Владимир Сысоев - Первое задание
— Дай мне гранату!
Она протянула руку.
Николай взял гранату, свёл усики чеки, просунул палец в кольцо…
Через окно, разорвав в клочья воздух, ворвался снаряд. Горький тротиловый дым забился в горло, душил…
Наташа не знала, сколько прошло времени. Тёмные тени ворочались на полу, слышались громкие стоны и проклятия раненых.
За окном что-то резкое выкрикивали фашисты.
Николая на прежнем месте не было.
За дверью, в коридоре послышались громкие голоса, выстрелы и топот кованых сапог.
Наташа крепко сжала рукоятку пистолета, в котором остался один патрон…
Партизанский отряд Ивана Ивановича на санях и верхами шёл к городу форсированным маршем.
Над городом волновалось зарево пожаров, висел неумолкающий шум боя.
— Нажмём, Ваня, — сказал комиссар.
— Кони устали. Снег глубокий.
— Опоздать можем!
Иван Иванович привстал на стременах.
— Быстрей!
Виктор, Сергей, Тихон и Таня едут в одних санях. Тихон непривычно волнуется перед боем. Не за себя — за Таню.
— Ты не отходи никуда от меня, — ворчливо говорит он.
— Тиш, я не отойду, но зачем ты уже пятый раз говоришь мне об этом?
— Семейная жизнь, — улыбнулся Сергей, — вот её прелести.
Таня громко смеётся.
Тихон счастливо улыбается.
— Что, разве плохо? — горячо спросил Виктор.
— Нет, — ответил Сергей, — неплохо, конечно, но…
— Сухарь ты! — убеждённо перебил его Виктор. — Ничем тебя не проймёшь!
— Пусть, — спокойно согласился Сергей, — разве это страшно?
— Очень… — только и успел промолвить Виктор.
— Командира, командира! — пронеслось вдоль колонны.
Обгоняя стороной, чуть не цепляясь за сани, бешеным намётом пронёсся вороной конь с верховым, низко наклонившимся вперёд. Больно хлестали ветки, по колено тонули тонкие ноги рысака в свежем пушистом снегу. Подлетев к командиру отряда чуть ли не вплотную, наездник резко осадил коня, и тот, низко присев на задние ноги, разметал на снегу длинный хвост, замер как вкопанный. Всадник — молодой, широкоскулый парень, возбуждённый быстрой ездой, — громко доложил:
— Товарищ командир! Прислал майор Фёдоров!
— Так…
— Приказал передать: два кавалерийских эскадрона нашей бригады по указанию товарища Баскакова передаются вашему отряду. Прибыли в ваше распоряжение!
— Где они?
— Совсем близко! Идут сюда на рысях!..
— Володя, — повернулся Иван Иванович к комиссару, — останови наших.
— Сто-о-ой! — Привстав на стременах, громко и протяжно крикнул Владимир Васильевич и поднял вверх обе руки.
— А где бригада? — спросил Иван Иванович посыльного.
— Идёт следом за нами… На город! Сам Баскаков ведёт! Скоро будет здесь!
Шум боя слышался очень ясно и, казалось, совсем рядом, — вот за тем лесистым бугром.
— Успеть бы… — поглядывая назад, мимо примолкнувших партизан, тихо сказал комиссар, и все посмотрели на крутой поворот лесной дороги.
Но вот Наташа увидела Николая. Он стоял, прислонившись к стене и держась рукой за край подоконника. В другой руке, безвольно опущенной вниз, была граната. Наташа рванулась к мужу:
— Коля!
— Наташа! Родная Наташа! — тяжело проговорил Николай.
В коридоре раздавались вражеские голоса, одиночные выстрелы.
Николай поднял гранату над головой.
— Коля, — вымолвила Наташа, прижавшись к мужу, — неужели это конец?
Он ничего не ответил, замер, не спуская глаз с входных дверей.
— Коля!
— Молчи, Натка! — нежно сказал Николай. — Стой рядом, вот так.
— Не боишься?
— Нет, — ответила Наташа и вдруг напряглась всем телом, и отстранилась от мужа. — Ракета! Красная ракета! — громко закричала она. — Коля! Товарищи! Ещё одна! Это наши!
И в подтверждение её слов в лесу, напротив осаждённого здания, начали сотнями рваться гранаты, затарахтели пулемёты, сухо и густо затрещали винтовочные выстрелы.
Николай, наконец, выдернул предохранительную чеку и бросил в окно гранату.
А в лесной чаще среди шума боя родилось, всё поглощающее, родное русское «ура», и, как шум нарастающей бури, оно крепло, приближалось, огибая казармы.
Вот уже это несмолкаемое «а-а-а» слышится на окраине города.
Фашистский огонь ослаб, а затем совсем прекратился.
Что-то надорвалось внутри у Николая. Он глубоко вздохнул и сдержал слёзы. А в следующую секунду смотрел на Наташу, собранный и холодный.
Бой гремел уже в центре города. Часть партизанской бригады оседлала дорогу, по которой спешно, на машинах следовал в Лесное второй батальон карателей, и открыла по нему ураганный огонь. Бой длился до самого утра. Победа партизан была полной. Большинство фашистов погибло, остальные сдались в плен.
