Александр Проханов - Военные приключения. Выпуск 4
XIII
Последние дни траление велось даже по ночам, даже в пятибалльный шторм. Волны накрывали палубу, но когда они откатывались, командир, с мостика видел минеров, стоявших все там же, на своих местах. Последние дни, казалось, вымотали людей до последней возможности. Казалось, дай им сейчас выходной, и они будут спать вповалку все двадцать четыре часа. Но когда этот выходной им все-таки дали, даже не выходной, а всего лишь несколько свободных часов до начала повторного, контрольного траления, матросы высыпали на палубу, чтобы посидеть, покурить, поговорить.
Алтунин знал: нигде так не раскрываются матросские души, как во время таких вот перекуров. И он подсел к ним, заговорил о родных берегах. Скоро матросы наперебой принялись вспоминать каждый свои. Говорили о Кронштадте и Либаве, о каменистых берегах Балтики и долгих песчаных отмелях Каспия, о приморских городах и о селах, откуда моря не видать, вспоминали, тосковали, мечтали поскорей «пропахать» это чужое море и вернуться домой этакими «морскими волками», просоленными ветрами дальних стран.
Алтунин встал, считая, что свое дело сделал — настроил матросов на нужный лад, и пошел по шкафуту. И едва не столкнулся с капитаном 1 ранга Прохоровым, стоявшим за надстройкой и, как видно, слушавшим этот матросский разговор.
— О Родине говорят?
— О Родине.
— Я вот все думаю: что это такое — чувство Родины?
— Ну как же, — растерялся Алтунин. — Патриотизм… У каждого свое…
— У каждого свой патриотизм? Не думаю. Да, патриотизм — это любовь к своему народу. Но при непременном уважении других народов…
И тут над головой тревожно зачастили звонки. Прохоров кинулся на мостик, увидел вдали два пенных буруна: приближались израильские катера.
— Покоя от них нет, — проворчал стоявший на вахте капитан-лейтенант Судаков. — Еще бы два часа отдыхать команде. Но, видно, придется раньше начинать траление.
— Раньше начнем — раньше кончим, — сказал Дружинин.
Корабль снялся с якоря и пошел самым малым вдоль кромки минного поля, чтобы лечь на очередной галс.
Катера не приближались. Покрутившись по курсу тральщика, они ушли в сторону Синайского берега. Командир подождал, когда катера исчезли вдали, и хотел было снова встать на якорь, но тут сигнальщик доложил:
— Цель прямо но носу, пять кабельтовых!
— Какая цель? — спросил Дружинин, недовольно взглянув на сигнальщика.
— Вроде корзина, товарищ капитан третьего ранга.
Это и в самом деле была корзина, большая плетенка, белая, обесцвеченная морскими волнами. Но стояла она довольно высоко, не как намокшая, вот вот готовая утонуть.
— Может, пощупаем? — предложил Судаков.
Короткая, в два снаряда, очередь носовой артустановки вспенила волну возле самой корзины, затем прогремел еще один выстрел, и море вдруг вспучилось, жесткий удар толкнулся в борта так сильно, что все в рубке невольно схватились за поручни.
— Вот и добре, — сказал Дружинин. — Запишите: уничтожена мина, плавающая, сорванная с якоря, случайно подцепившая на рога корзину.
Прибежал боцман с банкой и кистью. Вскоре он уже стоял на баке, любовался своей работой. На серой плоскости рубки, симметрично располагаясь над тремя круглыми иллюминаторами, горели шесть красных звезд, свидетельствующих о шести уничтоженных минах, шести победах.
Тральщик медленно приближался к месту, где рванула мина, море было усеяно оглушенными рыбами. Командир внимательно всматривался в волны, хоть и понимал, что от корзины не могло остаться и щепы.
Прохоров, стоявший на мостике, тоже всматривался в волны, раздумывая о чересчур наглых провокациях израильтян. И тут он вдруг почувствовал, как палуба дернулась из-под ног, и упал, больно ударившись о переборку. Должно быть, на какой-то миг он потерял сознание, потому что не услышал взрыва. Очнулся оттого, что кто-то поднимал его. Под ногами хрустело: все плафоны и стекла в рубке были перебиты. Командир с крыла мостика кричал:
— Осмотреться по бортам и отсекам!
За кормой, совсем неподалеку, еще баламутилась вспученная взрывом вода, вился зеленоватый дым.
Трансляция не работала, и кто-то снизу, с палубы, начал передавать командиру доклады с боевых постов.
— Вышел из строя дизель-генератор!
— Разбит главный распределительный щит!
— Сорвана крышка фильтра, в машинное отделение поступает вода!
