Григорий Покровский - Ввод
— Да дежурю, Василий Петрович, а я замуж выхожу.
— Поздравляю, ну и кто же твой избранник?
— Ваш подчинённый, Жургин Олежка.
— Гляжу, Зоя, своего счастья ты не упустишь.
— А я его вот тут держу, крепко, крепко. Она сжала кулачек и покрутила.
— Любишь Олега?
— Ой, не говорите, Василий Петрович, люблю, особенно его глазки и ресницы. Я оттуда ни одному волосику не дам упасть. Я прошу вас, не говорите ничего Олегу.
— О чем я должен держать секрет?
— Ну, то, что у меня было с Вадимом.
— Глупости, какие. Откуда я знаю, что у вас там было. Может быт, стихи всю ночь читали. Я же в ногах со свечей не стоял. Что я могу ему рассказать? А потом, ты думаешь, что твой Жургин целка. Можно подумать, что кроме тебя, у него никого не было.
— А я и не против, иначе как он узнает, что я лучше всех, — Зоя захохотала и выбежала из палаты.
Через неделю в палату к Бурцеву вошли Зоя и Олег. Зоя была в подвенечном платье. Жургин держал в руках бутылку шампанского. Бурцев поздравил их, хотели, было открыть бутылку, но стаканов не оказалось.
— Зоя, найди нам еще стаканы, — попросил Олег.
Зоя вышла.
— Олег, хорошая у тебя жена, живи с ней в любви и согласии и никого не слушай, чтобы там не болтали. Я вот сделал однажды глупость, теперь страдаю.
— А я и не слушаю. У меня до неё были женщины, а у неё мужчины, ну и что!? Вот у моего отца три жены было и от троих по ребёнку, и все мы дружны. Зачем с этого трагедию делать. Она меня выходила, и сколько горшков из-под меня вытащила, а потом кроме всего, я её люблю.
Открылась дверь, и в палату вошли Никольцев и Васин. За ними забежала Зоя со стаканами.
— Неси ещё два, — сказал Олег.
— Как, Вася, твоё здоровье? — спросил Никольцев.
— Поправился, скоро выпишут. Это всё зажило как на той собаке, только душу не излечить.
— А может, Ася жива, — сказал Васин. — Мы там все просмотрели, ничего не нашли.
Правду он говорит, — сказал Никольцев, — как только тебя отправили, мы там с Васиным всё перерыли. Ничего не нашли. Хотя бы клочочек маленький.
— Что вы могли найти, — на моих глазах всё горело. Если только пепел.
— Хотя и твоя, правда, всё могло сгореть, — ответил Никольцев. Ты в отпуске ещё не был. Получишь отпуск по ранению, затем календарный и прощай Афган, а мы ещё повоюем. Может в отпуске и отойдёшь. Олег уже чемоданы собрал.
Прибежала Зоя. Разлили шампанское.
— За здоровье молодых, — сказал Никольцев, — и за то, чтобы все друг друга помнили, и друг другу помогали. А если кто попадёт в беду, выручали и стояли горой, За нас постоять некому, иначе мы не выживем.
Пройдет несколько лет. И дряхлеющие, сменяющие друг друга старцы, распишутся в собственной никчемности. Страна выведет войска из Афганистана. Правители объявят цену своей глупости. Это четырнадцать с половиной тысяч погибших в полном рассвете сил парней. А сколько раненых и искалеченных гепатитом, никто считать не будет. Пленные так и не вернутся домой. Да никто о них и не будет хлопотать. Для власти — это мусор. Но самое главное, никто даже не подумает извиниться перед сотнями тысяч побывавших там, а так же, перед их матерями, отцами, женами за выплаканные ими слёзы и искалеченные им души.
Конец второй книги 2001 год
