Борис Бурлак - Граненое время
Синев принял за месяц более пятисот человек. Холостяков селил в палаточном городке, — благо, палаток сколько угодно; а семейных направлял в поселок золотого прииска, — тоже благо, что поселочек наполовину пустовал. В давнюю т о р г с и н о в с к у ю пору, когда желтый металл собирали по крупице, чтобы наладить производство черного металла, здесь был основан полукустарный рудник. Верно, его золото обходилось государству «дороже всякого золота», как сказал Синеву один старожил; но прииск свою роль сыграл, и тихо, скромно, как полагается вдоволь поработавшему старателю, доживал теперь остаточные годы. Молодежь подалась на восток, кто в Сибирь, кто на Колыму, а старички, сполна отдав свое в актив внешнеторгового баланса, никуда больше не хотели двигаться. Они и приняли на постой семейных рабочих новостройки, — все будет с кем коротать зимние вечера, хотя народ и странный: помешались на этом горном льне, сразу видно, что понятия не имеют о золотых жилах, не говоря уже о самородках.
Вернувшись сегодня из гостеприимного поселка, Синев намеревался после обеда съездить на станцию, где разгружались кирпич и цемент. Но не успел он пообедать, как к дощатой конторке подкатили сразу две машины: черный лимузин Зареченцева и «газик» управляющего трестом. С ними приехали трое незнакомых инженеров, заведующий строительным отделом и инструктор обкома партии.
— Ого,сколько земли перелопатили! — сказал Зареченцев, осматриваясь вокруг.
Синев только глянул на него сбоку: на обветренном лице Вениамина Николаевича поигрывала улыбка победителя.
— Признаюсь, я не поверил Братчикову, когда он назвал мне объем земляных работ, выполненных за полтора месяца.
— За месяц, — поправил его Синев.
— Пусть за месяц, если вам так нравится.
Он широко шагал впереди всех, длинный и сутулый. Иногда приостанавливался, брал горсть охры или зернистого песка, разминал в кулаке и бросал под ноги размашистым движением руки. Только чернозем не интересовал этого сеятеля.
Он был доволен собой: положено начало еще одной большой стройке, четвертой за четыре года его работы в совнархозе. Как год, так новый комбинат — медный, химический, никелевый, асбестовый. А где комбинаты, там и города, электростанции, железные дороги. Москва уже снова заметила его, Зареченцева, хотя в наше время трудно обратить на себя внимание Москвы и еще труднее заслужить ее уважение вторично. Здесь без риска не обойдешься. Рисковал же он год назад, поторопившись с никелькомбинатом; рисковал и весной, начиная сооружение асбестового. Лиха беда — начало. Пройдет несколько месяцев, и ни у кого не поднимется рука вычеркнуть из титульного списка эти стройки. А осенью или зимой могут позвать в Москву: строители, как видно, опять получат полную самостоятельность. Что ж, не стыдно будет возвращаться, имея за плечами такие комбинаты. Хорошо, что не поехал в пятьдесят седьмом в какую-нибудь из подмосковных областей. Занимался бы там реконструкцией да капитальным ремонтом. Немного заработаешь на ремонте. Но сколько р е м о н т н и к о в оказалось в министерстве, когда речь зашла об Урале, Сибири, Дальнем Востоке! Ну и пусть их дремлют в электричках, — ближе к Москве не тот, кто мотается в пригородных поездах...
А если тебя не пригласят ни в один из госкомитетов? Что тогда? Если тебе придется дорабатывать последний десяток лет вместе с братчиковыми и синевыми?.. Вениамин Николаевич не хотел сейчас думать об этом.
Он шел и шел, будто позабыв, что за ним шли люди. Он привык, чтобы от него не отставали. И когда оглянулся, то почувствовал себя обиженным, все лениво шагали рядом с обкомовцами, даже Синев, который обязан сопровождать зампредсовнархоза, не потрудился ускорить шаг. И Братчиков тоже хорош: идет себе, помахивая прутиком. Вениамин Николаевич сделал вид, что заинтересовался кусочком асбеста, поднятым с бровки котлована.
Пока все подошли, он уже успокоился, что ему теперь давалось с трудом, и нарочито громко спросил заведующего отделом обкома:
— Что скажете, Прохор Кузьмич?
Грузный разомлевший человек в полотняных брюках и в одной рубашке, сам выходец из прорабов, ответил сдержанно:
— По-моему, неплохо для начала.
— Весьма неплохо! Кстати, теперь вы видите, что стройка существует, живет, действует. Остается дать имя новорожденной.
— И зарегистрировать в госплановском загсе, — продолжил Синев.
— Вы все такой же колючий, Василий Александрович.
— Боюсь, как бы родители не подкинули кому-нибудь незаконнорожденное дитя.
— Не ваша забота.
