Владимир Соболь - Кавказская слава
Как только ущелье расширилось, проводник опять повернул в другое, также продолбленное давно пересохшим ручьем. Мадатов поехал прямо за ним, объяснив внятно и твердо: «Наведешь на засаду, первая моя пуля тебе…» Он смотрел в спину и думал, что, случись рядом Фома, тут же распознал бы, честно отрабатывает обещанные деньги незнакомый ему человек или скрывает под черной буркой такого же цвета сердце.
Проводник оказался отменно честен. Они перевалили еще один отрог, где пушки пришлось спускать по осыпи на руках и веревках, потом поднялись по краю расселины, казавшейся в сумеречном свете почти бездонной, и там уже открылся аул.
Около полутора сотен саклей прилепилось к склону горы. Издалека казалось, что каменные домики стоят друг у друга на крыше. Ниже аула виднелась неширокая плоскость, на которой мигали костры, меж которых мелькали вооруженные люди.
— Бек знает, что мы идем. Позвал помощь из соседних аулов. Сложили каменные завалы. Вывел мужчин и отослал семьи. Это хорошо.
— Чем хорошо? — также шепотом спросил горца Мадатов.
Они вдвоем, три казака и Корытин с десятком людей осторожно пробрались вперед, разглядеть, чем занят противник.
— Не будут упрямиться. Выбьешь из-за завалов — и убегут или сдадутся. Если женщины останутся, мужчины будут драться за каждую саклю. Они ждут тебя завтра и с другой стороны. Так, как я вывел тебя, русские здесь еще не ходили.
«Русские вообще здесь еще не ходили», — подумал с гордостью Валериан и потянул проводника вниз.
Его план сработал так, как он и предполагал. Абдул-бек знал, что сюда двигается несильный отряд, и приготовился встретить его перед аулом. Две роты пехотинцев, две пушки, конница, уже готовая бежать при первых же выстрелах, — все обещало еще одну громкую победу владельцу Чикиль-аула.
Мадатов привел сюда вдвое больше орудий и пехотинцев, да взял не шекинцев, а сотню казаков и всадников из Карабаха, на которых знал, что может вполне положиться. Оставалось не нашуметь.
В темноте они затащили пушки на площадку, удобную для стрельбы, и оставили до утра с мушкетерским прикрытием. Костров не палили, люди согревались прижимаясь друг к другу, набросив сверху развернутые шинели.
Утром, только солнце чуть осветило гребень хребта, разом рявкнули все четыре орудия. Вверх и в стороны полетели камни, куски разорванных тел, закричали раненые, заметались живые, ошарашенные неожиданным нападением. Дважды еще ударили пушки, затем под прикрытием тумана и дыма пошла, уставив штыки, пехота. Из-за садов, прижавшихся к аулу, вынеслась было дагестанская конница, но ее встретили казаки и карабахцы.
Через час дело было закончено. Всадники окружены и изрублены, каменные завалы очищены, пленные обезоружены и согнаны на середину плоскости под прицел орудий и ружей охраны. Только десятка два конных сумели вырваться из кольца и ушли по совершенно немыслимой круче, где непривычный глаз и вблизи с трудом может узнать тропу.
Валериан вложил саблю в ножны и поехал к пленным. На первый взгляд их было более полутора сотен. Еще несколько десятков тел лежало у разбитых завалов. Несколько раз он с неудовольствием замечал убитых солдат и казаков. Корытин встретил его, откозырял:
— Сто семьдесят пленных, ваше сиятельство. Тридцать четыре убитых. Двадцать семь тяжелораненых — мы их стащили к деревьям, пусть наш лекарь посмотрит. Хотя, думаю, больше половины умрет. Наши потери — пять убитых солдат, семеро раненых, двое из них тяжело, сами идти не смогут, придется нести. Казаки потеряли двоих, еще четырех татары. Совсем потеряли. Остальные в седле удержатся.
— Хорошо. Поздравляю вас, штабс-капитан. Когда вернемся, составим представление о производстве.
Довольный офицер еще раз откозырял и пошел впереди. Валериан думал, что и ему следует радоваться легкой победе, но оставалась еще одна неприятнейшая, но обязательная часть дела.
Плотную толпу горцев окружало двойное кольцо оцепления. Солдаты взяли ружья «на руку», уставив штыки так, что никому не могло прийти в голову кинуться напролом. Другие роты уже строились фронтом к аулу, конница съезжалась к назначенному ей месту, хотя глаз Мадатова углядел и казаков, и татар, мелькающих наверху рядом с саклями. «Война себя кормит» — вспомнилась ему присказка Земцова. Он окликнул Корытина:
— Пошлите два взвода по домам, пусть соберут продовольствие. Зерно людям, сено и овес — лошадям. Много не будет, но что есть — наше. И скажите, — крикнул вдогонку заторопившемуся майору, — пусть другими трофеями не увлекаются. Все равно выбросят по дороге.
