Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера.
— Хорошо, что умеешь шутить в бою!
* * *Передний край лежал безмолвно, подковой окружая окраины Соколова. Противник оттянул прицел и снова начал долбить наши тылы. Потом — внезапная тишина, и на опушке леса показались цепи. Немцы шли ускоренным шагом, уперев автоматы в животы, и строчили на ходу. Наши молчали. Мы с комиссаром тревожно переглянулись. Шли полтора, а то и два батальона пехоты. Шли уверенно, охватывая Соколово с трех сторон. Мы с опаской ждали появления танков. Но танков пока не было. Немцы, видимо, решили атаковать Соколово пехотой, а когда обороняющиеся побегут — пустить на преследование танки, чтобы не дать возможности привести себя в порядок, и закрепиться на следующем рубеже.
Своими предположениями я поделился с комиссаром. Он согласился.
Когда до наших позиций осталось метров 200 — 250, немецкая цепь бегом бросилась в атаку. Передний край затрещал пулеметными очередями, частыми винтовочными выстрелами. Открыли огонь кургановские дивизионы. Немцы заметались, и атака захлебнулась.
— Це добре! — воскликнул комиссар.
* * *Я доложил полковнику Серебрякову обстановку. В свою очередь он информировал, что соседний с нами полк тоже отбил атаку. По данным авиации, в 20 — 25 километрах от нас замечено движение танковой колонны. Серебряков приказал усилить противотанковую оборону.
Едва я закончил разговор с Серебряковым, над нами звено за звеном пролетел целый полк краснозвездных штурмовиков. Над ними шныряли в воздухе истребители прикрытия.
— Полетели бомбить танковую колонну, — сказал комиссар, провожая глазами последнюю тройку штурмовиков. — Надо накормить людей и эвакуировать раненых, — и Логвиненко направился в район тыла.
Я вызвал командиров, выслушал их доклады, уточнил задачу на предстоящий бой. На переднем крае нужно было оставить лишь по одной усиленной роте от каждого батальона, остальным занять запасные позиции на другой окраине деревни.
— Как же так? — удивленно вырвалось у Исламкулова.
— Следующую артиллерийскую подготовку и бомбежку он проведет не по тылам нашим, как было в первый раз, а по переднему краю и по Соколову.
— Слушаюсь, товарищ командир, — ответил Исламкулов. — Теперь все ясно.
Командиры ушли, чтобы перестроить боевые порядки.
Я доложил Серебрякову свое решение. Он одобрил.
— Кургановцев у вас решено забрать. У нас на левом фланге туча сгущается. Перебросим их туда.
Вернулся комиссар, я сообщил ему эту нерадостную весть.
— Начальству виднее, — мрачно сказал Логвиненко. — Если забирают всю поддерживающую артиллерию перед самой грозой, значит, там приходится еще труднее.
— Да, Петр Васильевич, не от хорошей жизни оголяют большак.
— Значит — принимай решение на бой без поддерживающей артиллерии.
— Давайте, Петр Васильевич, ничего не будем менять.
— Нет, товарищ командир, — твердо возразил комиссар, — кое-что придется менять.
— Что вы предлагаете?
— Надо всю ПТО и полковую артиллерию поставить на прямую наводку. Иметь две роты в резерве.
— А вы правы, Петр Васильевич.
— Тогда намечай позиции орудиям и резерву.
Договорились, и Логвиненко пошел на один фланг, а я на другой.
* * *На переднем крае шла редкая ружейно-пулеметная перестрелка, иногда в воздухе выли мины, шелестели снаряды и, падая на землю, с треском рвались. Противник держал нас под наблюдением и огнем с опушки леса. Если бы не ограниченность в силах и средствах, можно бы короткой контратакой отбросить его на другую опушку леса, погнать дальше. Но — увы!
В одном сарае сидела группа бойцов, они хлебали щи из котелков.
— Как, товарищи, обед?
— Жидковат, товарищ командир, — ответил пожилой боец. В нем я узнал новичка из пополнения, который говорил: «Спешить-то некуда, война ведь не так давно началась...» — Но зато горячий, в животе приятно.
— Как зваться будем, товарищ красноармеец?
— Гапоненко моя фамилия, товарищ командир.
— Величать как прикажете?
— Величать?.. Спиридон Остапович.
— Приходилось раньше воевать, Спиридон Остапович?
— Не приходилось, — ответил он виновато. — Как-то не приходилось, товарищ командир.
— Значит раньше не воевал, а сразу в гвардию попал, — пошутил другой боец.
— Мне авансом присвоили гвардейское звание, — ответил Гапоненко. — Раз верят, значит, знают, что оправдаю доверие.
— Правильно, Спиридон Остапович.
