Антон Кротков - Штрафники Василия Сталина
Однако за свою нужную кровавую работу лётчики вместо наград или простого «спасибо» получали лишь нагоняи. Особист регулярно жаловался на Нефёдова в Москву. Борису звонил чрезвычайно раздражённый Василий Сталин и в очередной раз требовал не заниматься делами, не связанными с выполнением главной задачи. Василий грозил, что если «левые» вылеты продолжатся, он отзовёт «Анархиста» в Москву и разберётся с ним по полной программе. Что это означало Борис, конечно же, понимал…
Ему приходилось обещать шефу, что такого больше не повториться. Но приходило несколько дней, и Нефёдов вновь слышал от оперативного дежурного, что на северокорейский город прёт армада гружённых под завязку «бомбовозов», а поднятых для их перехвата наших истребителей теснят «Сейбры» из групп «расчистки воздуха».
Маясь от невозможности находится там, где ты сейчас нужнее всего, «Анархист» пребывал в крайне раздражённом состоянии. Даже «Бифштекс» своим собачьим сердцем чувствовал настроение Нефёдова и не крутился как обычно возле него.
Помотавшись по аэродрому, Борис залезал в кабину своего истребителя с бортовым номером «100», включал радиостанцию и слушал голоса завязавшегося боя. На подходе к городу на высоте десяти-двенадцати километров поблёскивали на солнце маневрирующие самолёты. С каждой минутой обстановка на ледяной высоте становилась всё более жаркой. Только законченная тварь в такой ситуации могла делать вид, что у неё есть более важные дела, чем спасать женщин и детей от вот-вот готовых посыпаться на них с неба бомб.
От души обматерив заботящееся лишь о собственных интересах начальство, Борис бежал договариваться с руководителем полётов, чтобы его группе в виде исключения всё-таки разрешили сегодня поддержать сражающихся ребят, которым с каждой минутой становилось всё тяжелее удерживать несущуюся на город лавину. Однако недавно получивший нагоняй от самого Василий Сталина начальник не хотел отвечать погонами за своё решение и обычно отказывал.
«Будь что будет!» – решал тогда Борис.
Его ребята только и ждали, когда раздражённый командир бросит им сердито на бегу: «А вам что – особое приглашение требуется? По самолётам!».
Они взлетали над полями, на которых, не смотря на войну, с восхода до заката, почти не разгибаясь, трудились местные крестьяне. Борис и его товарищи теперь знали, что они сражаются за этих простых людей…
А затем всё повторялось: звонок взбешённого Сталина, угрозы и покаянные обещания виновного, который в душе ни в чём не раскаивался…
– Зачем злишь начальство? – удивлялся упрямству Нефёдова «особист». – Всё равно за твоё самовольное геройство «хозяин» приказал тебе ни орденочка, ни рубля не давать. А вот голову снять за твои анархистские штучки он запросто может. У шефа характер отцовский. Смотри, когда-нибудь его терпение кончится.
Терпение у Василия Сталина действительно могло закончиться в любой момент. Особенно после истории с Кузаковым, который однажды сумел в пикировании прорваться сквозь истребительный заслон к вражеским бомбардировщикам. Да вот только скорость сближения с несущимися ему навстречу четырехмоторными «амбарами» оказалась столь огромной, что Илья не успел вовремя отвернуть. Как Кузаков потом рассказывал товарищам, крохотные «мухи» вдруг прекратились в «динозавров», заполнив собой всё лобовое стекло фонаря его кабины. Он едва успел дёрнуть ручку управления вправо, чтобы не влететь в один такой «сарай». Но всё же лётчику не удалось избежать столкновения. Его «МиГ» буквально лёг «брюхом» на американца и проехался вдоль его фюзеляжа. У советского истребителя вспыхнул двигатель. «Крепость» тоже загорелась. Кузаков катапультировался и благополучно приземлился на рисовом поле. Вокруг догорали обломки сбитых самолётов, валялись катапультные кресла, белели погашенные купола.
Едва освободившись от обвязки парашюта, Илья вступил в схватку с набросившимися на него членами экипажа сбитого им бомбардировщика. Американцы тоже успели покинуть свою машину. Их было двенадцать против одного русского. Но обладающий медвежьей силой сибиряк, словно котят раскидывал облепивших его врагов. Впрочем, неизвестно, чем бы для Кузакова кончилась дело, если бы ему на помощь не подоспели северокорейские пехотинцы. Они наблюдали воздушный бой с земли и считали Кузакова русским камикадзе. «У них были такие глаза, когда они на меня смотрели, – посмеиваясь, рассказывал Кузаков, – что мне пришлось жестами объяснять, что я не сумасшедший и не смертник, и, что если бы я немного не погорячился, то и бомбардировщик срубил бы к едрене фене, и безлошадным не остался».
