Ганс Кирст - Покушение
— Не мешало бы нам кое с кем связаться, — предложил лейтенант Рериг. — По-моему, нужно действовать поактивнее.
К кому надо обращаться — они хорошо знали. Деятельность штурмбанфюрера Майера не составляла для них тайны, и сейчас они в первую очередь попытались связаться по телефону с ним. Но адъютант Майера вежливо ответил, что штурмбанфюрер отсутствует по весьма уважительным причинам.
— А может быть, стоит обратиться прямо в главное управление имперской безопасности, к Кальтенбруннеру или Мюллеру? — предложил фельдфебель.
— Пока не надо, — заосторожничал Рериг. — До этого дело еще не дошло.
В то время как они переговаривались таким образом, на третьем этаже здания скучал без дела полковник Хассель. Он тоже принадлежал к числу посвященных и точно в назначенный срок прибыл в распоряжение генерала Ольбрихта.
— Все еще очень неопределенно. События как будто развиваются по плану, но мы почему-то все время вынуждены ждать, — сообщил ему генерал Ольбрихт.
Полковник Хассель являлся одним из лучших в армии специалистов по связи. И вот этот сообразительный, энергичный, решительный офицер маялся без дела в нескольких метрах от узла связи. Он побеседовал с некоторыми офицерами, но так и не понял причины их беспокойства и нерешительности, потом направился в группу генерала Ольбрихта и некоторое время терпеливо наблюдал за царившей у них суматохой. Никто не обращал на него внимания, и полковник, недоуменно пожав плечами, повернулся и поехал домой.
Вскоре после 18 часов наблюдатель из ефрейторской группы Лемана доложил:
— В приемной командующего появились три генерала.
Леман сообщил об этом капитану фон Бракведе, и тот взглянул на него с удивлением:
— Чего хотят эти господа?
— Они пришли с портфелями и намерены видеть генерал-полковника Фромма. Он якобы лично вызвал их.
Фон Бракведе огляделся вокруг. На командном пункте все были чем-то заняты: полковники разговаривали по телефону, генералы совещались, офицеры, собравшись группами, о чем-то спорили приглушенными голосами. Капитан сел на стул напротив Штауффенберга, жестом подозвал к себе его адъютанта обер-лейтенанта фон Хефтена и начал с ним беседовать:
— Так о каких посетителях нужно доложить Фромму?
Обер-лейтенант беззаботно рассмеялся. Его мальчишеское лицо сияло.
— В приемной собрались начальники управлений — на 18 часов было назначено совещание у командующего. Я сказал им, что Фромма в настоящее время нет, и они решили его подождать.
— И это вас не беспокоит, мой молодой друг?
— А из-за чего беспокоиться? Пусть ждут!
Бракведе взглянул на полковника — тот в знак согласия кивнул. Капитан встал и отправился в приемную. Три генерала посмотрели на него вопросительно. Заметно было, что они взволнованы, поскольку не привыкли ждать командующего более 15 минут.
— Что происходит? — спросил один из генералов. — Вы что-нибудь знаете?
Капитан ответил отрицательно.
— Где же генерал-полковник?
— К сожалению, я не могу сказать вам ничего определенного.
Генералы начали совещаться между собой. Один предложил подождать еще четверть часа, другой рекомендовал разойтись по своим кабинетам, а третий напомнил:
— Генерал-полковник Фромм всегда отличался точностью или своевременно извещал нас об отмене совещаний. Если он не смог нас принять, то должен был лично уведомить об этом. Господа, боюсь, здесь что-то не так.
Начальники управлений при командующем армией резерва в свое время окончили академию генерального штаба и были отобраны самим Фроммом. Ревностные служаки, они всегда и во всем руководствовались указаниями командующего и сейчас не хотели оказаться замешанными в какое-либо сомнительное мероприятия.
Бракведе вновь отправился к Штауффенбергу и сказал:
— От них легко не отделаешься, Клаус.
— Может быть, они присоединятся к нам, если им как следует все разъяснить? — предположил обер-лейтенант Хефтен.
Капитан отрицательно покачал головой, затем несколько минут разбирался в записках, которые ему с готовностью подвинул полковник.
Вскоре в приемной раздались уверенные голоса генералов.
— Они требуют немедленно провести их к командующему, — доложил обер-лейтенант.
— Прекрасно! — воскликнул фон Бракведе. — Если они так настаивают, придется выполнить их желание.
— Хорошо, — решился наконец Штауффенберг, — арестуйте их.
