Александр Шашков - Гроза зреет в тишине
И какой-то неприятный холодок проник в сердца Миколы. Неужели в поселке что-то случилось? Неужели... Нет-нет! Этого быть не может! Такая вокруг тишина, и такое спокойное солнце над самыми крышами хат!..
— Будем ждать, пока стемнеет? — зевнул Петька Бакан и посмотрел в сторону разрытого стожка сена, черневшего в кустах.
— Да чего ждать? — спрятав бинокль, отозвался Скакун. — Какому дьяволу захочется следить за нами? Сегодня воскресенье, полицаи самогонку хлещут в своих бункерах.
— Смотри, будь начеку!
— Слушай, но молчи немного, — вдруг разозлился Скакун и пришпорил коня.
Они целиной, по опушке, обогнули Заречье и выехали на дорогу. До Замчища оставалось полкилометра.
Солнце заходило. Окна, хат густо наливались багрянцем, и было в этом блеске что-то зловещее, жуткое.
«Тьфу, черт! Что это сегодня со мной? — выругался про себя Скакун, стараясь подавить тревогу. — Отчего я волнуюсь?»
Свернули влево, обогнули небольшой пруд и выскочили на вершину пригорка. До заветной хаты оставалось метров сто.
И вдруг Микола натянул поводья. Он услышал пронзительный крик в хате, потом там что-то со звоном разбилось, и он увидел Раю. Босая, в изорванном платье, она выскочила через окно на улицу, упала, вскочила и бросилась навстречу всадникам.
«Черт возьми, что случилось? Что все это значит?!» — похолодело на сердце у Миколы, и он поскакал к девушке.
— Микола уже был рядом е ней, как кто-то возле хаты выстрелил из винтовки. Рая споткнулась, удивленно и растерянно оглянулась и медленно опустилась на колени.
— Райка! — Микола соскочил с коня, схватил ее за плечи, пытаясь поставить на ноги. — Райка! Что с тобой?
— Бегите... Скорей... Полицаи... Отец... Отец привел их...
Она выскользнула у него из рук, боком легла на снег и, подобрав к груди коленки, затихла.
Скакун дико оглянулся. По вишеннику от хаты бежали полицейские. Они были уже совсем близко. Первым бежал Цапок, — Микола узнал его сразу. Зубы у него были ощерены, лицо перекошено и налито кровью.
— Стой, с-сволочь! — прохрипел Цапок, размахивая автоматом. — Стой, если хочешь жить!
— Ах, гад! — Скакун сунул руку в карман полушубка. Гранаты там не было. В кармане лежала пачка махорки, которую он вез в подарок Куриле. «Не разберутся... Сразу не разберутся...» Микола рывком выхватил руку из карману, размахнулся и бросил под ноги полицаям желтый комочек. Полицейские с разгону камнем попадали в снег, замерли. На это Микола и рассчитывал. С ловкостью рыси он вскочил на коня, крикнул:
— Вниз! В лес!
В этот момент из окна в сарае ударил пулемет, и Микола со страхом увидел, как рухнул в снег Бакан и как, ошалев от страха, поднялся на дыбы его конь, а потом понесся по полю...
«Убили... и Петьку убили...» На какой-то момент Скакун растерялся, потом круто повернул коня и пустил его по дороге... в Путьки.
Этот маневр был для полицейских настолько неожиданным, что они даже перестали стрелять. Установилась тишина, и теперь Микола слышал, как ёкает селезенка у жеребца да где-то в Заречье лают потревоженные выстрелами собаки.
«Только бы домчаться до кладбища, — лихорадочно пульсировала единственная мысль. — А там — вправо и в лес...»
Он уже крепче начал сжимать в правой руке кожаный повод, готовясь свернуть с дороги, когда ему вдруг показалось, что в спину кто-то всадил нож. Повод выскользнул у него из рук, конь замедлил бег и остановился, не понимая, что сталось с его хозяином.
...А хозяин его уже лежал на дороге и языком лизал серый ноздреватый снег. Земля, словно лодка на волнах, качалась под ним, и он, глубоко запустив в рыхлый снег пальцы, из последних сил держался за нее, боясь оторваться и рухнуть в черную бездну, которая была рядом и дышала в лицо пронизывающим холодом — смертью.
И земля успокоилась. Туман, который мгновенно застлал глаза Скакуну, немного рассеялся, и он увидел высокие сосны, а между ними — кресты.
«Кладбище... Еще несколько метров... всего несколько метров...» Микола поднял голову повыше, посмотрел на Замчище. Оттуда, по дороге, с винтовками и автоматами в руках, бежали враги. Их было немного, всего семь человек...
Скакун привычным движением правой руки потянулся к груди, где всегда висел его ППШ. Автомата не было. Это не испугало, а удивило: кто и когда успел забрать у него оружие?
Он огляделся и увидел то, что искал.
Автомат лежал в снегу метрах в шести-семи от него.
