Джек Хиггинс - Бенефис Лиса
Хофер глубоко вздохнул и сказал:
— Нет, мы не можем рисковать их упустить.
— Господин майор? — Адлер вопросительно посмотрел на него.
— Отдайте приказ летчику расстрелять их на месте. Они не должны достичь Англии.
— Как прикажете, господин майор. — Адлер взял в руки микрофон.
Неккер положил руку Хоферу на плечо.
— Вы ужасно выглядите. Давайте спустимся в столовую, вам нужно выпить бренди. Адлер нас позовет, когда обстановка разогреется.
Хофер выдавил слабую улыбку.
— Это лучшее предложение за сегодняшний вечер. — Они вместе вышли.
Несмотря на поздний час Дагел Манроу еще работал за письменным столом в своем офисе на Бейкер-стрит, когда вошел Картер и положил ему на стол радиограмму. Бригадир быстро ее прочел и улыбнулся.
— Господи, это нечто выдающееся даже для Гарри.
— Я понимаю, сэр. Я поднял звено истребителей, чтобы их встретили. Где вы хотите их посадить? Я полагаю, что ближайший аэродром в Корнуолле?
— Нет, давайте их приведем прямо сюда. Они могут сесть там, откуда стартовали, Джек. На Хорнли-филд. Предупредите командира истребительного звена, что они должны быть посажены целыми и невредимыми.
— А генерала Эйзенхауэра, сэр?
— Не будем его тревожить, пока Келсоу не окажется на земле. — Манроу поднялся из-за стола, взял свой пиджак. — Мы воспользуемся машиной, Джек. У нас есть около часа, чтобы добраться туда. Если повезет, мы сможем приветствовать их сразу после приземления.
В почтовом самолете царила праздничная атмосфера. Мартиньи оставил Баума в кабине присматривать за Сорсой, а сам присоединился к остальным.
— Все в порядке? — спросил Келсоу.
— Лучшего нельзя было и ожидать. Я связался с нашими людьми в Англии. Они обеспечат нас эскортом, который проводит вглубь страны. Любезность королевских ВВС. — Он повернулся к Саре и улыбнулся, взяв ее за руку. Она никогда не видела его таким взволнованным. Неожиданно он стал выглядеть на десять лет моложе. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Прекрасно, Гарри. Просто прекрасно.
— Завтра вечером обедаем в Ритце, — сказал он.
— При свечах?
— Даже, если придется принести их с собой. — Он обратился к Брауну: — Помнится, вы сказали что-то о кофе, так?
Браун начал вставать, но самолет неожиданно нырнул, ночь наполнилась мощным ревом, самолет стал падать камнем вниз. Браун потерял равновесие, Келсоу покатился по полу с криком боли.
— Гарри! — закричала Сара. — Что это?
Самолет обрел некоторую стабильность, и Гарри удалось посмотреть в одно из боковых окон. В нескольких сотнях ярдов он увидел Юнкерс 88S, один из тех смертоносных черных двухмоторных самолетов, которые нанесли катастрофический урон королевским ВВС во время ночных полетов над Европой. Он двигался параллельным курсом.
— У нас беда, — сказал Мартиньи. — Немецкий ночной истребитель. — Развернулся, открыл дверь в кабину и вошел туда.
Сорса взглянул на него через плечо. Лицо у него было мрачным и бледным.
— Вот и все. Он прилетел, чтобы нас вернуть.
— Он так сказал?
— Нет. Никакого радиоконтакта не было вообще.
— Почему? Это же бессмысленно.
Вдруг Юнкерс начал быстро набирать высоту и исчез. Это был Хейни, кто дал возможный ответ на вопрос.
— Сколько угодно смысла, если он вовсе не собирается нас возвращать, дружище.
И Мартиньи сразу все понял. Произошел какой-то сбой, и это связано с Хофером. И если это так, то он не хочет, чтобы их вернули, не хочет, чтобы они оказались в руках гестапо и выдали Эрвина Роммеля.
— Что мне делать? — потребовал ответа Сорса. — Эта штука может нас разнести вдребезги. Я-то знаю. Я два года летал на таком.
В этот момент рев снова наполнил ночь, и фюзеляж почтового самолета изрешетило пушечными снарядами. Один пробил пол в кабине и пролетел, едва не задев Сорсу, и вдребезги разбил ветровое стекло. Сорса толкнул рукоятку вперед, направив машину круто вниз, заставив нырнуть в облачный слой. И Юнкерс 88S проревел над ними, промелькнул темной тенью.
Мартиньи упал на одно колено, но все же сумел открыть дверь и выбрался из кабины. Фюзеляж получил несколько пробоин. Были выбиты два окна. Келсоу лежал на полу, вцепившись в скамейку. Сара сидела на корточках около Брауна, который лежал на спине, а его форма промокла от крови, глаза закатились. По телу у него прошла судорога и он замер.
