься.
В избу часто забегали Сашины приятели, готовили вместе уроки, играли.
Что вас так мало собралось?.. — серьезным тоном спрашивал отец, появляясь в избе. — Может быть ночевать останетесь?
Павел Николаевич любил порой поговорить с ребятами. Знал он много разных историй. Слушать его было интересно.
— Не спите? — спрашивал отец, забираясь к сыновьям на печку и с наслаждением вытягиваясь на подстилке.
— Расскажи про вчерашнее, — наперебой просят Саша и Витюшка.
Вчера отец рассказывал про свою молодость. Как при царе, в первую мировую войну, забрали его в армию, привезли на фронт. Как, раненный, попал он в плен к австрийцам, как удалось ему убежать.
— Сказочку… — просит Витюшка, забираясь на грудь к отцу и снова сползая на ватную подстилку.
— Про вчерашнее… — требует Саша. Витюшка замолкает.
— Ладно… про вчерашнее, — соглашается он.
— Отправили меня в санитарном поезде в Петроград, — рассказывает отец. — В самую революцию это дело было… — Голос у отца тихий, мягкий, льется спокойно, неторопливо… — Помню, улицы день и ночь кишмя кишат народом, знамена, флаги… Ходили и мы, солдаты, на демонстрацию. Несли кумачовый стяг, написано на нем: «Война — дворцам, мир — хижинам!» Бывало, друг друга спрашиваем: «Ты за кого? За какую партию? За народ или за буржуев?» Ну, ясное дело — солдаты за народ. За буржуев охотников нет… Все за большевиков стояли…
Интересно рассказывает отец, но глаза у ребят слипаются. Уже засыпая, Саша слышит, как за столом отец и мать снова ведут разговор о постройке в селе новой школы. В избе тепло и душно. Пахнет горьковатым дымком от незаглохшего самовара. Тускло горит, чуть потрескивая, подвешенная к брусу жестяная лампа. И снится Саше эта новая школа…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Еще давно, когда мать только выбрали председателем сельсовета, начался разговор о постройке новой школы. В старом здании с трудом помещались все ребята. Занятия приходилось проводить в две смены. Саша видел, что мать советовалась с учителями, писала какие-то заявления, часто ездила в город и, возвращаясь обратно сердитая, говорила:
— Обещают…
Всё обещают. А когда — неизвестно. Забот у Надежды Самойловны было много и помимо школы. К председателю сельсовета шли по всякому поводу, иногда просто посоветоваться по своим семейным делам.
Но Саша знал: если мать чего захочет, она не отступит, настоит на своем.
И вот однажды зимой она вернулась из города сияющая, веселая, краснощекая от мороза. Схватила, не раздеваясь, сыновей в охапку, завертела их, прижимая к себе, целуя и приговаривая:
— Ну, сынки… будем строить школу… Будем строить… Разрешили…
Вечером, как обычно, к Чекалиным собрался народ. За окнами свистел ветер. У потолка плавал дымок от махорки. Саша тоже сидел за столом, покрытым самотканой скатертью, и внимательно слушал.
— Разрешить-то разрешили… — сомневался учитель Петр Иванович, — с материалом задержка будет. Теперь такое строительство кругом развертывается. Каждый кирпич на вес золота…
— Если нужно, я сама в лес поеду за бревнами, — звенел голос учительницы Александры Степановны — воскресник можно провести… Разве у нас нет в селе своих плотников, печников?.. Все можно сделать если захотим.
«Все можно», — думал Саша, не сводя глаз с учительницы.
Опасения Петра Ивановича не оправдались. Весной, как только просохла дорога, по большаку потянулись в село подводы с лесом, кирпичом, тесом, у Саши и его приятелей прибавилось. Под их неусыпным наблюдением на пригорке в бывшем барском саду приехавшие из города каменщики выложили из красных кирпичей фундамент. Потом пришли плотники и дружно затюкали топорами, обтесывая слезившиеся янтарными потеками еловые бревна.
Прогнать непрошеных помощников невозможно. Ребята, как белки, карабкаются по стенам, роются в куче стружек, звонко верещат:
— Нам школу строят!..
Плотники хотя порой и покрикивают на них для острастки, но не очень сердито — им весело с ребятами. Безотказные помощники готовы услужить в любом деле, только скажи слово.
— Пойдем на речку. Чего ты здесь прилип? — зовут Сашу ребята, когда надоедает вертеться у стройки.
— Погоди ты!.. — отмахивается Саша. — Тут интереснее…
Топор, пила и рубанок знакомы ему давно. Но у мастеров-плотников эти инструменты играют и поют в руках. Как ловко, быстро и чисто все у них получается!
Когда плотники усаживаются на перекур, Саша завладевает рубанком.
— Дотошный ты парень, — говорит Саше рыжебородый пожилой плотник Петрович, старший в артели, и скороговоркой добавляет: — Учись, учись, сынок. В жизни все пригодится. А то, может, в артель к нам пойдешь работать?
— Пойду, — соглашается Саша. Глаза у него блестят от радости. Интереснее плотничьей работы, кажется Саше, нет ничего на свете.
Дома Саша с увлечением рассказывает:
— Меня в артель приглашают. Дюже, говорят, рубанком я строгаю чисто.
— Что ж, хорошо! — соглашается отец. — Отпустим, мать? — подмигивает он жене. — Свой добытчик будет.
Мать поддерживает:
— Скотный двор в колхозе скоро начнем строить, плотники нам ох как будут нужны.
Битюшка сидит вместе со всеми за столом — они ужинают — и сгорает от зависти к старшему брату: неужели его взаправду плотники в свою артель возьмут?
Вместе с Петровичем работает в артели его сын Алексей. Он похож на отца. Такой же высокий, рыжеволосый и сутуловатый. По вечерам Алексей выходит с гармошкой на бревна у сельсовета. Сразу же к нему собираются девушки и ребята со всего села. И до рассвета тилиликает гармошка.
Саша знает, что Алексей учится в Москве на рабфаке и на каникулы приехал помогать отцу.
— Мой Алешка ученым будет, — хвастается Петрович. — Иностранные языки хочет изучать.
К осени большой бревенчатый сруб школы оделся железной крышей, потом заблестел на солнце широкими, в три звена, стеклами окон.
Во второй класс Саша пошел уже в новое помещение школы. Ребята гурьбой ходили из класса в класс, радовались — везде светло, просторно, приятно пахнет смолой и краской. На стенах девочки уже успели развесить хвойные гирлянды. На окна поставили банки с цветами.
— Как хорошо у нас теперь! — радовался Саша, рассказывая дома.
Может быть, по этой причине учился Саша во втором классе лучше, чем в первом. А если случалась плохая отметка, мать тут же узнавала о ней и говорила, сдвинув густые брови и наморщив крутой смуглый лоб:
— Позоришь, Шурка, ты меня на все село. Что теперь скажут про меня люди? Воспитать сына, скажут, не можешь, какая же ты коммунистка! А я-то хвалилась: «У меня Шурка передовой ударник». Вот и передовой — двойкой наградил.
— Это случайно, мама, — уверял Саша, — вот увидишь…
Он и сам тяжело переживал неудачу.
— Сходи к дедушке. Покажи ему свои труды, — предлагал отец.
