Ф. Вишнивецкий - Тридцатая застава
«Черт знает, что делается… И кому эго нужно?» — подумал он и на этот раз, получив из штаба пограничной стражи приказание обеспечить условия для прохода человека на другую сторону Збруча.
А когда встретил после этого в приграничной зоне незнакомого немца в сопровождении поручика Морочило, подумал, что это и есть тот человек. Не зная закулисной игры разведок, возмутился и решился на поступок, который при его служебном положении считался тягчайшим преступлением. Однако молодой человек не считал это преступлением против своей совести и своего народа. Никаких планов, никаких особых намерений у Щепановского не было. Просто поступил именно так, а не иначе по неясному, точнее — неосознанному велению сердца…
Руководитель имперского отделения разведки с помощью Морочило разработал план операции до мельчайших подробностей. Появление в поместье жандармов и «арест» Романа Коперко обеспокоил и немного напугал хозяина. По мнению Фишера, политикой балуются только бездельники. А старший брат Романа Григорий совсем опечалится:
— Ни за что схватили Ромася, — жаловался он соседям. — Там и замордовать могут…
— А то ведомо, пан Коперко. Им только попадись в лапы…
Но больше всех тревожился Яким Дахно: если Романа арестовали за недавний инцидент на границе, то его, Дахно, тоже могут схватить, ведь они вместе готовили диверсию…
Пока старший Коперко оплакивал брата, а Дахно до полуночи ворочался на постели, раздумывая над неожиданным арестом управляющего: тот, использовав метель, проскочил границу и, минуя Лугинскую МТС, повернул на юго-восток.
Где-то на полдороге к Збручску пришлось пролежать минут двадцать в снегу: со стороны города показался прыгающий свет автомобильных фар — шла машина.
«И кому в такую свистопляску понадобилось пробиваться к границе? Неужели заметили?» — напугался Роман и нажал на лыжи, когда проскочила машина.
Рассвет настиг его за Збручском. Так и планировали они со Шмитцем. Остановка в городе исключена. Рано или поздно чекисты обнаружат следы и поставят на ноги всех своих работников. Этот майор, видно, собаку съел в подобных делах. Да и он, Роман, за последние годы многому научился. Главное — как можно дальше уйти от границы, запутать следы.
Зарыв в снегу лыжи и накидку. Коперко вышел на дорогу. Уже совсем рассвело. Ветер немного притих. Идти тяжело, ноют ноги, спина, сумка с каждым шагом тяжелеет. Позади и впереди — ни души.
«Скверно, — подумал Роман. — Слишком заметен одинокий путник в поле. И укрыться негде…»
Несколько минут спустя оглянулся и вздрогнул: примерно в километре шел за ним грузовик, разбрасывая в стороны рыхлый снег. Бежать поздно. Сошел на обочину и поднял руку.
— Куда? — крикнул шофер, выглянув из кабины.
— На Раздорожье…
Взглянув на пустой кузов, Коперко успокоился, но следил за каждым движением молодого парня, залезая в теплую кабину. Шофер молча смотрел вперед, не проявляя никакого интереса к случайному попутчику. В Раздорожье прибыли задолго до наступления темноты. Машина остановилась против буфета. Коперко начал рыться в кармане, поглядывая на шофера, но тот отрицательно покачал головой.
— Здесь можно погреться и перекусить, — подмигнул он Роману, когда тот легко выпрыгнул из кабины. — Жаль, некогда, а то бы и я составил компанию.
Машина умчалась, а Коперко проводил ее глазами и поспешил к рыночной площади. Здесь легче затеряться средь базарной сутолоки.
«Ну, господин Фризин, или как там тебя величают, встречай нежданного гостя… — Немного подумал и сам себе возразил: — Почему нежданного? Раз в таком деле увяз, должен каждый день, каждую минуту ожидать весточки от хозяина. И так до смерти. А вот смерть твоя действительно может наступить неожиданно… — Криво улыбнулся, вспомнив наставления Шмитца. Да и без наставлений знал, что ожидает агентов, выбывающих из „игры“ вопреки воле хозяина. — Великодушия в нашей игре не от кого не жди».
Потолкавшись между разношерстной публикой, Коперко уже в сумерки побрел к вокзалу. Здесь полно людей. Одни толпятся у касс, другие с узлами, мешками, чемоданами расположились в залах ожидания, даже в проходах. Шум, гам, сутолока, смешались прибывающие и отъезжающие пассажиры. Протискиваясь между ними, обошел все помещения, приметил, где находится диспетчерская: по данным Шмитца, там и следует искать Фризина-Ярченко.