Конвоиры расступились, пропуская его внутрь кольца. Поручик Носков, придерживая подвешенную на ремне руку, предупредил озабоченно:
— Осторожнее, ваше сиятельство. Мы их, разумеется, обыскали, но кто же знает — вдруг у кого-то нож в лохмотьях припрятан.
Мадатов остановил коня, только когда тот грудью уперся в попятившихся пленных. Помолчал, оглядывая сверху людей, избитых, униженных, оглушенных своим поражением.
— Кто из вас Абдул-бек? — спросил, наконец, не особенно напрягая голос.
Проводник, державшийся у правого стремени, перевел вопрос. Голос его, хотя и приглушенный лопастями башлыка, звучал достаточно внятно. Валериан отметил, что понимает слова горского языка, мог бы, наверное, объясниться с жителями аула и сам, но сейчас лучше воспользоваться услугами толмача. Победитель не должен разговаривать с побежденными напрямую.
Никто не отозвался, и проводник повторил ту же фразу. Тогда, отодвигая стоящих в первых рядах, к Мадатову выбрался высокий старик. Лицо его пачкала засохшая кровь, черкеска была разорвана, видимо, ударом штыка. Он прямил спину, а ладони засунул за кожаный пояс, туго перетянувший еще тонкую талию.
— Абдула ищешь? — спросил он по-кумыкски, на языке на котором могли общаться горцы разных родов, племен и наречий. — Он далеко.
— Где он? — сипло крикнул толмач, задыхаясь под башлыком; он обмотал голову, чтобы по возможности остаться неузнанным; может быть, среди сражавшихся были люди его селения.
— Я не буду разговаривать с человеком, у которого не вижу лица, — степенно произнес старик, задирая голову и глядя прямо в глаза русскому генералу.
Валериан с трудом подавил улыбку. Старик ему нравился.
— Ты можешь говорить со мной. Скажи, в какую сторону ускакал Абдул-бек.
— Ты не догонишь.
Стоящий рядом солдат, не разбирая слов, по тону понял, что старик противоречит их князю, и замахнулся прикладом. Мадатов успел удержать его руку. Горец не шелохнулся, только еще более выпрямился и отвел руки за спину.
— Тогда скажи мне, где стоит дом Абдул-бека?
Старик молчал. Валериан заговорил снова:
— Если я прикажу разобрать все сакли аула, среди них окажется и дом Абдул-бека.
Старик подумал, потом освободил одну руку, отвел направленный в него штык и пошел прочь из кольца. Мадатов сделал знак, чтобы его не останавливали, поехал следом. За спиной Носков прокричал команду, и десятки подошв зашлепали по каменистой земле.
Узкая улочка вела круто вверх, но старик поднимался ровным шагом, нисколько не замедляясь. Солдаты заметно отстали, только привычная лошадка Валериана успевала за горцем. Примерно на середине старик остановился и показал на забор, облепленный лепешками навоза, частью уже высохшего, превратившегося в кизяк.
— Дом Абдул-бека.
Валериан спешился, накинул поводья на выступ в стене, толкнул ворота, вошел во двор. Теперь уже старик держался сзади.
Сакля бека состояла из двух этажей. Каменную кладку четыре раза перебивали вставки из дерева — под коробками обоих рядов окон, межэтажные перекрытия и, наконец, под самой крышей. Рамы и переплеты украшал тонкий резной орнамент. Такая работа, подумал Валериан, стоила едва ли не больше строительства всего дома. Посетителю сразу становилось понятно, что в этом доме живет человек богатый и знатный. Против входа видна была темная комната, заставленная большими кувшинами. Валериан шагнул внутрь, готовясь отразить нападение, но никого не увидел. В углах лежали топоры, лопаты, кирки, веревки, сплетенные из шерсти, кожаные ремни. Он отступил от кладовой, повернул в соседнюю комнату. В спину уже дышали солдаты.
— Поднимитесь наверх, — кинул Мадатов, не оборачиваясь. — Проверьте, не прячется ли кто. Но ничего не ломайте.
«Пока», — добавил он мысленно.
Старик тоже обходил дом. Подошел к печи, похлопал ее по боку, двинул ногой стопку кизячных лепешек, лежавших рядом. Валериан посмотрел — куда же выходит дым. Трубы не нашел, одно только сквозное отверстие зияло в каменном потолке, вычерненном за десятилетия, а может быть, и века службы. У стены стоял громадный резной сундук. Валериан откинул тяжелую крышку и увидел внутри зерно. «Надо будет сказать унтеру, — отметил он, чтобы успели вытащить».
