Станислав Бискупский - Парни из Островецких лесов
Уже в первый день выяснилось, что желания Богуся не многим отличаются от мечты Здзиха. Оба представляли себя только в партизанском отряде. Каждое поручение они выполняли старательно, добросовестно, но эти задания рассматривали одновременно как чистилище, через которое они попадут в лесной рай. Богусь, как он сам говорил, имел особые счеты с гитлеровцами и жаждал поговорить с ними иначе, чем до сих пор.
— Я бы им так влепил!
И, разъясняя это Здзиху, он, забывшись, выдернул руку из кармана и взмахнул кулаком. Когда он хотел спрятать руку обратно, было уже поздно. Здзих схватил ее за кисть, задержал и удивленно спросил:
— Что это?..
Правая рука, лишенная четырех пальцев, выглядела беспомощной. Здзих смотрел на нее с сочувствием. Богусь выдернул руку, ощетинился:
— Тебя это не касается!
Больше на эту тему они не разговаривали. Здзих старался не смотреть на покалеченную руку. Богусь стыдливо ее прятал, чтобы избежать сочувствия. А когда кто-нибудь хотел расспросить Богуся об этом, Здзих опережал того:
— Проваливай! Не твое это дело…
Богусь был ему за это благодарен. Это не значит, что Здзих потихоньку не старался разузнать, что стало причиной несчастья этого симпатичного хлопца. Но он так и не узнал ничего определенного. Говорили, что в Радоме Богусь передавал советским пленным еду через проволоку и какой-то фриц прошелся ему по руке из автомата. Говорили также, что во время нападения на жандармов эту память о себе оставила ему граната.
Но Богусь имел в виду не руку, когда говорил, что у него с немцами свои особые счеты. Рука рукой, кое-как он все же мог ею владеть. Хуже, что он потерял отца.
Поздней осенью сорок второго в Стараховицких лесах действовал отряд Гвардии Людовой под командованием Горбатого. Гитлеровцы напали на его след, обложили лес. Бой был ожесточенным и кровавым. Партизанское дело — ударить и отскочить. Они ударили, а отойти не смогли. Отряд понес тяжелые потери. Кто-то, очевидно, донес на него, с собачьей преданностью выдал жандармам. Доносчика необходимо было обнаружить и выследить. Эти задачи поручили отцу Богуся и его товарищу. Они обнаружили след. Был вынесен приговор. Вдвоем и должны были его привести в исполнение. Отправились в лес. По пути была деревня — Ясенец-Илжецки. Здесь им пришлось заночевать. Но предатель был настороже. Он почуял, что близок его конец, снова удрал и предупредил жандармов. Те пришли ночью, окружили дом, где остановились партизаны, Предложили сдаться. Напрасный призыв, но борьба была неравной. Прорваться сквозь кольцо палачей не удалось. Оба пали в бою.
С тех пор Богусь загнул на гитлеровцев палец. Тот один-единственный, оставшийся на правой руке, но это как раз имело свою силу и значение. Штабу он приносил много пользы. Многие старались переманить его к себе.
Здзиху нравился Богусь. Жалел, что паренек настоящий непоседа: то тут, то там, даже места нигде не согреет. Здзих хотел бы, чтобы он остался с ним. Как Юрек. «Втроем мы бы многое сделали», — думал он.
Но Богусь уехал в тот же день. Он не сказал куда, но Здзих догадался, что в Варшаву, и даже позавидовал про себя такому путешествию. Ведь, возможно, он увидел бы там собственными глазами тех, неизвестных ему людей, которые составляют штаб, присылают сюда «Гвардиста» и «Трибуну», отдают приказы.
После памятного случая с охранником взрослые смотрели на него по-другому. Он уже не был для них ребенком. Все чаще пользовались они его помощью. Поэтому он не удивился, когда однажды вызвал его к себе Дядя.
— Получишь ты, Здзих, задание…
Парнишка насторожился. Вступление звучало интригующе, и Здзих был уверен, что на сей раз речь пойдет не об обычных надписях на стенах или разбрасывании на заводе листовок, а что предстоит какое-то важное дело.
— Надо бы на некоторое время изолировать фрицев от внешнего мира, — уточнил Дядя.
— Как это изолировать?
— Ну, понимаешь, прервать телефонную связь.
— Телефоны?
— Со всеми телефонами тебе не справиться. А вот столбы. Парочку свалить бы на землю. Как ты думаешь, это возможно?
Предложение было неожиданным. Здзих кивнул головой:
— Почему же нет? Когда?
— Это я тебе скажу позднее. Сейчас подбери себе парней. Надо найти топоры, пилы. Обдумать, что и как. Ну как, Здзих, добро?