Когда началась посадка на очередной поезд, толпа хлынула на перрон, торопливо растекаясь вдоль прибившего состава. В такой суматохе Коперко незаметно пробрался к южному крылу вокзала, завернул в коридор и остановился перед дверью с табличкой: «Старший диспетчер. Вход посторонним воспрещен».
Прислушавшись, он резким движением дернул на себя дверь, вошел в комнату и сразу повернул ключ в замке. Не выпуская из рук сумки, ждал, пока освободится диспетчер.
За столом стоял Фризин-Ярченко (это не вызывало никакого сомнения у Коперко) и разговаривал с кем-то по телефону, прижав к левому уху трубку. Его глаза с характерным прищуром вопросительно смотрели на вошедшего. Окончив разговор, повесил трубку и, не садясь, сухо спросил:
— Что вам угодно?
Теперь у самой мочки левого уха четко выделялась извилистая родинка. Значит, ошибки быть не может.
— «Надо переадресовать багаж. Помогите», — раздельно и многозначительно произнес Роман каждое слово пароля, не спуская глаз с диспетчера. Тот даже бровью не повел, словно не понял, к кому обращается посетитель.
— Вы ошиблись, дорогой товарищ, промолвил все тем же бесстрастным, сухим тоном. — Здесь не багажная касса. Обращайтесь туда…
«Завидная выдержка, подумал Коперко. — Не такой уж он пентюх, как с виду кажется». И, приблизившись к столу, с улыбкой упрекнул:
— Не годится так встречать гостей, господин Фризин… Именно к вам у меня дело, Владимир Иосифович.
И на этот раз ничем не выдал себя диспетчер, только подошел к двери, чтобы повернуть ключ, но она оказалась закрытой. Пытливо осматривая гостя. Фризин-Ярченко многое перетряхнул в памяти за эту минуту. Столько лет ожидал посланца из того мира, уж и надежду потерял, думал, забыли. В годы коллективизации в самый бы раз ему явиться — не дождался.
А теперь — не то время.
— Так что же вам от меня нужно?
— Лично мне — сущие пустяки: какая-нибудь работенка поблизости от границы. А полковнику Александеру от Южного…
— Об этом потом. Здесь нельзя оставаться ни минуты. Вот вам ключ. Запомните адрес… — Он назвал улицу и номер дома и, порывшись в кармане, передал ключ. — Это недалеко, разыщите. Если из соседей кто поинтересуется, — вы из Одессы, родственник покойной жены. И запомните: хозяин дома, то есть я, Афанасий Семенович. Фамилию знаете. Буду, — он взглянул на большие настенные часы, — в семь. Идите.
Говорил спокойно, чеканя каждое слово, как передают приказ. Оно так и было. Резидент приказывал своему агенту. Коперко слушал с явным удовольствием. Именно таким должен быть разведчик. Не торопясь, он бесшумно открыл дверь и исчез.
5Молодой инженер-путеец Владимир Иосифович Фризин, единственный отпрыск обрусевшего немца-колониста, в революцию лишился имения в Приднепровье и считал себя кровно обиженным большевиками. Когда в восемнадцатом году пришли на Украину кайзеровские оккупанты, он без особых колебаний пошел к ним на службу, надеясь таким образом возвратить богатое наследство. Революция в Германии и последовавшее за ней бегство оккупантов разрушили эти надежды. Пытался бежать с немцами, но его шеф, лейтенант Александер, начинавший тогда свою карьеру разведчика, решил по-иному.
— Оставайтесь в Раздорожье, устраивайтесь на работу и ждите. Придет человек с паролем — «надо переадресовать багаж, помогите» — даст необходимые инструкции. И помните: Фризин для всех, кроме нас с вами и человека с паролем, умер или… Одним словом, нет. Южный — это для нас. А для себя подберите что-нибудь попроще, чтобы звучало по-местному, не взывало подозрений. Скажем, к примеру. Кравченко, Ярченко… Здесь, я заметил, много подобных фамилий…
Они быстро договорились. Так «умер» Владимир Иосифович Фризин и появился на свет в Раздорожье путеец Афанасий Семенович Ярченко. Под личиной скромного служащего на шумной узловой станции он терпеливо ждал, но человек с требованием «переадресовать багаж» не появлялся.
Шли годы. На работе он был аккуратным, исполнительным и через восемнадцать лет достиг, если судить по теперешним временам, приличного положения — старший диспетчер на таком важном узле! Его ценят, уважают, даже фотографию поместили на Доске лучших людей. Что ни говори, приятно. Если жизнь не удалась, надо добиваться хотя бы спокойной, обеспеченной старости. Но глубоко в душе жил в нем прежний Фризин, готовый кому угодно зубами перегрызть горло, чтобы вернуть утерянное. Продолжал ждать — и дождался, наконец!
