Евдокия Мухина - Восемь сантиметров: Воспоминания радистки-разведчицы
Майор приказал передать, что сосны спилены, пусть ориентируются по кошаре. Но я возразила:
— Развалины кошары и кромка берега издали должны сливаться…
Майор все время наблюдал за морем и вдруг закричал:
— Вижу наш катер! Морской разведчик с военно-морским флагом!
Кричу майору:
— Ориентир! Какой нашим катерам дать ориентир?
Моя рука на ключе сильно мерзла, это мешало работать. Но когда перешли на другую сторону, чувствую — холод стал меньше.
Говорю:
— Кажется, ветер ослаб, товарищ Зубр.
— Ослаб? Ну и что?
— Хорошо бы нарубить можжевельника и бросить в костер. Дыму будет много. Я передам, что наш ориентир — черный дым костра.
— Рубите можжевельник! — приказал майор Сагарде и Вилюю.
— К нам ползут по склону, — докладывает Сагарда.
— Пусть Вилюй рубит можжевельник и бросает в костер, а ты, Сагарда, когда немцы приблизятся, открывай точный прицельный огонь.
Можжевельник не хотел разгораться и от этого еще сильней дымил. Я передала Толстяку, что наш ориентир — черный дым костра; восточнее крутизны, с которой мы ведем наблюдение, отлогий берег, где-то на нем или за ним фашистские батареи.
Проклятый ветер, хоть и стал слабее, гнул столб дыма, и я боялась, что впередсмотрящий не обнаружит его с катера.
— Видим дым! — передал мне Толстяк.
Корабли стали подходить все ближе. Откуда-то из-под земли ударил залп орудий.
Корабли приближались, и залпы участились.
— Следи, откуда стреляют, — торопливо приказал майор. — Я наношу на карту. От берега не ближе двухсот метров. Верно?
— Точно! — подтверждаю я.
Фашисты открыли бешеный огонь. Мы слышали свист снарядов и видели, как фонтанами поднимается вода возле наших катеров. Майор Зубр кричит:
— Передай Толстяку — пусть уходят! Все в порядке. Расположение подземных батарей я нанес на карту.
Скрываясь в шлейфе дымовой завесы, наши юркие катера исчезли в открытом море.
От внезапно наступившей тишины звенело в ушах. Только теперь мы услышали стрельбу наших автоматчиков Сагарды и Вилюя.
Цепочка немецких солдат по-пластунски взбиралась по косогору.
Майор закончил чертить, заложил чертеж в планшет и кинул мне. Потом заорал, забыв от волнения свою интеллигентность:
— Хватай рацию, огибай площадку, прячься в верхнем кустарнике, немедля сообщай штабу квадрат крепости!
Он залег за камнем и принялся отстреливаться от наседающих фашистов. Я видела, как один за другим скатывались убитые и раненые солдаты.
— Не смотри, уходи! — кричал майор, а я не могла преодолеть оцепенения.
Рослый солдат выбрался из можжевельника и побежал ко мне, растопырив руки и улыбаясь от радости, что поймал радистку. Я выстрелила по нему в упор из пистолета. Он завыл и покатился вниз.
Выполняя приказ, я, наклонившись, обогнула площадку, спряталась в кустах и, развернув рацию, передала в штаб в соответствии с чертежом майора точные координаты подземных батарей. Предупредила, что сосны больше нет — спилена.
— Значит, осталась одна? — запросили из штаба.
— Раздвоенного дерева больше нет, — сообщила я. — Квадрат для бомбометания справа от обрыва, в двухстах метрах от берега. Вам понятно?
— Понятно, понятно. Уходите выше, дальше! На бомбежку вылетает эскадрилья Пе-два. Позывные флагманского стрелка-радиста — «Ветер». Ему даны и ваши позывные…
Оторвавшись от рации, я увидела, что Сагарда и Вилюй ведут под руки майора Зубра.
— Пустите, я сам! — кричал командир и пытался от них освободиться. По лицу его лилась кровь.
— Ложитесь, все ложитесь! — закричал Сагарда, и майор вместе с нами бросился на землю.
Человек пятнадцать метались по площадке, стреляя из автоматов во все стороны. Какой-то унтер затаптывал и разбрасывал огонь костра. Трое солдат с радостным гиканьем пинали ногами наши старые вещмешки. Найдя мой прежний «Северок» и забыв об опасности, они принялись его разглядывать. Открыв огонь из автоматов, мы с Сагардой и Вилюем уничтожили четырех гитлеровцев, заставив остальных залечь.
Майор приказал нам ползти выше и прекратить стрельбу. У него была разорвана шапка — струя крови заливала правый глаз.
— Товарищ Зубр, вы ранены?
Это был глупый вопрос, но сам собой вырвался.