Обо всех этих подвигах Бурда сразу докладывал в Москву, подавая их, как вредящую главной задаче самодеятельность. Борис прекрасно понимал, что времени на выполнение главной задачи у него остаётся не так уж много. Сталин не любит, когда его долго заставляют ждать.
Но добыть «Сейбр» никак не получалось. Американцы, надо было отдать им должное, воевали умело. Расположенные на авианосцах «Мидуэй» и «Форрестол» мощные станции РЛС очень точно наводили их самолёты. Нередко очередное рандеву с «Сейбрами» начиналось с того, что нефёдовцы вдруг обнаруживали их у себя на хвосте или пикирующими со стороны солнца.
О внезапности приходилось только мечтать! В девяти случаях из десяти прежде чем получить возможность атаковать самим, «штрафникам» требовалось выдержать несколько яростных атак противника. Благодаря своим противоперегрузочным костюмом американцы уверенно чувствовали себя на самых крутых виражах и поэтому старались затянуть «Иванов» в бой на горизонтали в расчёте, что кто-нибудь из пилотов МиГов не сдюжит катания на «русских горках».
На первых порах Борис пытался исповедовать тактику открытого силового боя. Со своими парнями он врывался в самую гущу схватки, пытаясь по ходу дела найти в американской группе самое слабое звено, чтобы попробовать «отжать» его от остальных. Но ничего путного из этого обычно не выходило. Заокеанские парни, с которыми нефёдовцам пришлось иметь дело, были настоящими профессионалами Они умели работать в команде и своих на съедение не отдавали. В прямолинейном бою с ними было не сладить…
Тогда Борис придумал тактику, которую назвал «Чикагский экспресс». Суть её была такова: маленькая стая «штрафников» барражировала на предельной высоте поблизости от линии фронта. До поры «охотники» старались не привлекать к себе внимание противника, прячась между облаками или в лучах солнца, и не ввязываясь в собачьи свалки с противником. Неплохо зная английский язык, Нефёдов настраивал бортовую радиостанцию на частоты, которые использовал противник, и слушал переговоры американских лётчиков. Защищённых каналов связи у американцев ещё не было. Поэтому можно было спокойно перехватывать ценную информацию, используя её для планирования атаки.
Обладающий феноменальным зрением и особым даром интуитивного предвидения Батур великолепно справлялся с обязанностями главного дозорного и вперёдсмотрящего группы, тем более, что с высоты на фоне облаков панорама идущих внизу воздушных сражений просматривалась великолепно. Оставалось только поймать удобный момент для скачка «на подножку уходящего поезда».
Когда у какой-нибудь группы «Сейбров» заканчивалось топливо, и она поворачивала к своим базам или появлялся караван возвращающихся с бомбёжки «крепостей», идущих как обычно в сопровождении истребительного эскорта, нефёдовцы старались незаметно пристроиться противнику в хвост.
Они словно безбилетники, пытались по нахалке запрыгнуть на заднюю подножку трамвая пока контролёр проверяет билеты у пассажиров. Несколько раз из такой затеи почти выходил прок, но каждый раз какая-нибудь досадная случайность, вроде истории с решившими самостоятельно поохотится Красавчиком и «Сынком» срывала всё дело.
Глава 30
Вечером, когда заканчивалась боевая работа, местные военные из особого подразделения обеспечения везли лётчиков на отдых – каждый раз в новое место. Было известно, что американские бомбардировщики и диверсанты специально охотятся за советскими офицерами.
Но, несмотря на все сложности, гостеприимные хозяева умели устроить для отдыха русских лётчиков с большим комфортом. Для этого под временную гостиницу они приспосабливали то великолепный дворец японского губернатора, то реквизированный народной властью особняк какого-нибудь высокопоставленного императорского чиновника или миллионера, то бывший санаторий японских лётчиков с мраморными ваннами и фруктовыми садами.
Кормили русских пилотов также прекрасно: обязательно на ужин несколько мясных блюд, на выбор, различные морепродукты, разные фрукты и овощи, на каждом столе в вазочке несколько сортов швейцарского и французского шоколада. Борису было даже неловко пиршествовать, словно он мандарин62 какой, зная о том, что миллионы жителей Кореи и Китая, особенно в деревнях, пухнут с голоду. Впрочем, отказаться от гостеприимства тоже было нельзя.