Сара взглянула вверх. Лицо поразительно спокойное.
— Он умер, Гарри.
Он не нашелся, что ей сказать. Мартиньи вернулся в кабину, держась за переборки, поскольку самолет продолжал круто снижаться, проходя через облака. Они попали в турбулентность, когда над ними снова пронесся Юнкерс 88S.
— Ах ты, гад! — крикнул Сорса в гневе. — Ну, я тебе покажу!
Баум, сидя на полу, взглянул на Гарри и улыбнулся.
— Он финн, помните? Они, на самом-то деле, нас, немцев, не жалуют.
Самолет вынырнул из облаков на высоте трех тысяч футов и продолжал снижаться.
— Что вы делаете? — крикнул Мартиньи.
— Не могу играть с ним в прятки в такой облачности. Он нас точно достанет. Хочу попробовать один свой трюк. Он очень быстрый, а я очень медленный, и поэтому ему будет трудно. — Сорса оглянулся через плечо и зло усмехнулся. — Посмотрим, так ли уж он хорош.
Он продолжал снижение и был уже на высоте семисот-восьмисот футов, когда Юнкерс снова появился у них на хвосте, но на слишком большой скорости, и, чтобы избежать столкновения, стал уходить влево.
Сорса снизился до пятисот футов и выровнял самолет.
— Ну, скотина, теперь держись, — сказал он, и его руки словно окаменели.
И дальше Мартиньи довелось наблюдать гения за работой, и он понял, откуда все те медали, которые имел Сорса, откуда его Рыцарский крест. Неожиданно Мартиньи охватило необъяснимое чувство спокойствия. Словно стали нереальностью и свет сигнальных лампочек на панели управления, и ветер, врывавшийся через разбитое стекло.
И, когда это произошло, то заняло считанные секунды. Юнкерс снова зашел им в хвост, и Сорса взял рукоятку на себя и самолет пошел круто вверх, пилоту Юнкерса, чтобы избежать, казалось, неминуемого столкновения, оставалось только нырнуть вниз, но на малой высоте и при такой высокой скорости у него был один путь, в волны внизу.
Лицо Сорсы снова стало спокойным.
— Ты проиграл, друг мой, — сказал он тихо и отвел рукоятку назад. — Ладно, теперь полезем наверх.
Мартиньи толкнул дверь и выглянул из кабины. Внутри царил хаос. Ветер врывался через бесчисленные пробоины, на полу окровавленное тело Брауна, Сара присела рядом с Келсоу.
— Как вы тут? — спросил Мартиньи.
— Нормально. Не беспокойся о нас. Это кончилось? — спросила Сара.
— Можно сказать и так.
Он вернулся в кабину. Сорса перевел машину в горизонтальный полет на высоте в шесть тысяч футов.
— Да, старушка протекает как решето, но функционирует нормально, — сообщил финн.
— Давайте проверим радио. — Мартиньи пропихнулся на место второго пилота. Он покрутил диск настройки, все оказалось в рабочем состоянии. — Сообщу им о том, что произошло. — Он начал передачу на частоте, предписанной отделом специальных операций.
Хейни Баум попытался закурить, но у него так дрожали руки, что он отказался от этой затеи.
— Боже мой! — простонал он. — Вот это последний акт!
Сорса спросил шутливо:
— Как кормят в британских лагерях для военнопленных?
Мартиньи улыбнулся.
— О, я думаю, вы понимаете, что мы позаботимся, чтобы вы были на особом положении, друг мой. — И Мартиньи сделал попытку связался со штабом секретных операций.
В центре управления полетами на Джерси Адлер с потрясенным выражением лица снял наушники и медленно повернулся к офицерам.
— Господи! Ну, скажите же, что там произошло?
— Это был центр управления в Шербуре. Они потеряли JU88S.
— Что значит, они его потеряли?
— Они держали связь с пилотом. Он несколько раз атаковал. Неожиданно они потеряли контакт, и самолет пропал с экранов. Они думают, что он спикировал в море.
— Я должен был сообразить, — сказал тихо Хофер. — Сорса — великий пилот. Выдающийся человек. Я должен был предвидеть. Я сам его выбрал. А почтовый самолет?
— Еще на радарах, летит над проливом, приближается к Англии. Остановить их нет никакой возможности.
Повисло молчание. В окно хлестнуло дождем. Неккер прервал молчание:
— Что теперь будет?
— Перед рассветом я вылечу на Сторче. Могу полететь с пилотом почтовика, — сказал Хофер. — Мне необходимо, как можно скорее, оказаться рядом с фельдмаршалом.
— А что потом? — спросил Неккер. — Что будет, когда Берлин услышит обо всем этом?
— Бог его знает, дружище. — Хофер устало улыбнулся. — Полная неизвестность, для нас для всех.