— Ничего такого… Слушайте меня… Чижик, не лезь с перевязкой!.. Слушайте меня: за кромкой высокого берега почти отвесный спуск к морю. Внизу крупные камни. Туда, только туда! Пройдем по воде — нас не отыщут собаки…
Бросив своих раненых, фашисты поползли в нашу сторону, но мы повернули по кустарнику к крутизне и, сцепившись руками, полезли с сорокаметровой высоты. Сперва нам везло. Хватаясь за корни, мы быстро спускались. Вдруг Вилюй поскользнулся, и мы скатились в море. Никто не расшибся, но все поцарапались и порвали одежду. Мы спрятались за большим черным камнем. Стояли по пояс в воде, нас заливали волны. У майора все сильнее бежала по щеке кровь.
Глядя одним глазом, он осматривался кругом.
— За мной! — услышали мы команду.
Майор повел нас к скальному выступу, и мы все четверо, сжавшись в комок, уселись под ним. Сверху мы были не видны, нас могли обнаружить только со стороны моря. С нас обильно текла вода, мы еле сдерживали дрожь.
Было слышно, как враги бегают по краю обрыва и что-то кричат. Минут через десять воцарилась тишина. Обследовав берег, Сагарда нашел глубокую сухую выемку.
— Чижик, смотри, — сказал майор. — Вот что такое карстовая пещера. Эта для артиллерии не годится. Тут тесно. А там, где расположились вражеские батареи… там, надо полагать, и высоко и широко. Видела, какой мощный залп…
— Товарищ командир, вы все говорите и говорите, скиньте шапку, дайте осмотреть рану…
— Назад! — Он был не в себе, глаза горели. — Моя рана не убежит, проверь рацию, проверь питание!
Хорошо, что я застегнула футляры — рация и батареи действовали, шкала осветилась. Закрепив антенну на сухой лозе какого-то ползучего растения, я больше получаса вызывала штаб.
Командир снял шапку и окунул голову в ледяную морскую воду. Помывшись, он вырвал из рук Сагарды бинт и принялся сам себя перевязывать. Кровь теперь текла медленно.
— Смотрите, чтобы не внести заражение! — крикнула я.
— Вилюй! — подозвал к себе бойца охранения командир. — Заслони меня от этой дурехи. А вы, Евдокимова, ищите связь и в другие дела не суйтесь.
Сагарда закричал:
— Вижу в небе эскадрилью «петляковых», над ними «яки». Ур-ра!
— Не ори! — прервал его майор Зубр. — Чего разорался? Отодвинься, дай смотреть! Чижик, лезь в пещеру, береги себя и рацию!
Гул самолетов нарастал, они были видны отчетливо. Я надела наушники и сразу услышала позывные стрелка-радиста:
— Я — «Ветер», я — «Ветер», нахожусь над целью… Отвечаю:
— Я — «Чижик». Вас вижу. Цель правее обрыва, в двухстах метрах от воды…
Торопливо и яростно залаяли зенитные орудия, и сразу же начали взрываться наши бомбы. Тряслась земля. С обрыва сыпались в море огромные камни. Трое моих товарищей ползком вернулись в пещеру, с них струйками стекала вода. Майор Зубр, утирая окровавленное лицо шапкой, орал:
— Забились, как крысы, в нору. Ничего не видим, не знаем. Сагарда! Ищи обход для подъема!..
Снова загремели взрывы и затряслась земля. Вилюй сказал:
— Отбомбилось второе звено, сейчас пойдет третье…
Сагарда ушел по узкой прибрежной полоске, на которую сыпались камни. Он вернулся минут через пять я сказал, что нашел место, по которому можно подняться.
И снова мы услышали, вой пикирующих бомбардировщиков, а потом тяжелый грохот взрывов.
— «Пешечки», милые «пешечки», — любовно произнес майор.
Я думала, он бредит. Только потом узнала, что «пешечками» он называет наши Пе-2.
Не знаю, откуда взялись силы. Минут через двадцать мы вскарабкались на крутой берег и оказались на той самой площадке, где вели бой. Ни одного фрица тут не было.
— То-то же! — воскликнул майор и сел на землю. — Перевязывай меня, Чижик, теперь перевязывай.
Лицо и шея у него были в крови. Сагарда закричал:
— Наши заходят на новый круг!
Майор скомандовал:
— Ложись за камни! Чижик, лови волну!
Я ничего не успела. Увидела взрыв огромной мощи и сразу же открыла рот. Так меня учили. И правда, открывать рот помогает — не так глохнешь.
Майор с восторгом в голосе кричал:
— Бомба попала в склад снарядов! Лежите плотно, зарывайтесь в землю!
Наши самолеты улетели, а взрывы не прекращались. От возникшего пожара взрывались склады снарядов. В небо поднялась черная туча.
Когда наконец наступила тишина, майор сказал:
— Я вас поздравляю, ребята!
Он кричал, а мы его еле слышали. Голова у него была окровавлена, волосы слиплись, правая сторона лица покрылась темной коркой. И все-таки он видел, соображал, радовался. Я промыла ему голову тремя флягами воды, только тогда майор Зубр стал похож на самого себя. Рана была поверхностной. Пуля содрала кожу, черепа не задела. И все же крови наш командир потерял немало.
