Александр Великанов - Степные хищники
— Огонь! Всеми пулеметами огонь по голове бандитской колонны! — яростно заорал Щеглов.
В полный голос заговорили все четыре пулемета, свинцовый ливень обрушился на дорогу. Пятная турзовский выгон трупами людей и лошадей, банда бросилась назад. Едва ли половине удалось спастись за постройками, но в числе ускакавших была и всадница на высоком вороном коне.
— Мазилы вы, а не стрелки, — обругал Щеглов пулеметчиков.
Командир взвода, ожидавший похвалы, недоуменно раскрыл рот.
Где-то в середине деревни грохнул винтовочный залп, второй.
— Вот и Кондрашев подал голос, — с удовлетворением заметил Щеглов и, построив дивизион в колонну по шести, повел его вперед.
В Турзовке продолжали греметь выстрелы.
Марусенцы, попав под пулеметный огонь, бросились назад в деревню, под защиту изб и сараев, но тут их атаковал эскадрон Кондрашева. Бросая раненых, бандиты в панике обратились в бегство.
Семен чуть ли не силою затащил Марусиного коня в переулок.
Атаманша рвалась назад, чтобы навести порядок среди бегущих.
— Сейчас ничего не сделаешь, дело бойдется без тебя, — повторял Семен.
— Сенька, пусти повод!
Уже за деревней Семен послушался.
— Теперь езжай, куда хочешь, — сказал он, вытирая пот с лица.
— Егора ты не видел?
— Нет.
Под самыми Бакурами их нагнали уцелевшие после разгрома марусенцы — человек пятнадцать. Егора Грызлова среди них не было. В Альшанке явилось еще человек десять. Егора опять-таки не было. Маруся допытывалась:
— Не видел ли кто Егора?
Никто не видел. Остался Егор Грызлов на окраине Турзовки под плетнем с разбитой головой, и знал об этом один Семен. Говорить же об этом Семен не собирался.
На подступах к Бакурам дивизион Щеглова соединился с эскадроном Мидзяева и с подошедшим со стороны Пензы кавалерийским полком. В селе стало тесно. Во дворах полно лошадей, в избах — постояльцев. Говор, шум, ржание.
Вечером Щеглов зашел к Мидзяеву. В небольшом домике помещались одновременно канцелярия эскадрона, имущество старшины и санчасть. Поздоровавшись, Щеглов пролез вперед, сел на чурбачок у окна и иронически заметил:
— Тесновато живете.
— В тесноте, да не в обиде, — возразил Мидзяев — Зато все под руками, даже помощник смерти имеется, в любой момент может к черту на рога отправить.
— И ты, Таня, терпишь такое издевательство?! На твоем месте я давно бы от них сбежал, — засмеялся Щеглов.
— Куда ей бежать? Не к тебе ли?
— Можно и ко мне.
Щеглов хорошо знал ершистого Мидзяева и при случае не прочь был разыграть его.
— Дудки! Чего она у вас не видела? А боевее нашего эскадрона во всем Поволжье не найти: несгораемый, непромокаемый, непобеждаемый, и бойцы как на подбор — удалец к удальцу.
— Добавь: ветер дунет — сами с седел валятся.
— Где это ты видел? — вскинулся Мидзяев.
— Сегодня под Турзовкой какой-то губошлеп всю твою затею чуть не испортил.
Мидзяев умолк, но затем на его лице появилась лукавая улыбка. Хитро прищурившись, он сказал:
— Да-а, благодаря ему да еще твоим непревзойденным стрелкам-пулеметчикам бандиты дешево отделались. Пулеметчиков-мазил ты лучше меня знаешь, а с губошлепом могу познакомить: медсестра Татьяна Насекина, — он церемонно представил красную от смущения Таню.
— Иди ты к черту! Я же не знал, — пробормотал Щеглов.
— Не знал, так будешь знать наших! — торжествовал Мидзяев.
Разгром банды Маруси, отход полка Кузнецова из Бакур, сосредоточение красных войск севернее Альшанки вынудили Попова к отступлению на юг в Донскую область. За ним по пятам двинулись части Красной Армии. Непосредственно за полком Кузнецова гнался 1-й сводный кавполк и кавдивизион Щеглова, правее двигались отряды из Пензы и Кузнецка, левее по железной дороге перебрасывались пехотные части. Впереди между Ртищевом и Аткарском курсировали бронепоезда, сосредоточивались саратовские отряды. Зверь был обложен и сам шел под выстрел.
Из донесения № 25: «…Нахожусь в Альшанке. Решено идти на прорыв в районе разъезда Афросимовский. Беглец».
Федорчук ехал на штабной повозке. За зиму он мало изменился: все то же простовато-удивленное выражение на открытом лице, все так же он был готов в любую минуту похохотать, побалагурить, разыграть парня-рубаху, своего в доску. Даже шапочка-кубанка уцелела. Беспечно поглядывая на окрестные поля, Федорчук насвистывал веселенький мотивчик.
