Александр Шашков - Гроза зреет в тишине
Шварценберг согласился и даже предложил обмыть крест. Цапок не отказался. Они весело, по-русски, чокнулись, пожелали друг другу здоровья и выпили. Закусили салом, выпили еще, и только после второй комендант сказал:
— Выкладывай.
— Выкладывать пока нечего, — скромно ответил Цапок, вытирая о штаны руки. — Есть только предположения. И одна просьба. Мне нужны два хороших пулемета.
Комендант внимательно посмотрел на Цапка. Он был хитрый и опытный, этот простоватый с виду Шварценберг. Он наводил «порядок» во Франции и Чехословакии, Голландии и Польше. Он повидал на своем веку разных людей: героев и изменников, обывателей и авантюристов, а потому научился «прочитывать» человека прежде, чем тот сам раскрывал перед ним книгу своей души.
Сразу же «прочитал» он и Цапка.
— Так. Два пулемета, — записал он на бумаге. — Что еще нужно?
— Патроны. Двадцать ручных гранат.
— Людей?
— Обойдусь своими.
Шварценберг сдержанно улыбнулся, согласно кивнул головой, нажал на кнопку звонка и сказал молодому офицеру, появившемуся на пороге:
— Выдайте все, что тут записано. — Он передал офицеру записку, снова повернулся к Цапку: — Через сколько времени могу ждать вашего доклада?
— Через три дня. А может, и раньше.
Комендант кивнул головой, протянул руку. Цапок неуклюже пожал ее и, слегка припадая на левую, когда-то простреленную Шаповаловым ногу, поспешил за молодым офицером.
Получив все, что требовалось, даже более того — еще и новенький парабеллум. Юрка Цапок галопом помчался на паре вороных в свой гарнизон. Он ликовал, сердце его трепетало от радости. Все становилось на свои места! Сегодня он получил крест. Завтра станет офицером. Станет! О вы, благородные господа! Как же вы не разгадали, откуда, из какой норы вылезают регулярники, причинившие вам столько неприятностей? А вот он, мужик Юрка, разгадал. Да, разгадал!..
Уже зашло солнце, когда Цапок миновал бункер и очутился во дворе своего гарнизона. Как и всегда, отдав коней адъютанту, сам решительной походкой направился в штаб.
В штабе, просторной, но грязной, прокуренной комнате, сидели и резались в «двадцать одно» Атрашкевич, Смык и Немытый — люди, неизвестно откуда прибившиеся, но ставшие первыми помощниками Юрася.
Увидев на пороге шефа, полицейские нехотя поднялись.
— Сидите, чего вскочили? — добродушно махнул рукой Цапок. Он сел и сам, расстегнул на груди шинель. Ему очень хотелось, чтобы его дружки увидели орден, но те смотрели в карты, и это немного обидело Цапка.
— Новостей никаких? — уже сухо, тоном начальника, спросил он у Атрашкевича, своего первого заместителя.
— Да есть, — отозвался Атрашкевич и бросил на стол «перебор». — Водокачку на станции взорвали.
— Как?.. — Цапок вытаращил глаза, длинно и грязно выругался. — Когда?!
— Днем.
— Но там же наших двенадцать человек!
— Было, — хмуро уточнил Атрашкевнч, выбросив из кармана на стол скомканную марку. — Взлетели в небо вместе с водонапорной башней...
Цапок сжал зубы, запахнул шинель. Теперь ему уже не хотелось, чтобы кто-то видел у него на груди новенький крест. Пройдясь по комнате, он ткнул ногой пустое ведро, сел и снова спросил:
— Партизаны там были?
— А черт их знает — кто, — разозлился и Атрашкевич. — Скорее всего снова они, регулярники. Очень уж чисто сработано.
— Хватит! — грохнул кулаком по столу Цапок. — Собирайтесь. В бричке лежат два новых пулемета, патроны и гранаты. Пулеметы вычистить, диски заполнить. Ты, Атрашкевнч, иди к адъютанту и вместе с ним подбери еще двоих, с автоматами. Ну, мы им сегодня... — Цапок снова грязно выругался и вышел из штаба.
— Пошел медведь корчи ворочать! — недовольно проворчал ему вслед Атрашкевич, сгреб со стола карты и мрачно приказал:
— Айда, братва...
Примерно через час-два новенькие пулеметы были приведены в боевую готовность. Цапок придирчиво оглядел свою шестерку, роздал каждому по три гранаты, по двести автоматных патронов — про запас. Пулеметы и боеприпасы к ним отдал Атрашкевичу, Буржую, Смыку и Немытому. Сам взял третий пулемет — «Дегтярев», к которому было только два полных диска и штук сорок запасных патронов. Посмотрев на стрелки часов, поправил на поясе новенькую кобуру с парабеллумом — личным подарком Шварценберга — и мрачно сказал:
— Помните: сдрейфит кто, — пристрелю своей рукой. — Он похлопал рукой по кобуре. — А теперь — за мной.
