Виктор Носатов - Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана
— «Протоны», «Протоны»!.. — послышался в наушниках спокойный голос командира. — Как там обстановка в окрестностях кишлака? — вертолеты, курсирующие над нами, внезапно изменили направление полета и начали кружить над подозрительно замершим кишлаком.
— «Чайка», я «Протон»! — послышался голос командира звена. — От перевала до перевала чисто.
— Понял вас, спасибо. — И в эфире снова воцарилась звенящая тишина.
Десант готовился к бою, кто его знает, что ждет каждого из нас в этом угрюмом, чужом селении. Бойцы открыли боковые лючки и, выставив стволы автоматов наружу, закрепили оружие ремнями, чтобы не дергалось во время движения и особенно при стрельбе. Наводчик главного калибра впился глазами в окуляры прицела и, неторопливо вращая башню, осматривал окрестности.
Колонна двигалась с прежней скоростью, внешне там почти ничего не изменилось, только внутри каждой машины люди замерли в напряженном ожидании.
— «Чайка», я — «Тридцать восьмой», — послышался доклад командира разведвзвода старшего лейтенанта Александра Сапегина, возглавляющего передовое охранение.
— Прошел мазар, до кишлака около километра, ничего подозрительного не заметил.
— Внимательней, Иваныч, не торопись!
— Вас понял, продолжаю движение.
Передняя машина сбавила ход. Солнце начало безжалостно припекать, и вскоре броня уже не холодила ладонь, как полчаса назад, а нестерпимо жгла. В машине становилось душно и, чтобы хоть ненадолго охладить тело, бойцы приоткрыли люк.
Высоко над нами кружили два вертолета — наши глаза и основное прикрытие. Признаться, их ровный гул почему-то всегда вселял в нас уверенность в бою и надежду на скорую помощь, что бы ни случилось.
— «Чайка»! Я — «Тридцать восьмой»! Подхожу к околице, — доложил офицер. — Дорога чистая. — Организуй круговое наблюдение и вышли вперед саперов с собакой, — приказал майор.
Головная машина замерла на месте, остальные стали елочкой на обочине. На середину дороги выскочили несколько бойцов с миноискателями в руках, один из них держал на коротком поводке крупного пса, черного, с желтыми подпалинами по бокам. Звали его Аргус, на счету у него было больше десятка обнаруженных мин.
Собака ластилась к плотному, невысокого роста, крепышу с широким круглым лицом и добродушным взглядом.
Правда, сейчас лицо собаковода выражало нетерпение, желание скорее приступить к знакомому и опасному делу. Получив задачу, саперы, внимательно осматривая дорогу, двинулись вперед. Бронетранспортер за ними. Дувалы высотой в два человеческих роста медленно сходились, делая путь все уже и уже. Вскоре передняя машина уже с трудом вписывалась в повороты, задевая за стены то носом, то кормой. Казалось, что это была самая настоящая ловушка, в которую «духи» заманили нас, чтобы полегче разделаться.
— «Чайка»! Я — «Тридцать восьмой»! Прошел середину кишлака, ничего подозрительного не заметил, — доложил Сапегин. — Дальше дорога расширяется.
— Удвой внимание. Если и ждет нас где-то «сюрприз», то именно на этом участке, — предупредил Калинин.
Прозвучала команда «Вперед», и колонна медленно потянулась в узкую горловину улочки, петляющей меж незатейливых глинобитных жилищ афганцев.
— «Чайка»! Я — «Тридцать восьмой»! — высоко и тревожно зазвучал голос командира разведвзвода, — собака вышла из строя, воет и трясет головой. Явно «духи» что-то в пыль подсыпали.
— Я «Чайка», бери саперов на борт, жди подкрепление. Прошло несколько томительных минут.
— «Чайка»! Я — «Тридцать восьмой»! — снова прозвучал голос офицера. — Нахожусь на окраине, дорога свобо…
Внезапно доклад Сергея прервался на полуслове.
— «Тридцать восьмой»! «Тридцать восьмой»! Что там у вас, отвечайте?
Эфир напряженно молчал.
— Прибавить скорость, — приказал начальник ММГ. Но все уже без его приказа ускорили движение, насколько позволяла стиснутая глинобитной стеной дорога.
— «Чайка», «Чайка»! Я — «Сорок первый»! — раздался в наушниках голос командира машины, следовавшей за головной. — Вышел из-за поворота, вижу «Тридцать восьмой». Сапегин разговаривает с кем-то из афганцев.
— Слава богу жив! — облегченно выдохнул Калинин.
— Сорок первый, подойди ближе, узнай, в чем дело. Пусть Сапегин доложит сам.
— «Чайка»! Я — «Тридцать восьмой»! — тут же послышался голос Сапегина. — Чуть не «поймали» мину. Спасибо — женщина выскочила из калитки, вовремя остановила нас.
— Что за женщина, какие мины?
