Владимир Карагодин - Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта
Вместе с Мотором приехала женщина волонтёр, она привезла что-то из одежды и пару коробок провизии.
На ней была надета белая футболка с надписью: «Дед Мороз за мир и правду!» Так и повелось, что бойцы прозвали её дед мороз, хотя многим она годилась в матери, да и сын у неё тоже воевал в ополчении.
Людмила помогала ещё при штурме администрации и других важных объектов в первые дни «Русской Весны». Она доставала продукты, готовила еду, и разносила защитникам на баррикадах. А после был Славянск, Краматорск, где под обстрелами и бомбёжками, она старалась быть матерью для каждого бойца. Людмила готовила, а после тащила на себе термосы с едой в окопы, и всё это под обстрелами артиллерии. Она стирала, обеспечивала связь, подкармливая местных стариков. Её труд не поддаётся оценке сухой и жестокой статистики войны.
На одном энтузиазме долго не провоюешь, там, на передовой, когда неделями нет возможности помыться или поесть домашней пищи, когда нервы натянуты словно струны, её приезды придавали сил. Она привозила собой нечто большее, чем гуманитарную помощь. Она привозила собой материнскую любовь, и дарила её всем без остатка. Бойцы это чувствовали и не могли себе позволить впасть в уныние. Если эта пожилая женщина, с кучей болезней, вносила свой непосильный вклад в защиту Новороссии, то у всех, кто считал себя мужчинами, просто не могло быть права на жалобы.
Людмила стоила целого батальона, ведь от боевого духа зависит порой исход боя, а боевой дух она поднимать умела.
После обсуждения насущных проблем, которые имели место быть в отряде, Мотор, уже собираясь уходить, ещё раз оглядел вновь прибывших бойцов своим тяжёлым командирским взглядом. Но вдруг его взгляд остановился на Сосне, который всем своим видом показывал, что у него есть очень важное и не терпящее отлагательств заявление. Я же, сидя рядом с ним, и памятуя о ранних его вопросах, понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. При каждой его попытке подняться, я, одергивая его за рукав, приговаривал:
– Прекрати!.. Сядь, не позорь нас!
Мотор же завидев нашу возню, окликнув нас, спросил:
– Что там у вас случилось?
Сосна довольный тем, что его заметили, резко вскочил, да так, что на землю посыпались разобранные детали от автомата. Набрав полную грудь воздуха, он заговорил, а я, отвернувшись в сторону, закрыл лицо ладонью.
– Товарищ командир, разрешите первый захваченный «Ур-р-рал» мне в личное пользование забрать! – ужасно от волнения сказал Сосна.
– Какой «Урал»? – в недоумении спросил Мотор, растерянно смотря то на Матроса, то на своих сопровождающих.
– Ну, понимаете, у нас на лесопилке леса много, а «шишуха» всего одна, да и то в аренду его брать дорого.
– Какая лесопилка? Какая «шишуха», он что пьяный? – раздражённо спросил Мотор у стоявшего рядом Матроса.
Но тот, нагнувшись почти к самому его уху, что-то прошептал, после чего Мотор, улыбнувшись, сказал:
– Только если до Киева с нами дойдешь, тогда какой хочешь грузовик себе выберешь, а пока автомат свой собери – оружие не должно на земле валяться.
Сосна, сияющий от счастья, стал собирать детали с земли, а Мотор, обернувшись к сопровождавшему его бойцу, сказал:
– И всё же психологический отбор нового пополнения нам бы не помешал…
После появился депутат города Снежнόе. Худощавый мужчина лет сорока, он смущённо смотрел на нас – защитников молодой республики, у которых не было даже элементарных перевязочных средств, а вместо потрескавшихся жгутов, которые приходили в негодность от долгого ношения на прикладе, бойцы предпочитали обыкновенный канцелярский скотч, скрученный верёвкой.
У нас к нему вопросов не было, только Малой спросил про зарплату, которую последний раз им выдавали ещё в мае. В основном вопросы задавала ему Людмила, но депутат смущённо смотрел то на нас, то на землю, как будто пытаясь найти там ответа.
После того как все разъехались, Сосна всё ещё оставался в окружении нескольких ребят, которые продолжали подшучивать по поводу его «Урала». Но вскоре шутки закончились, после того как Галид, который недавно появился в отряде, задал Сосне совсем нешуточный вопрос.
– Сосна, а что на деньги которые вам в России платят, за то, что вы здесь воюете, ты после приезда «Урал» себе не купишь?
– Да я же бесплатно здесь, добровольцем, а не наёмником, – улыбаясь, ответил он.
– Ну, это мы уже по телевизору слышали, ты нам-то не лукавь, скажи честно… сколько обещали?
– Да ни сколько мне не обещали, ещё раз говорю, не за деньги я сюда ехал!
