Эл Морган - Генеральская звезда
— Маргарет, ты можешь вести себя прилично хотя бы часика два?
— Хорошо, хорошо, Гарри, извини.
— Я забронировал комнаты в гостинице «Уолдорф». Весь верхний этаж.
— Ты будешь жить с нами?
— Разумеется. Ведь я могу понадобиться в любую минуту.
— Прекрасно.
— А ты считай меня, ну, скажем, семейным врачом, который должен находиться поблизости на всякий непредвиденный случай.
Маргарет поставила на стол бокал и закурила.
— Гарри, может, ты все же скажешь, что в действительности думаешь обо мне? Надеюсь, ты хотя бы изредка говоришь правду и способен дать человеку объективную оценку?
— Ты жена генерала Броико Бронсона — героя нации. Ты не видела своего обожаемого супруга два года, и глаза твои подернуты влагой от избытка гордости, любви и признательности. Но твой Чарли уже не принадлежит тебе безраздельно. Он принадлежит всей Америке.
Я нашел в себе силы улыбнуться.
— Два года, Гарри, это же целая вечность. Много воды утекло за это время, и много мне встречалось смазливых парней.
— Ну, теперь с этим надо кончать.
— Я же сказала тебе — я буду настоящей Мирной Лой.
— Вот что, Маргарет. Мне абсолютно безразличны твои отношения с генералом. Меня абсолютно не касается, сколько виски ты глотаешь у себя дома. Меня совершенно не интересуют твои амурные делишки, пока ты обделываешь их тихо и аккуратно. Поняла?
— Не слишком ли много ты берешь на себя, хотя и сам напросился на эту работу? А что, если я тебя уволю?
— Думаю, не уволишь. Не забывай историю с бриджем. Тебе хочется уволить меня? Пожалуйста, я и сам уйду. Посмотрим, как ты тут справишься одна. Может, ты считаешь, что господин генерал сам будет заниматься всеми этими делами? Не стращай, Маргарет! Тебе тоже удалось заполучить местечко на триумфальной колеснице, но дело в том, что никто из вас не знает, как сдвинуть ее с места. А я знаю. Знаю, как из лягушки сделать вола, — всю жизнь только этим и занимаюсь. А тебя прошу вот о чем: веди себя прилично, не мешай мне командовать парадом. И тогда все будет отлично.
— Хорошо, хорошо, Гарри! Еще раз говорю тебе: я — сама Мирна Лой. Ну а как с Чарли? Я-то согласна с тобой, а он согласится? Ты подумал об этом?
— Не беспокойся. Как только генерал высунет нос из самолета и вдохнет аромат славы, он будет видеть перед собой лишь одно: свои старые погоны под стеклянным колпаком в музее Вест-Пойнта.
— И это Бронко Бронсон!
— Да, наш моложавый герой.
— Когда прибывает самолет?
— Что с тобой, Маргарет? Нервничаешь? Или просто никак не дождешься встречи со своим солдатом?
— Когда он прилетает?
— По расписанию через двадцать минут, но самолет может прибыть раньше или, наоборот, опоздать, но не более чем на час. Как ты себя чувствуешь? Мне надо проверить, достаточную ли толпу собрали для встречи.
— Пожалуйста, иди.
Я уже открыл дверь, но Маргарет подошла ко мне.
— Гарри!
— Да?
— Я буду паинькой.
— Ну и молодец.
— Не задерживайся. Возвращайся поскорее, будем ждать здесь вместе. Обещаю не пить без тебя.
— Я скоро вернусь.
В дверь протолкался Бадди Эвенс, молодой человек, нанятый мною в качестве мальчика на побегушках.
— Истребители эскорта встретили самолет над Кливлендом. Значит, сюда они прибудут примерно на полчаса позже, чем предполагалось.
— Как у нас с толпой?
— По мнению фараонов, тысяч восемнадцать собралось.
— Детей привезли?
— Да, в двенадцати автобусах. Я роздал всем флажки.
— Прекрасно.
— Гарри, не знаю, стоит ли отвлекать тебя этим, но Айрин Миллер хотела бы взять интервью у миссис Бронсон.
— Сказал тоже — отвлекать! Да по такому поводу можешь отвлекать меня когда угодно и сколько угодно. Что ты скажешь, Маргарет? Можешь дать интервью?
— Конечно. По крайней мере, скорее время пройдет.
— Будь осторожна с Миллер. Она чертовски умна.
— После двухмесячного общения с тобой я расправляюсь с умниками, как повар с картошкой...
— Хорошо, хорошо. Бадди, давай ее сюда!
Бадди скрылся за дверью.
Я подошел к столу и взял наполовину наполненный бокал Маргарет. Когда Айрин Миллер вошла в кабинет, я держал бокал в руке и отпивал вино.