Группа лейтенантов, уже имевших опыт в этом деле, устремилась выполнять приказание полковника. Действовали они корректно, но решительно, не обращая внимания ни на протесты, ни на сыпавшиеся со всех сторон обвинения.
— Следуйте, пожалуйста, за нами, — повторял лейтенант фон Хаммерштейн так любезно, как если бы приглашал генералов в казино на банкет.
— Что, радиосообщение еще не передали? — нетерпеливо спросил Адольф Гитлер.
— К сожалению, нет, шеф, — ответил с удрученным видом Борман. — Мне это совершенно не понятно. — И намеренно подстрекательским тоном добавил: — Геббельс мог бы и побыстрее раскачаться.
Однако на сей раз фюрер не обратил внимания на бормановскую тираду, замешанную на подозрении, — он прощался со своим гостем Бенито Муссолини. Они стояли на перроне временной железнодорожной станции, построенной недалеко от ставки фюрера в Растенбурге. Высокие ели окружали их, словно гигантские часовые, а солнце заливало все вокруг ярким светом.
— Этот день я не забуду никогда, — утверждал дуче.
— То, что вы именно сегодня находитесь здесь, имеет глубоко символическое значение, — заявил фюрер.
Они обменялись долгим рукопожатием и стояли так некоторое время, чтобы все присутствующие запечатлели в своей памяти сей торжественный момент. Еще раз взглянули друг другу в глаза. Встретиться вновь им уже не было суждено.
Сразу после проводов Гитлер поспешил в свой бункер.
— У меня складывается впечатление, — произнес он, чувствуя себя в положении загнанного зверя, — что не все в порядке, как кажется на первый взгляд. — Он поднял предостерегающе руку — она сильно дрожала: — Где-то что-то зреет. Покушение — это еще не все.
Кейтель доложил, что пытался связаться с Ольбрихтом, по безуспешно.
— В министерстве иностранных дел все спокойно, — поспешил уведомить всех Риббентроп. — И никто туда не сообщал, что где-то что-то происходит.
— И в главном управлении имперской безопасности все в порядке, — заверил присутствующих Гиммлер. — Если возникнет опасная ситуация, мои люди готовы к бою.
— Тем не менее фюрер должен выступить перед народом, — заявил Борман.
— Я готов, — сразу согласился Гитлер. — Но как скоро это нужно сделать?
— К сожалению, мы опоздали просить вас, мой фюрер, выступить по радио. Теперь я расцениваю это как грубейшую ошибку. Просто не верится, что и министр пропаганды упустил это из вида.
Гитлер потребовал соединить его с доктором Геббельсом. Тот откликнулся с подозрительной быстротой, но сообщение его показалось совершенно невероятным:
— В правительственном квартале появились танки. Из окон моего кабинета видны три танка и несколько отделений пехоты.
Фюрер задрожал, как в лихорадке. Голос его зазвучал хрипло, хотя так же громко:
— Что все это значит, доктор Геббельс?
— Предположительно военный путч, — деловито, без тени какого-либо беспокойства сообщил министр — нервы у него были, очевидно, в полном порядке. — Но я уже предпринимаю необходимые контрмеры и вскоре надеюсь доложить вам подробнее по всем важным вопросам.
Этот краткий разговор вызвал в ставке фюрера волну негодования.
— Ну вот! — воскликнул Борман.
— Свинья! — глухо бросил Гиммлер.
Только Кейтель был настроен оптимистически:
— Речь идет, вероятно, о какой-то ошибке. Немецкие офицеры совершить такого не могут.
Гитлер пил чай. Геринг пребывал в состоянии легкого опьянения. Риббентроп был уверен, что вместе со своим ведомством сумеет остаться в стороне от этого грязного дела.
Фюрер отошел в угол, прислонился к холодной стене метровой толщины и поманил к себе Бормана и Гиммлера. Они с готовностью подбежали.
— Возможно ли, чтобы и Геббельс предал? — спросил их фюрер озабоченно.
Гиммлер воздел руки к невидимому небу, выражая этим жестом и огорчение, и недоумение одновременно. Его глаза стали какими-то мутными.
Борман обреченно повесил голову и промолвил:
— Я всегда считал Геббельса безгранично преданным человеком и остаюсь при своем мнении. Однако в этом мире все возможно.
Почти в то же самое время полковник Штауффенберг звонил и убеждал каждого, с кем говорил:
— Сообщение, что Гитлер жив, преднамеренная ложь.