– Ну, вот я не пойму… как гражданский человек может взять и отправиться на войну? То есть, сидел ты тихо-смирно у себя на лесопилке, а потом бац, и ты здесь! Может ты в армии по контракту служил и тебя сюда отправили? – не унимался Галид, прощупывая Сосну, словно следователь на допросе.
– Я в армии уже десять лет назад как отслужил, и службу я проходил на боевом корабле, поэтому у меня другой профиль, чтобы мне деньги платить.
– Теперь мне вообще не понятно, как ты оказался у нас, что подвигло тебя приехать.
– Как что? По телевизору показывали, как дом профсоюзов в Одессе сожгли. Убитую на улице Донецка мать с годовалой дочкой на руках. Я ехал сюда помогать! И для меня было не важно, что придется делать. Дадут автомат – буду стрелять, дадут лопату – буду копать, хоть посуду мыть – только дома не сидеть, а помогать!
Галид стал переминаться с ноги на ногу, ответ Сосны, у которого от расспросов появилась испарина на лбу, его явно раздосадовал, да и другие парни косо смотрели на Галида. В искренности ответов Сосны никто не сомневался, так как врать тот попросту не умел.
– А ты, Галид, сам то, зачем в ополчение записался? – вызывающе спросил у него Юнга.
– Как зачем? Воевать за Новороссию, против фашистов, я же с Донбасса!
– Вон оно значит как! Это что же получается, мы воюем с мая месяца, а к нам в отряд ты попал только в июле! Ты два месяца, что делал? Может ты думал за какую сторону тебе воевать отправиться?
– Дела у меня были, личные, – попятившись назад, оправдывался Галид.
– Какие могут быть дела, когда твою родину из «градов» расстреливают? Я тебе скажу, какие у тебя дела были… С женой ты своей разобраться не мог, а когда она тебя бросила, ты вдруг свой долг перед родиной почувствовал!
Галид молча курил сигарету, и отвернувшись, больше не смотрел на Юнгу, вероятно опасаясь получить от него ещё больше словесных уколов.
Юнга относился к такому типу людей, с которыми при первой же встрече начинаешь чувствовать себя неловко. Его небольшой рост только помогал ему в этом, казалось, он пытался заглянуть тебе в самую душу своими чёрными пронизывающими насквозь глазами. Отличало Юнгу его прямолинейность и обособленное чувство правды, которую он стремился защищать всегда, невзирая на обстоятельства, вот и Галид попал под его горячу руку.
Разрядил обстановку Матрос, который услыхав, что Сосна служил в «ВМФ», засыпал его вопросами. Оказалось, что они оба служили на одном боевом корабле, только с разницей в пятнадцать лет. Они долго между собой пересказывали морские легенды и флотские байки. Особенно бурно они вспоминали, как на корме военного корабля, при отправлении естественных надобностей, они «ловили волну».
Вскоре объявился Градус, в руках он держал мешочек с зерновым кофе. За отсутствием кофемолки мололи его весьма варварским способом, с помощью ткани и приклада от автомата. Аромат кофе был настолько сильный, что перебивал запах грязных носков и заношенных комков, который витал возле нашего домика.
Скорее всего кофе был хорошего качества, так как после варки вкус напитка оказался ещё лучше, чем запах. Отсутствие сахара ни в чём не умалило его насыщенный и яркий вкус. Не умаляла этот не забываемый вкус и старая посуда, с которой нам пришлось пить этот напиток.
После обеда приехал Шарнир и привёз ещё один «АГС», а также несколько «Мух», «Шмелей» и два цинка патрон. Второй «АГС» передали Ёжику, назначив его командиром расчёта, вторым и третьим номером стал Молот.
Молот – молодой парень лет девятнадцати, до войны работал шахтёром. Рослый, широкоплечий, не многословный, скорее замкнутый. Его трофейный «АК-47» указывал на то, что Молот уже успел побывать в прямых столкновениях с противником, об этом также свидетельствовали многочисленные сколы и царапины на цевье и прикладе автомата. Молот много читал, в условно спокойные часы он почти всё свободное время уделял чтению. Литературу он выбирал в зависимости от местности где нам приходилось бывать. Вот и не спал Молот, по ночам светя карманным фонариком под поистёршимся одеялом, с учебником старших классов или с книгами по философии, которые особо запасливые ополченцы, держали на блокпостах, не для просвещения, а совсем для более приземлённых целей.
Если психологически война оставляет на каждом свой особенный след, то физически она действует на всех одинаково. На войне стареют быстрее – сама атмосфера вытягивает жизненную энергию из человека в несколько раз быстрее, чем в обычной жизни. Вот и Молот для своих лет выглядел взрослее, чем его сверстники. На загоревшем лице под глазами проступали морщинки, а в самих глазах читалась печаль, даже когда он встречал кого-то своей добродушной улыбкой.