— Наше солнышко еще не показалось, Гарри? — спросила она.
— Пока я вижу его только в мечтах.
Я терпеть не мог Айрин Миллер. Во-первых, потому что ее лицо напоминало изображение на фальшивой камее. Во-вторых, потому что она всегда ухитрялась как-нибудь уколоть. Но Миллер печаталась в сорока семи газетах одновременно, а потому можно было терпеть от нее пакости и похуже.
— Как жизнь, Гарри?
— Прекрасно. На прошлой неделе с удовольствием прочитал твою заметку о Синатре[9].
— Спасибо, Гарри. Очень мило с твоей стороны.
— На всякий случай хочу тебе напомнить, что я вообще очень милый человек. Познакомьтесь: миссис Бронсон — Айрин Миллер.
Маргарет улыбнулась.
— Я прекрасно знаю мисс Миллер. Уже несколько лет я регулярно читаю ее колонку в газетах.
— Благодарю вас, миссис Бронсон. Вы льстите мне.
— Ну, я на время оставлю вас одних. Хочу уточнить время прибытия самолета.
— Истребители эскорта только что встретили его над Кливлендом. Сюда самолет прилетит с небольшим опозданием.
— Значит, с Бродвеем и с толпами людей на нем придется распроститься! Черт возьми, но, может, нам удастся проехать там во время второго перерыва, после полудня...
Покинув кабинет, я решил чуточку задержаться у дверей и послушать, как пойдут дела у моих дам.
— Вы, наверно, очень волнуетесь, миссис Бронсон?
— Да, да, очень!
— Вы не возражаете, если я закурю?
— Что вы, пожалуйста! А вот я так и не смогла привыкнуть курить.
Я мысленно выругался, мне оставалось только надеяться, что Миллер не заметит испачканных губной помадой окурков в пепельнице.
— Разумеется, я очень волнуюсь, — продолжала Маргарет. — Правда, офицерские жены более или менее привыкают к разлукам, но эти последние два года почему-то показались мне невыносимо долгими. — Она тихонько рассмеялась. — Я вам сказала, что не научилась курить, однако сегодня, как видите, я так переживаю, что для успокоения пыталась выкурить несколько сигарет. Но, кажется, у меня ничего не получается.
Молодчина Маргарет! Послушав еще немного этой словесной эквилибристики, я решил, что вполне могу оставить ее наедине с Айрин Миллер. Я потолкался среди журналистов в баре, наскоро выпил виски с содовой и направился к посадочной площадке, куда должен был прибыть самолет моего генерала. Три полковника из Пентагона уже проверяли там почетный караул. Сразу же у летного поля, за полицейским кордоном, стояла толпа, а неподалеку в полной готовности расположились мотоциклисты эскорта. Я перекинулся несколькими шутками с телеоператорами. В кармане у меня шуршала бумага — приветственная речь генерала на митинге в ратуше и текст его выступления на приеме в главном банкетном зале отеля «Уолдорф». Все было готово, насколько это позволяли человеческие возможности. Теперь нам недоставало только нашего героя. В эти минуты мое будущее скользило крошечной кляксой на экране локатора, сопровождаемой эскадрильей реактивных истребителей.
Европа. 1944—1945
Я познакомился с генералом зимой 1944/45 года, в одном из захваченных нами немецких городков. Большую часть той зимы я пропьянствовал в Париже. Главным источником, из которого я черпал темы для своих корреспонденции, была большая доска в комнате прессы в отеле «Скриб». Она вполне устраивала всех нас, представителей различных телеграфных агентств. Каждое утро офицер для связи с прессой вывешивал на ней бюллетень о положении на фронте, а дальше все зависело от вашей фантазии. Солдаты-корреспонденты из передовых частей поставляли в бюллетень всякие душещипательные истории, умилительные воспоминания об оставленных дома милашках, рассказы о разного рода штучках, которые выкидывали солдаты, открыто называли фамилии, звания, личные номера, названия родных городов. Освещать ход боевых операций было проще простого. Вы брали из бюллетеня все, что хотели, переиначивали, как вам нравилось, и отправляли по телеграфу за своей подписью. Подобный метод сбора информации «с поля боя» вызывал у меня чувство неловкости, но остальные рассматривали его как нечто само собой разумеющееся. «Ну и что из того, что солдат рискует шкурой, собирая эту информацию? — рассуждали они. — На то он и солдат, чтобы рисковать».
И тем не менее мне казалось, что тут что-то неладно. Солдаты рисковали собой, а мы рисковали только в тех случаях, когда покупали бутылку шампанского на черном рынке или когда пытались незаметно провести к себе мимо консьержки пьяную француженку. Тогда попадалось много пьяных француженок, а на черном рынке шла оживленная торговля шампанским.