Плетенный из зеленых ниток ремень был перерезан пополам.
— «Это пулей... Пуля, видно, была разрывная...» — Скакун приподнялся на локте, подобрал под себя левую ногу, пытаясь проползти, и в то же мгновение нестерпимая боль пронизала все его тело, впилась в сердце. Земля покачнулась снова, и он еще раз уцепился за нее пальцами, стараясь не выпустить ее из рук.
«Все, не встану. Позвоночник...» Он жадно глотнул снег и, собрав последние силы, еще раз оперся на локоть.
...Цапок был близко. Микола уже отчетливо слышал его тяжелое, прерывистое дыхание, видел его перекошенное лицо.
«Не спеши, Цапок, — вдруг уже спокойно улыбнулся Скакун. — Я нужен тебе живым. Ну, а живым ты меня не возьмешь».
Микола засунул руку за пазуху, отыскал во внутреннем кармане трофейный вальтер. В нем была только одна пуля. Неторопливо поднес пистолет к виску. Черное дуло перехватило последний луч солнца. Оно еще раз вспыхнуло и... погасло...
— Ну и гад, — с разбегу остановился и замер Цапок. — Видали?
Он растерянно обвел глазами своих подручных, зло пнул ногой в бок Скакуна.
— Ты б, Юрка, хоть мертвых...
— Молчать! — рявкнул Цапок и люто посмотрел на Атрашкевича своими страшными, набрякшими кровью, глазами. — Пожалел? Уложу рядом!
— Тьфу, бешеный! — пробормотал Атрашкевич, плюнул и отошел в сторону. Цапок наклонился над Скакуном, обшарил его карманы, вытащил из-под полушубка сверток. Белый шелк стал красным. Цапок отбросил прочь материю и сказал, кивнув на мертвого разведчика:
— Грузите на коня и в гарнизон. Завтра утром отправим в комендатуру.
— А ты? — заметив, что Цапок куда-то собирается, удивился Атрашкевич.
— Не твое дело.
Цапок поднял вальтер и, спрятав его в карман, зашагал назад, к хутору.
... Уцепившись доками за косяк. Курила стоял на чисто вымытом крыльце и какими-то пустыми, безжизненными глазами глядел на дочь, которая, скорчившись, по-прежнему неподвижно лежала на снегу в саду. Рот у Курилы был широко раскрыт, казалось, что он хочет закричать — и не может.
Цапок долго с омерзением смотрел на этот черный пустой рот, потом медленно расстегнул кобуру...
...Курила рухнул на крыльцо раньше, чем Цапок успел выстрелить. Пуля Цапка впилась в косяк, а Курила лежал мертвым. Его убил тот самый страх, который держал в своих острых цепких когтях всю его незавидную жизнь...
VI
Василь Кремнев окончательно переселился на Высокий остров в конце марта, и полновластным хозяином «Таинственного острова» стал Михаил Шаповалов. Его заместителем был назначен Генрих Мюллер, который вернулся из Москвы в звании советского майора. За боевые заслуги он был награжден орденом Красного Знамени.
Выполняя приказ Центра, разведчики все еще отдыхали на своей базе, изредка совершая вылазки. Узнав от Кремнева, что группу не сегодня-завтра могут передать штабу партизанского соединения, Шаповалов срочно переправил трофейный «оппель» с острова на заброшенную смолокурню, где и спрятал его в разрушенном деревянном сарае, среди обгорелых котлов и другого лома. Машина, мол, есть не просит, а там, глядишь, и понадобится.
Наконец, уже шестого апреля, Центр снял свой запрет, приказал активно действовать на вражеских коммуникациях, и вскоре по всей округе снова загуляли легенды-былины о регулярниках. За несколько недель они пустили под откос шесть немецких эшелонов, что скрытно, по ночам, везли из Восточной Пруссии в район Курской дуги танки и артиллерию.
Разъяренный Шварценберг собрал в комендатуру всех командиров гарнизонов и полицейских отрядов. Его приказ был коротким и суровым: за неделю выследить регулярников и — уничтожить. А нет — и он, как когда-то бургомистру, показал через окно на виселицу.
Полицейские чины растерянно переглянулись, и только Юрка Цапок сидел спокойный и даже какой-то напыщенный.
Держал он себя так не только потому, что новый шеф действительно заметил его и полчаса назад, перед всеми, прицепил ему на грудь крест. В Юркиной голове уже носились новые мысли. Скоро он снова заявит о себе, и теперь, возможно, не только на всю округу. И когда комендант закрыл совещание и приказал всем ехать в свои гарнизоны и действовать, Юрка задержался, попросил у шефа разрешения поговорить с ним наедине.
Шварценберг согласился и даже предложил обмыть крест. Цапок не отказался. Они весело, по-русски, чокнулись, пожелали друг другу здоровья и выпили. Закусили салом, выпили еще, и только после второй комендант сказал:
— Выкладывай.