— Слушай, парень, часом не наломают тут нам бока? — спросил возница, когда впереди завиднелось полотно железной дороги, а на нем несколько составов. Федорчук не ответил.
— Тпр-ру! — парень натянул вожжи. Впереди пехота рассыпалась в цепь, конница, приняв правее, скрылась в овраге. Обоз остановился. Вдалеке два раза громыхнуло, и на чисто-голубом небе родились два пушистых облачка. Еще громыхнуло, и еще разорвались две шрапнели. В тыл опрометью промчался вестовой. Пехотные цепи шли, не останавливаясь, и по мере того, как они уходили, фигурки людей делались все меньше и меньше. Вот цепи спустились в лощину, ненадолго скрылись в овражке, снова появились и пошли на бугор. Справа, оттуда, где скрылась конница, донеслась длинная пулеметная очередь, и почти тотчас же на бугре заработало несколько пулеметов. Снова начали рваться шрапнели.
— Смотри, бронь пришла, — показал ездовой на плывший со стороны Аткарска паровозный дымок.
— А вот еще состав! Эх, и дадут же нам! Может, загодя повернем лошадей?
— Куда? Сзади тоже коммунисты подходят.
— Ну и ну! — заскреб в затылке парень. — А ты, я гляжу, не робеешь? — неожиданно спросил он.
— А ты? — уклонился от ответа Федорчук.
— Боязно, парень, помирать-то. Ну-к, в самом деле на том свете черти с вилами нас поджидают! Каково будет?
Впереди разгорался бой: швейными машинками стрекотали многочисленные пулеметы, звеня сталью, лопались снаряды, отрывисто ухали орудия. Белые дымки шрапнелей чередовались с черно-бурыми фонтанами фугасок. Под огнем цепи залегли.
— Не пройдут, — авторитетно заключил возница, показывая кнутовищам вперед.
«Действительно, пехоте трудно прорваться… Вот если бы еще подоспел кавполк и ударил бы нам в тыл, — была бы каша», — размышлял Федорчук, наблюдая за происходящим.
В это время бандитские цепи дрогнули и перебежками начали отходить к Мерлино-Воскресенскому. Очевидно, красные наблюдатели заметили это, потому что артиллерия начала бить по тылам. Недалеко от того места, где стоял Федорчук, снаряд угодил прямо в подводу. Фонтаном полетели щепки, комья грязи, свистнули осколки. Еще снаряд, и еще попадание. В обозе вспыхнула паника. Ездовые с искаженными от страха лицами яростно нахлестывали лошадей. Цепляясь осями, опрокидываясь, повозки кучей неслись в Мерлино. За ними бежали пехотинцы. Появились раненые. Высокий, худой парень махал окровавленной рукой, и крупные капли крови летели в стороны.
— Санитары! Где санитары? — орал он, не понимая, что в обезумевшей толпе никому нет до него дела.
В стороне от дороги двое вели под руки третьего. У него были закрыты глаза, а голова беспомощно, как у издыхающего цыпленка, болталась на шее.
В самом Мерлине — столпотворение. Улицы, переулки, дворы забиты людьми, лошадьми, телегами. Распоряжаться некому, да и никто никого не слушает. Люди потеряли головы. В воздухе крики, ругань.
— Продали нас!
— Где Попов? Даешь Попова!
— Ищи-свищи, он с конницей удрал.
— Сам утек, а нас…
— Бей командёров!
Словно на крыльях принеслась весть:
— С тыла кавалерия!
— Обошли!
Секунды тишины, и новый всплеск голосов:
— В цепь!
— Занимай оборону!
Как это бывает в критические моменты, в толпе нашлись вожаки, способные в считанные минуты организовать, наладить сопротивление.
— Ивантеевские, ко мне!
— Кто с Марьевской волости, отходи в сторону! Становись!
— Андросовские, сюда!
Вновь сколоченные шайки земляков отправились на околицу, чтобы залечь в канавах, за плетнями и, спасая шкуру, биться до последнего патрона.
«Подошел первый кавполк, а мне теперь что делать? Сдаваться вместе с пехотой или искать Попова? Если ему удалось уйти, мое место с ним. Игра не кончилась, и возвращаться к своим рано. Постараюсь уйти», — решил Федорчук.
— От железной дороги тоже наступают? — спросил он у проходивших мимо пехотинцев.
— Нет. Они от бронелетучек не пошли, — ответили те.
— А наша конница где?
— Не слышно. Наверное, за железную дорогу ушла.
Федорчук достал из-под сена седло.
— Отпряги пристяжную! — сказал он вознице. — Доеду, посмотрю, что за селом делается.
— А ты не удерешь? — заподозрил тот.