— Переносные пожарные насосы доставлены в моторное отделение!
Командир кивал, пока все шло нормально. Даже переносные электронасосы весом в сто килограммов так быстро перетащили по трапам из одного помещения в другое.
— Нет питания на руле! — доложил из глубины рубки пришедший в себя рулевой.
— Перейти на аварийное управление!
Рулевой побежал на корму, где в последнем отсеке был ахтерпик, румпельное отделение. В этот момент остановился двигатель, и непривычная тишина наступила на корабле.
— Отдать якорь! — приказал командир.
Боцман сам отдавал стопора. Якорь-цепь мирно загремела в клюзе. Она гремела долго: глубина в этом месте была приличной.
— Якорь не держит! — донеслось с бака.
Командир оглядел море. Видимо, попали на такое место, где дно — гладкая скала. Это был самый тревожный из всех докладов: рядом непротраленные участки, и дважды такого везения, чтобы мина взорвалась не под днищем, а чуть в стороне, могло не быть.
— Отдать второй якорь! — приказал Дружинин. — Что в машине? — крикнул он рассыльному внизу на палубе. И спохватился, вспомнил о переговорных трубах. Этим архаичным приспособлением обычно не пользовались, но сейчас они только и могли выручить. — Машина! — крикнул в раструб, вырвав пробку. — Что в машине?
— Вода поступает через кингстоны, — прохрипела труба голосом корабельного механика капитан-лейтенанта Викторова. — В топливной цистерне трещины — хлещет соляр!
— Заделать пробоины!
Дружинин бросил быстрый взгляд на Прохорова, и тот понял, чего от него ждут.
— Я туда, — сказал он, ткнув в палубу. — Не беспокойтесь.
Из машинного отделения дохнуло промасленной духотой. Внизу валялись дощатые пайолы, меж ними блестела замазученная вода. Из поврежденных кингстонов тремя фонтанами хлестало море. Через горловину топливной цистерны выпирало соляр. То и дело оступаясь на пайолах, скользя ногами в черной жиже, несколько человек аварийной команды заделывало пробоины.
Прохоров кинулся к цистерне. Соляр выдавливался забортной водой — значит, пробоина где-то внутри, и, чтобы заделать ее, надо лезть в этот соляр без водолазного костюма, иначе в горловину не протиснуться.
— Кто пойдет? — услышал он голос капитан-лейтенанта Викторова.
Невысокий коренастый матрос подался вперед, сказал обиженно:
— Это же мое заведование… Я первый сюда прибежал!
— Давай, Шаронов, только быстро. Остальным по местам. Машина чтоб работала!
— Идите к машине, там сейчас важнее всего, — сказал Прохоров.
— Я на минуту, сейчас вернусь, — обрадовался Викторов и побежал по сумрачному проходу. — Юркин, смотри, под твою ответственность.
Старшина 2-й статьи Юркин, наматывавший на руку страховочный конец, начал проверять, крепко ли он привязан на поясе Шаронова. Прохоров тоже проверил крепление. Хотелось сказать матросу что-то поощряющее, но лишь посмотрел на него ласково и промолчал.
Стараясь не суетиться, Шаронов поднялся к горловине, опустил ноги в черную поблескивающую массу. Соляр был густой и теплый. Деревянные клинья, обмотанные куделью, которые Шаронов держал в руках, вмиг стали скользкими и словно живыми — норовили вырваться. Он почувствовал, что поверхность соляра уже колышется под подбородком, щекочет кожу. Нащупать пробоину все не удавалось, и он, вдохнув поглубже, погрузился с головой. Вынырнул, шумно вздохнул, не открывая глаз, и снова заставил себя опуститься в черную жижу. Наконец он почувствовал под пальцами слабое движение воды, нащупал щель и начал заталкивать в нее узкие клинья.
Когда Шаронов вылез из горловины, его подхватили, поставили на ноги.
— Зудит, — сказал он, поводя плечами. — Кожа зудит.
— Как пробоина?
— Порядок.
— Бегом мыться! — распорядился Прохоров.
Поднявшись наверх, он услышал частый стук. Так стучат, когда зовут на помощь. Возле кают-компании топтался матрос Турченко, пытался открыть дверь. Оттуда, изнутри, доносился голос, глухой, не поймешь чей.
— Заклинило, — сказал матрос, отступая от двери. Он показал на прогнувшиеся трубопроводы.
— Кто там внутри?
— Не знаю. Похоже, замполит.
Вдвоем они раскачали дверь и увидели Алтунина. Из его виска сочилась кровь.
— Что на корабле? — разгоряченно спросил Алтунин, протискиваясь в узкую щель двери.