Начался новый день. Солнце поднялось над горизонтом. Тихий городок Лесное шумел, как во время первомайского праздника. Люди толпами валили на центральную площадь. Всюду реяли красные флаги — на домах, заборах, деревьях и даже на телеграфных столбах.
В центре площади импровизированная трибуна — два, составленных рядом, больших немецких грузовика.
На трибуне несколько человек. На них смотрят жители и партизаны.
— Этот, в белом полушубке, пожилой, высокий такой — кто же это будет? — спрашивает Тихона старуха, не выползавшая на белый свет с того самого дня, как выпал первый снег.
— Это командир бригады товарищ Баскаков, а рядом с ним секретарь подпольного обкома партии товарищ Смирнов, — охотно ответил Тихон таким тоном, будто представлял своих лучших друзей.
— Смотри, а это вроде бы наши: Владимир Васильевич и Иван Иванович. Не узнать! С оружием, в ремнях! — Дед поднимается на носки, чтобы получше разглядеть стоящих на трибуне.
— Между прочим, — опять с гордостью произносит Тихон, — Владимир Васильевич — секретарь подпольного райкома и комиссар отряда.
Дед обидно огрызается:
— Видали, нашёлся! Умный какой! Это я без тебя знаю! Ты лучше скажи мне, кто этот немец, который рядом с Иваном Ивановичем стоит, возле него девушка ладненькая?
— Это, дед, — нравоучительно говорит Тихон, — командиры Красной Армии Наташа и Николай Зорины.
— Брат с сестрой?
— Нет, муж с женой.
— Господи, прости и помилуй, — запричитала рядом женщина, — её то за что в командиры! Молоденькая такая, хорошенькая!
— За красивые глаза, серость ты ходячая, — оборвал её дед.
Вокруг все громко рассмеялись.
Таня стояла рядом с Тихоном грустная, убитая горем. Она только сегодня узнала, как погиб её отец. Весь город говорит о Михаиле Петровиче Крылове, как о герое. Таня прижимается к Тихону и нежно шепчет ему на ухо:
— Тиша, хороший мой, никого у меня теперь нет, кроме тебя!
Он посмотрел на неё удивлённо: как это можно в такой момент говорить о личном? Но увидел большие, влажные глаза и вспомнил о её горе.
— Танечка, милая, ты тоже у меня одна!
Мимо них через толпу, поближе к трибуне, пробиваются Виктор в Сергей.
— Витька!
— Тихон!
— Танечка, смотри, наши ребята!
Но говорить им не дают. Дрожащий от возраста и холода старик натыкается на них и радостно хватает Виктора за рукав:
— Здорово, орёл! Не узнаёшь?
— Кирилл Петрович! — толкает его в плечо Тихон, так сильно, что тот попадает в объятия Тане.
— Смотри-ка, — бодрится старик, — и ты здесь! А что, хлопцы, вы тогда привет от меня командиру передали?
— А как же! — во весь рот улыбается Тихон и вдруг бросается сторону. — Тётя Даша, тётя Даша! — Он хватает женщину за руку тянет к Виктору: — Узнаёшь?
Виктор улыбается и возбуждённо отвечает:
— Как же не узнать? Это же путеводная звезда на моём жизненном горемычном пути.
— Ну, понёс! — добродушно засмеялся Сергей.
Вокруг них собираются люди. Подходят знакомые подпольщики, бывшие полицейские, партизаны — люди, судьбы которых переплелись, стали общими.
Вдруг секретарь обкома спускается с машины и идёт через толпу, размахивая руками и широко улыбаясь. Навстречу ему, неуверенно и тяжело ступая, движется Иван Фёдорович. Он слегка контужен. Кружится голова, тупо ноет сердце.
— Здравствуй, старина, здравствуй! — растроганно говорит Смирнов. — Спасибо тебе от народа!
Не все понимают значение этой сцены. Не многим известно, что старый директор школы и есть тот грозный руководитель подполья, о котором с проклятиями и ужасом говорили враги, но с любовью думали советские люди.
Смирнов и Ерёмин, поддерживая друг друга, поднялись на трибуну.
— Товарищи!
Слово, решительное и звонкое, повисло в морозном воздухе, и на площади стало тихо.
— Товарищи! — повторил секретарь обкома. — Суровые испытания выпали на нашу долю, но мы выстояли! Сегодня у нас радостный день — мы вновь обрели свободу! До Великой Октябрьской революции горе, тоска, нужда, безнадёжность были уделом русского трудового человека! Давили, секли, выбивали из него всё человеческое и пели дифирамбы его долготерпению и живучести… Кто только не измывался над русским человеком! Но нашлись люди, которые разобрались в его душе и способностях. Это Ленин и его партия! И настал момент, когда русский человек взмахнул могучими руками, сбросил с себя ярмо и встал во весь рост! И весь мир увидел, какой он сильный и красивый! Чего же теперь хотят фашисты? Снова поставить нас на колени, забрать наши земли? Да, земли у нас много, но каждый клочок её полит русской кровью! Историю не обманешь, она знает и помнит всё! Настоящий хозяин — советский народ — никогда и никому не позволит посягать на свою священную землю! Историю не повернуть вспять. Нет теперь такого хомута, который подошёл бы к нашей шее!