Не дожидаясь ответа, командир вышел из машины и вместе с переводчиком направился к голове колонны.
Машины замедлили движение, и он без труда их обгонял. Вскоре из-за поворота показался головной БТР.
Впереди, под прикрытием пулеметов, в поте лица трудились саперы. На обочине небольшой стопкой возвышались несколько круглых мин в пластмассовой ребристой упаковке. Старший лейтенант Сапегин, пытаясь объясниться с крестьянкой, размахивал руками, что-то изображал ими, но, видно, разговора так и не получилось. Женщину командир увидел, лишь подойдя вплотную к машине. Она выглядывала из перекошенной дверцы, которая закрывала небольшой проход в дувале. По всему было видно, что на дорогу выходить она не собирается…
— Товарищ майор, — увидев командира, торопливо, словно оправдываясь за задержку связи, начал Сапегин, — вот женщина, которая нас спасла.
Из-за дверного проема на них из-под мелкой волосяной сетки паранджи смотрели перепуганные и в то же время решительно блестевшие глаза. Командир с трудом уловил красивые округлые черты лица женщины, очерченные тонкой тканью. Постаревшими от тяжелой повседневной работы, испещренными морщинами руками она пыталась что-то объяснить недогадливым офицерам, повторяя одну и ту же фразу.
— Рафик Леша — ташакур. — После этого сложила руки лодочкой, раскачивая их из стороны в сторону, словно там был ребенок. Потом она крикнула о чем-то во двор, и к калитке опасливо подбежал почерневший на солнце малыш в обтрепанных шароварах и в резиновых, потертых шлепанцах на босу ногу. Женщина гладила мальца по голове и о чем-то ласково щебетала.
Калинин ждал объяснения от разведчика.
— Подобрав саперов, как вы сказали, — начал он, — хотел поставить машину на обочине, чтобы обзор был лучше. Едем тихонько, смотрим за отпечатками шин проехавшей раньше машины. Вроде все нормально, и вдруг, из калитки выбегает женщина, машет руками и снова прячется за забором. Честно говоря, я сразу не понял, что она хочет. Остановил машину, подошел к калитке. Стоит за дверцей женщина, что-то говорит на своем языке и руками на дорогу показывает. Вся дрожит, но упорно что-то повторяет. Я хотел уже рукой махнуть на нее, вдруг слышу среди ее лепетания «Рафик Леша». Конечно, с акцентом произнесла она эти слова, но я сразу понял, что она хочет нам помочь, если Леху вспомнила. Дал понять ей, что весь внимание. Она снова начала что-то говорить, показывая на дорогу. Я подозвал сапера, сказал, чтобы тот, прижимаясь к дувалу, шел вдоль дороги вперед и следил за моими сигналами. Когда боец прошел метров десять — пятнадцать и вступил в тень раскидистой урючины, афганка замахала из стороны в сторону рукой. «Надо остановить», — догадался я и подал знак — остановиться. Наладив миноискатель, тот стал медленно обследовать полотно дороги, и вот результат, товарищ майор: вынули ребята уже три мины, вытаскивают четвертую. И что самое интересное, отпечатки протекторов прошедшей перед нами машины не прерывались, видимо, взрыватель многоразовый, такой же, как и в минах найденных на перевале. Ведь вы помните, там мина взорвалась не под первой, а под третьей машиной.
— Интересно, интересно, — довольный таким оборотом дела, сказал командир и, взглянув на упакованную в паранджу женщину, спросил: — Откуда доктора Лешу знаешь?
Переводчик повторил вопрос на пушту. Женщина глухо, с дрожью в голосе, начала что-то торопливо объяснять.
— Говорит, что доктор Леша спас жизнь двум ее малышам. Это было с полгода назад. От частого недоедания и изнурительной работы в поле ее два мальчика заболели. Она отдала последнюю овцу мулле, но тот, сколько ни взывал к аллаху, спасти их не смог, сказал, что на все воля аллаха. Тогда, взяв детей, она отправилась в город. Пришла только к вечеру. От добрых людей узнала, что русский врач принимает больных бесплатно, но тут же стали пугать, что аллаху противна помощь безбожника. Но она пошла, что ей оставалось делать. К больнице уже подъехали машины, которые сопровождали доктора в лагерь шурави. Так объяснил бедной женщине привратник и показал на доктора, который, сняв халат, направился к машине. Женщина упала перед ним в пыль и, обливаясь слезами, умоляла спасти ее крошек. Доктор поднял ее, сказал, что посмотрит детей. Первым делом распорядился накормить горемычную семью. Устроил детей в больницу и каждый день навещал их, пока те не выздоровели. А сегодня утром пришли с гор вооруженные люди, которые ругали русских, грозились им небесной карой, а потом начали рыть яму посреди дороги, напротив ее урючины, что-то туда положили и зарыли снова. Сделали они это так, что не осталось никаких следов. Пригрозили людям, что сожгут кишлак, если кто-нибудь из них окажет помощь русским.