— Верно, забота ваша, а работа наша. Вам бы только застолбить очередную площадку, а там хоть трава не расти. Кому не ясно, что мы потеряли, по крайней мере, полгода. Во всяком случае, в этом году мы не сможем приступить к основным цехам никелевого комбината. Взятый темп утрачен. Эти самосвалы и экскаваторы предназначались для «Никельстроя». Деньги, брошенные сюда, имели другое целевое назначение. Да и полтысячи рабочих пригодились бы нам на главной площадке. Чего вы достигли? Подойдут сроки, а у вас ни никеля, ни асбеста. Привыкли охотиться за двумя зайцами.
— Не беспокойтесь, убьем обоих в положенные сроки. Кстати, если нужно будет, создадим необходимое напряжение.
— Что верно, то верно. Привыкли вы создавать напряжение. Но времена не те, Вениамин Николаевич.
— Я не сержусь на вас, Синев, вы же не специалист, вам простительно.
— Речь идет не о технике. Надеюсь, в политике у нас с вами дипломы одинаковые. А что касается вашего «простительно», то я уверен, что товарищ Зареченцев не простил мне ни одного слова в прошлом.
— Что это вы все хулите прошлое, товарищ Синев?
— Прошлое я ценю. В прошлом мы — ни много ни мало — построили социализм.
— То-то.
Обкомовцы, не вступая в разговор, с любопытством приглядывались к Синеву.
— Кстати, могу сообщить вам: принято решение об образовании самостоятельного треста «Асбестстрой». Знакомьтесь, вот управляющий трестом, главинж, начальник производственного отдела, — Зареченцев с видом победителя показал на инженеров, которые, следуя примеру обкомовцев, придерживались строгого нейтралитета.
Синев подошел к ним, снова подал им руку, на этот раз как своим преемникам.
— Рад, что нашего полку прибыло. Надеюсь, станем добрыми соседями.
— Давно бы так, — заметил Вениамин Николаевич.
— Но это решение не оправдывает вас, — живо повернувшись к нему, сказал Синев. — Насколько я понимаю, новый трест создан за счет «Никельстроя». Вы поставили Госплан перед совершившимся фактом, и он еще раз пошел вам навстречу. Однако терпению Москвы есть предел.
— Вы весьма много на себя берете.
— Дотащу, не беспокойтесь. Пока вы служите, нельзя уходить в отставку.
— Вот как? — усмехнулся Зареченцев и, не желая больше разговаривать с этим солдафоном, сердито зашагал к автомобилям.
Обкомовцы, поотстав от него, шли вдвоем.
— Синев спуска не дает, — заметил инструктор.
— Он прав, — сказал заведующий отделом.
— Вряд ли они сработаются с Зареченцевым.
— Небольшая беда. Плохо, что мы сами все еще пытаемся сработаться с зареченцевыми. Тратим время попусту.
Вениамин Николаевич открыл дверцу своей машины, пригласил завотделом обкома на почетное место, рядом с водителем, но тот вежливо поблагодарил и сел сзади вместе с инструктором. Двух инженеров взял с собой Братчиков, а третий, что оказался управляющим новым трестом, попросился к Синеву.
— Довезете по-соседски безлошадного строителя?
— С удовольствием. Только шофер я не первоклассный, с любительскими правами.
— Это и хорошо. Любители — люди осторожные, уступают дорогу каждому сурку!
Машины тронулись: впереди быстроходный лимузин Зареченцева, вслед за ним, стараясь не отставать, юркнул в густое облако пыли «газик» Братчикова.
— Не будем гнаться за начальством. Согласны? — обратился Синев к своему пассажиру.
— Вполне.
Лисий хвост, тянувшийся за головной машиной, был таким длинным и пушистым, что приходилось то и дело притормаживать. Боковой ветер едва успевал относить пыльную завесу в сторону железной дороги. Когда они отстали на почтительное расстояние, Синев предложил спутнику папиросу.
— Извините, как ваше имя и отчество?
— Игорь Петрович.
— Игорь Петрович, вы давно знаете Зареченцева. Говорят, что он был крупным работником.
— Да, Зареченцев долгое время занимал пост начальника главка, потом замминистра, готовился стать даже министром, но...
— Помешала реорганизация? Я так и предполагал.
Несколько минут они ехали молча, словно бы оценивая друг друга по этим первым фразам. Наконец, бросив окурок за борт, Игорь Петрович заговорил совсем по-дружески:
— Смерть одного человека перепутала все карты Вениамина Николаевича Зареченцева: он уже стоял на пороге министерского кабинета, и вдруг... Пятнадцать лет, с тридцать восьмого по пятьдесят третий год, успешно продвигался по службе. Надо было, усердно овладевал английским языком, чтобы стать советником в переговорах с американцами по ленд-лизу; потом заделался ученым, защитив кандидатскую диссертацию (но дальше в науку не пошел, боясь оторваться от министерства). Вениамин Николаевич стремился быть мастером на все руки. Но и безупречное знание английского языка, и степень кандидата технических наук, и слава комментатора экономических проблем понадобились ему только для того, чтобы всегда находиться на виду. Ни дипломатия, ни наука, ни публицистика сами по себе не прельщали Вениамина Николаевича. Вениамин Николаевич метил в министры.