В другой группе перетаскивали тюки ваты, сооружая пулеметное гнездо. Бойцами руководил незнакомый мне сержант.
— Давно в нашем полку, товарищ сержант?
— Вчерась прибыл, товарищ командир.
— Беспартийный?
— Как, уж восьмой год состою! — вытянувшись, гордо ответил сержант.
На отшибе от деревни стояла клуня. Там тоже копошились люди. Когда я подошел, меня встретил рапортом старшина полковой батареи Буркут Алишеров, высокий, чуть сутуловатый, с тяжелым подбородком киргиз.
— А где командир орудия?
— Выбыл из строя. Назначили меня.
— Ждем, что теперь он с танками пойдет, поэтому вас и поставили на прямую.
— Будем биться, товарищ командир.
* * *В 14.00 началась бомбежка. Эскадрилья за эскадрильей сбрасывали на Соколово крупные и мелкие бомбы. У, нас не было ни зенитных орудий, ни зенитных пулеметов. Мы были безоружны против воздушного противника.
Чуть отбомбилась авиация, еще не рассеялся дым от разрывов, загрохотала артиллерия. Налет был короткий, но мощный. На опушке леса показались танки. Они шли тройками, углом вперед, стреляя с коротких остановок.
Открыли огонь наши пушки.
— Как там у вас дела? — спросил по телефону Серебряков.
Я доложил.
— Под собственным прикрытием отходите к совхозу «Дедешино». Так приказано.
— Значит, где-то, язва, опять прорвался, — закусив губу, прошипел Логвиненко. — Ну, решай, командир!
Исламкулов загнул фланг. Были использованы запасы керосина, чтоб поджечь вату, разбросанную по всему переднему краю и деревне. Дым поднялся тучей. Вся артиллерия была выведена на левый фланг батальона Исламкулова, остальным приказано оставить свои позиции и сосредоточиться в лесу, в полутора километрах от Соколова. Офицеры штаба буквально измотались.
На левом фланге шел бой, а центр и правый фланг, отходили.
Неожиданно немецкие танки, направлявшиеся прямо на Соколове повернули назад и остановились, их люки и щиты прикрытия водителей были откинуты.
Оказывается, когда они вплотную подошли к нашему переднему краю, едкий дым ваты начал душить экипажи. Переползти через огонь танки не рискнули.
Исламкулов отошел самым последним, прикрыв свой отход той же дымовой завесой из тлеющей ваты.
В лесу
На противоположной стороне поляны стояла группа старших офицеров. За исключением майора Старикова, командира соседнего полка, я никого не знал. Логвиненко поздоровался со всеми за руку и представил меня.
Мы ждали, пока подтянутся отставшие, чтобы идти организованно. Зная инертность начальника штаба Демидовича, я пошел в расположение своих подразделений. Комиссар остался с группой офицеров.
В лесу наша колонна остановилась на привал. На кошевке, укутанный одеялами, сидел лейтенант Торопыгин, командир пулеметного взвода. Когда я подошел, у него затряслись губы.
— Что, ранило?
— В обе ноги, товарищ лейтенант, — дрожащим голосом ответил он и заплакал.
— Не плакать! — крикнул я. — Тоже мне, командир! В любую минуту любого из нас может не только ранить но и убить.
— Есть, не плакать, товарищ командир. Но не за ноги обидно, а за товарища. Вот лейтенант Б. Вместе училище кончали, дружили, а он бросил на поле боя.
Лейтенант Б., высокий, худой, с редкими оспинами на лице, стоял в стороне. Я посмотрел на него в упор, он вытянулся и не проронил ни слова.
— Лейтенант Б., сдать оружие! — приказал я.
Он быстро вынул из кобуры свой наган и протянул мне. Я взял и передал Сулиме.
И Торопыгин, и Б. были моими подчиненными со дня формирования нашего батальона. Они оба были досрочными выпускниками пехотного училища, неразлучными друзьями и хорошими, боевыми ребятами. В батальоне иногда их шутя называли «близнецами». Они выдержали вместе с батальоном более тридцати боев. И вот теперь один из них тяжело ранен, а другого я только что обезоружил. Тяжело было смотреть на них. Я пошел дальше.
Вот мой исполнительный и всегда разумно спокойный товарищ и помощник Хабибулла Рахимов. Я его не узнаю. Он весь обмяк, руки трясутся, глаза мутные, из ушей сочится кровь.
— Что с тобой, Хаби?
Он никак не реагирует, будто не видит и не слышит меня.
— Его, товарищ командир, здорово контузило, — отвечает Бозжанов.
— Посадите его рядом с Торопыгиным в кошевку. Мой коновод Николай Синченко виновато и робко докладывает:
