Николай Чуковский - Рассказы
Он не успел опомниться, как сам уже был на тех досках. Нужно было крепко держать руль, чтобы не угодить в песок; но не это волновало его. Он взволновался, увидев, что доски эти с насыпи перебегают на мост, образуя по краю моста узкую пешеходную дорожку, опирающуюся на редкие железные балки, ничем не огороженную и висящую высоко-высоко над водой. Эта дорожка в четыре доски шириной, очевидно, служили рабочим для перехода с берега на берег. И велосипед ее на полном ходу приближался к концу насыпи.
— Тормози! — успел крикнуть он, но задохнулся и сам не услышал своего голоса.
Однако она полуобернулась и взглянула на него краешком глаза. При этом движении велосипед ее сделал небольшой зигзаг и чуть не съехал на песок. Но она выпрямила колесо и помчалась прямо вперед, по доскам, на мост, — понеслась меж двух пропастей высоко над водой.
Костя понял, что получилось что-то страшное, непоправимое. Он еще мог затормозить, но почему-то этого не сделал. Велосипед вынес его на мост, на те же доски, и он далеко под собой, справа и слева, увидел воду.
Уже нельзя было ни остановиться, ни повернуть, ни оглянуться. Можно было только мчаться вперед, не замедляя скорость. Если не дрогнет рука. Он знал, что не выдержал бы и ослабел бы от страха, и рука дрогнула бы, — если бы он не видел впереди ее велосипеда.
Он не отрывал от нее глаз. Велосипед ее шел ровно, прямо. Но Костя чувствовал отчаянную напряженность этой прямизны. Выдержит ли она такую напряженность? Она очутилась на этих узких досках так же неожиданно для себя, как и он. Только бы она не оглянулась. Как много еще осталось до конца моста. Только бы не дрогнула, не оглянулась. Вот она уже проехала середину. Еще какая-нибудь минута осталась, — и конец. Только бы не оглянулась.
Но тут она оглянулась.
Она чуть-чуть повернула голову, — чтобы посмотреть, едет ли он за нею, — и переднее колесо ее велосипеда слегка колебнулось. Целое мгновение, необычайно длинное, она боролась с колесом, стараясь его выпрямить. Но выпрямить ей не удалось, и велосипед ее соскользнул в воздух, в пустоту.
Костя не видел, как она падала, — она просто исчезла с моста вместе с велосипедом. И сразу же сделал то, что минуту назад казалось ему невозможным, — затормозил и соскочил на мостки. Ему удалось удержаться на досках. Он глянул вниз. Вода была далеко внизу — тускло блестящая, плотная, как металл, она с силой уходила под мост. Он увидел ее велосипед, который зацепился рамой за конец доски, торчавшей из шершавой обшивки моста, и повис над водой, и еще качался. Но ее он не увидел нигде.
И это так ужаснуло его, что, положив свой велосипед на доски, он прыгнул.
Он пробил поверхность воды головой, вода сомкнулась над ним, и его с силой потащило вниз. Ошеломленный падением, он все же открыл глаза, чтобы увидеть ее. Он увидел смутные очертания каких-то громадных глыб и столбов и ничего больше. Спуск окончился, теперь его тащило вверх, он перевернулся под водой и высунул голову на поверхность.
Его втянуло уже в пролет моста; совсем близко увидел он бетонный устой, еще не вполне освобожденный от досок опалубки и от каких-то бревенчатых свай, торчавших из воды рядом. Наверху, сквозь многоэтажную сеть металлических перекладин и обветренных досок виднелись клочки неяркого неба. Вода волокла Костю с силой, противостоять течению не было никакой возможности. Его несло, поворачивая, кружа, и вначале он даже не пытался этому кружению сопротивляться. И внезапно — на повороте — увидел ее.
Он увидел краешек ее лица за бревенчатой сваей, торчавшей из воды рядом с устоем, в самом конце пролета. Погруженная в воду до рта, она обеими руками держалась за сваю, а перед сваей течение взбивало пенистый бурунчик. Свая мешала ему увидеть ее лицо целиком, он разглядел только ее щеку и глаз, но по этому глазу, огромному, понял, что она вот-вот выпустит сваю из рук. Тогда ее сразу же унесет в реку.
— Держись! — крикнул он ей, захлебываясь.
Теперь он боялся только одного — что течение пронесет его мимо нее. Поплыть к ней назад, против течения, ему не удалось бы. Он делал отчаянные усилия, стараясь хоть немного направлять свое движение. Намокшие брюки и парусиновые туфли очень мешали. Все же ему удалось, выбросив руку влево, ухватиться за ту же сваю; течение сразу круто завернуло его, и он, так же, как и она, повис на свае. Плечо его оказалось прижатым к ее плечу.
Ее мокрое бледное испуганное лицо было совсем близко. Светлые широко раскрытые глаза не выражали ничего, кроме напряжения, — она держалась за сваю уже из последних сил. Однако он чувствовал, что теперь, когда он оказался рядом с нею, она надеется и верит, она полагается на него.
А между тем он не имел ни малейшего представления, как поступить дальше.
Он глянул вверх. Над ними подымался бетонный устои моста, казавшийся снизу громадным. Зацепиться не за что. Влезть на него невозможно.
Он глянул назад. Сзади была река.
— Ты можешь плыть? — спросил он ее. Она покачала головой.
Однако держаться она тоже больше не может. Он опять оглянулся. В сущности, до левого берега не так уж далеко. Один он доплыл бы. Река заворачивает вправо, и вправо уходит течение, а слева в воду длинным мысом вступают камыши. Вот если бы их вынесло к камышам.
Он опять взглянул на нее. Нужно действовать скоро, пока у нее есть силы.
— Отпусти!
— Нет, нет!
— Меня надо слушаться! — сказал он веско.
Он отодрал ее руку от сваи и попробовал положить себе на плечо. Мгновенно другая ее рука тоже соскользнула со сваи; обеими руками она вцепилась в него. Под ее тяжестью он выпустил сваю, и они оба сразу погрузились. Их закрутило и понесло под водой. Чтобы освободиться, он с силой расцепил ее руки и отпихнул ее от себя.
Барахтаясь, она стала подыматься. Он вынырнул и, отфыркиваясь, увидел, как мост всей своей громадой быстро отъезжает назад. Она барахталась тут же, рядом с ним; ее круглое лицо на мгновение приподымалось над водой, она судорожно хватала воздух и погружалась снова.
Он обвил свою шею ее полной короткой рукой. Вторую ее руку, попытавшуюся вцепиться в него, он отшвырнул.
— Не сметь! — сказал он грозно. — Надо слушаться.
Она сразу послушалась и перестала за него цепляться.
Теперь они держались на воде устойчивее. Нужно было, чтобы их не пронесло мимо камышей, и он упорно боролся с течением, загребая одной рукой. Мягкая рука ее тяжело и доверчиво лежала у него на затылке, вдавливая его в воду; рот его почти все время был под водой, но он приспособился к этому и успевал поднять голову, чтобы вздохнуть. Лишь бы ее лицо оставалось над водой.
Она перестала биться и захлебываться, потому что успокоилась, а успокоилась потому, что полностью ему доверяла, — больше, чем он доверял себе сам.
— Я буду слушаться, — прошептала она ему в ухо.
А он между тем уже чувствовал, что изнемогает и что их все-таки, кажется, пронесет мимо камышей. Он держал влево, к берегу, но течение заворачивало вправо, огибая камыши, и было слишком быстрым. От усталости он даже раза два пытался нащупать ногами дно. И при третьей попытке нащупал.
Вода доходила ему до ушей, и все-таки он стоял. Отмель, на которой росли камыши, тянулась, понижаясь, и сюда. Видя, что он стоит, она тоже сделала попытку встать, но только погрузилась в воду и захлебнулась. Он подхватил ее, поднял и, осторожно шагая, понес к берегу.
Через пятнадцать минут они сидели на склоне в зарослях ольхи и сквозь листья смотрели на воду. Одежда их сохла, развешанная по сучьям: на Косте были только трусы, на ней трусы и белый лифчик. Он был несколько смущен ее наготой, старался не сидеть с ней слишком близко и не слишком часто на нее взглядывать. Она, напротив, его не смущалась. Ее круглые светлые детские глаза смотрели на него доверчиво и восхищенно сквозь пряди мокрых волос, падавших па лицо.
Оба их велосипеда лежали тут же, в траве. Костя оба снял с моста сам. Он весь был еще охвачен жаждой деятельности, он чувствовал себя легким и бесстрашным. Впрочем, снять с моста его велосипед было не трудно, — хотя, когда Костя снова ступил на настил в четыре доски, он удивился, как по такой узкой неогороженной дорожке он мог ехать на велосипеде. Еще час назад он даже не решился бы пройти по ней; зато теперь он ходил по этим доскам без малейшего трепета, не глядя под ноги. Достать ее велосипед оказалось несравненно труднее. Ему пришлось сползти вниз по лесам, повиснуть на руках и ногами снять зацепившуюся рамой машину с конца доски. Он проделал все это без колебаний, с наслаждением, так как знал, что она стоит на берегу и наблюдает за ним; он опасался не того, что сам упадет в воду, — это было бы только повторение прыжка, — а того, что уронит в воду велосипед. Но не уронил, и прикатил оба велосипеда на берег в ольху, где висела и сохла их одежда.
— Вы все можете! — сказала она.