— Так точно, начальник! — с готовностью ответил Здзих.
В тот же день он связался с Юреком. Они обговорили задание и задумались, кого бы взять еще. С кандидатами в Людвикуве затруднений не было. Они перечислили их: Стасек, Стефек, Метек, Здзисек…
Они были знакомы давно. Жили рядом, каждый знал о другом все. Правда, не совсем все, потому что война и оккупация даже их поделила на менее и более «посвященных», но помимо этого других различий не было. Они молча приняли руководство Здзиха. А он, впрочем, и не спрашивал их согласия. Просто никому не приходило в голову, что может быть иначе.
Собирались они чаще всего в одном из трех мест. Летом на лугах, над прудами. В более холодные, дождливые дни в помещении людвикувского «спортивного клуба» на Крысинах. Собственно говоря, такой клуб не существовал. «Клуб» составляли они сами, а «помещением» был заброшенный полуразвалившийся дом за городом.
Местом встреч был также дом Грабовчаков.
Старик охотно встречал у себя этих парнишек, приносивших с собой жизнь и… свежие новости. А приносили они местную продажную газетенку и новый номер «Гвардиста», соединяя эти две противоположности довольно хитрым способом. Газетенкой они прикрывали «Гвардиста» и читали из него обо всем, что происходило на фронтах и в стране. Дед не мог надивиться, как это немцы так открыто пишут о своих неудачах. Подходил ближе, рассматривал первую страницу газетенки и, качая головой, бормотал:
— В кровь… Если сами так пишут, то бледна их фотография.
Во время одной из таких встреч Здзих рассказал собравшимся о деле: кто, что и как. Задание было новым и интересным. Здзих не ошибся: желающих было достаточно. Через несколько дней назначил сбор на операцию. Пришли все. Был поздний вечер. Холодный ветер бросал мелкие капли дождя в разрумянившиеся от волнения лица. Здзих распределил порядок на марше, и они двинулись в ночь. Три намеченных на сруб телефонных столба стояли будто в ожидании на небольшом пригорке. Идти к ним надо было напрямик, через вспаханное глинистое поле. На этом пути они могли избежать встречи с жандармами.
Размокшая глина чавкала под ногами, липла на ботинки, засасывала ноги. Тела пылали жаром — от усилий и от возбуждения. Этот путь не был для них новым. Они часто ходили здесь и знали тут каждый метр. Но на сей раз это была не забава, их поход являлся боевым заданием. Они догадывались, что нарушение связи с Островцом, должно быть, связано с какой-то другой операцией. Это могло быть освобождение пленных из заключения, могло быть нападение на местных гестаповцев, могло быть… Характер той операции не имел значения. Увлеченные собственным заданием, вооруженные пилами и топорами, шли они к невидимым в темноте столбам. Кто-то в тишине задел пилу. Она зазвенела, как колокол.
— Тихо там, черти!
— Я нечаянно.
— Не болтать!
Было мало вероятно, чтобы кто-нибудь мог их услышать, но характер операции требовал строгой дисциплины.
Они приближались к пригорку. Земля здесь стала суше и тверже. Из темноты начал вырастать первый столб. Обычный телефонный столб, каких десятки можно увидеть вдоль железнодорожных путей и дорог. Но сегодня он вдруг показался им грозным и опасным, а ведь был такой, как всегда. Здзих распределил работу. Стали по двое к каждому столбу.
— Ребята, поехали! — махнул Здзих.
Руки делают нервные движения. Зубья пилы отскакивают от влажной поверхности столба, оставляя на нем несколько неглубоких надрезов.
— Не так! Медленно!
Пилка дров всегда была легким делом, но сегодня проклятый телефонный столб тверд, как сталь. Движения не скоординированы, резки. Наконец зубья вгрызаются в дерево. Работа сразу спорится. Раз — два. Раз — два.
Движения теперь размашистые, широкие, согласованные. Столб начинает покачиваться, секунду танцует, повиснув на проводах, потом наклоняется и с громким шлепком падает на размякшую землю.
— Ребята! Бежим!
Где-то там, в кабинетах гестапо, раздраженный офицер напрасно будет кричать в молчащую телефонную трубку. Его поразит тишина и пустота на другом конце провода. Пока поймут, в чем дело, пока найдут повреждение и ликвидируют его, пройдут ценные часы, которые партизаны смогут использовать для намеченной операции.
И опять та же дорога: поле, глина, вода. Но теперь шагается бодрее. Задание выполнено, на душе легко и радостно.
Здзих оглядывается и видит посветлевшие глаза мальчишек, раскрасневшиеся щеки, по которым сбегают капли дождя.