Атрашкевичу очень хотелось спросить, куда он ведет их сегодня, но, посмотрев на Цапка и увидев его глаза, пылающие злым огнем, промолчал. Знал: обругает. А то и того хуже.
Миновали переезд, где Цапок расквасил нос перепуганному часовому, свернули влево и пошли по дороге, ведущей прямо на станцию. И все решили: Цапок собирается сжечь соседний со станцией поселок, жители которого, безусловно, помогали регулярникам.
Но ошиблись. Поравнявшись с развалинами бывшей нефтебазы. Цапок вдруг повернул вправо и напрямик, через поле и кусты направился к Заречью, до которого отсюда было три километра.
Полицейские оглянулись. После того как им удалось, использовав животный страх Курилы, заманить в западню Миколу Скакуна, партизаны могли в Заречье и Замчище поставить свои заставы. А если так, то сегодняшняя прогулка ничего приятного нм не сулит.
Но вслух никто не отважился высказать этого опасения. В ушах каждого звучали зловещие слова шефа: «Сдрейфит кто, — пристрелю своей рукой!»
Идти было трудно, да еще е таким грузом. Ноги скользили по сырой земле. А рядом был мрачный — партизанский — лес, и веяло оттуда могильным холодом...
Наконец уже можно было различить постройки. Цапок сразу же остановился, повернулся к Смыку:
— Разведать. Пулемет отдай Буржую.
Полицейский зябко ссутулился, торопливо отдал пулемет и исчез в темноте.
Вернулся он не скоро, но веселый, возбужденный.
— Никого! Тихо. Спросил у Андрейчиковой жены, сказала, что в последние дни партизаны не появлялись, — доложил он, стараясь не дышать «в лицо шефу».
— У нее и задержался на целый час? — нахмурился Цапок.
— Что ты! Да я ж на карачках... — Смык отвернулся: от него разило самогоном.
— Заткнись! — цыкнул Цапок и скомандовал: — За мной!
Заречье обошли слева, по заболоченному берегу озера, продираясь через густые кусты лозняков. Вышли на Белую пристань. Отсюда начинался колхозный сад. Вошли в него и, лавируя между старыми, черными яблонями, начали подкрадываться к хате Рыгора Войтенка...
...Рыгор спал на старенькой кровати, укрывшись тулупом, и, кажется, нисколько не удивился, увидев в хате начальника полиции. Он не спеша встал, потянулся и, не зажигая света, спросил:
— Ты, Юрка? Что это подняло тебя в такой час? На заводе у меня тихо, все в порядке.
— Сейчас узнаешь, что, — пообещал Цапок и приказал: — Завесь от озера окно одеялом и зажги лампу.
— Лампы нет, а коптилку зажгу, — спокойно ответил Войтенок. — Вот только лучину найду...
Он долго топтался возле окна, потом дул на угли, которые вытащил из печурки. Наконец зажег коптилку и сел на лавку. На нем была латаная нижняя рубаха из домотканого полотна и суконные рыжие планы, тоже залатанные на коленях. Руки у Рыгора, сложенные на коленях, были переплетены синими узловатыми жилами. Держался он совершенно спокойно.
— Ну, так слушаю тебя. Юрка, — снова сказал Рыгор, видя, что его гость все еще не хочет начинать разговор.
— Дядька Рыгор, — положив свою волосатую руку на плечо Войтенку, наконец заговорил Цапок. — Когда-то мы были друзьями, вместе охотились на зайцев, а потом вместе сидели вот за этим твоим столом...
— Было, Юрка, такое. Было, — вздохнул Рыгор. — И на зайцев охотились, и ели из одной миски, и пили из одного стакана...
— Я уважал тебя. И сейчас уважаю. Иначе... Разве я доверил бы тебе охрану завода?
Цапок замолчал, достал из кармана сигареты, протянул Рыгору.
— Да нет, фабричные не курю, — отказался Рыгор. — Привык к своему самосаду...
Рыгор достал кисет, начал сворачивать цигарку. Он слюнил бумагу, а глаза его из-под густых лохматых бровей, уже сильно тронутых сединой, неотступно следили за лицом Цапка.
«Чего это ты притащился сюда, волчье отродье? — старался отгадать Рыгор. — Не для того же, конечно, чтобы вместе вспоминать былое!..»
— Много есть о чем нам с тобой вспомнить! — прикурив от коптилки, между тем меланхолично продолжал Цапок. — Помню, ты учил меня, тогда еще желторотого молокососа, выбирать места, где лучше всего можно напасть на зайца или утку, лисицу или барсука...
— Что это тебя. Юрка, сегодня на воспоминания потянуло? — не утерпев, усмехнулся Рыгор.
— Так. Вспомнилось, вот и все... Да, — вдруг встрепенулся Цапок, и лицо его оживилось. — Помнишь, ты как-то рассказывал мне про один странный островок? Вокруг того островка болото не замерзает круглый год. И утки, говорил ты, там водятся даже зимой. Да только никто из охотников, кроме тебя, не знает на тот остров дорогу.
