Михаил Ливертовский - Другая любовь
… Он, сержант милиции, подтянулся, отдал честь, вернул документ, и решительно сказал: – «Пошли – попробуем…». Он подвел нас к двери с надписью «Посторонним вход строго воспрещен», еще раз подтянулся и ввел нас к дежурному. Милиционер говорил обо мне, о моих товарищах так, будто мы только что спустились с небес, добавив: – «Я все тщательно проверил».
Дежурный – пожилой человек с очень уставшим, плохо запоминающимся лицом – внимательно осмотрел нас, не найдя к чему придраться, задвигал челюстью, губами, словно пережевывал ситуацию и, наконец, спросил:
– Вам обязательно на «скорый»? A-то, вы видели, ожидать сутки негде. Тут пришел «такой»… если не устроит, то пересядете в Иркутске, Красноярске… Я предупрежу там дежурных. Посмотрите. «Такой» – сейчас стоит.
Через служебный ход мы вышли на перрон, у которого стоял состав с надписями на вагонах: «Владивосток – Москва». Поезд, видно, только что прибыл. Но ни в нем, ни вокруг не наблюдалось никаких признаков движения. Все вагонные двери были наглухо закрыты. А поезд, как пришел, мог так же без объявления – уйти?!..
– Подождите, – попросил дежурный, – я поищу главного, – и торопливо – на сколько позволяли возраст и усталость – заковылял к первому вагону.
В это время Фадеич шепнул мне, хитро улыбаясь:
– Видите, мир не без добрых людей?..
… Тогда я понял, что это он привел милиционера, и не очень строго, но все же выговорил ему:
– Обманщик, сказал, что «по нужде»… – я сжал и поднял кулак на уровень его носа, как это делал комдив, когда меня провожал. Но жест получился не таким угрожающим. Тем более, что оправдательный ответ Фадеича оказался очень аргументированным:
– А что разве не было нужды? Добрые люди на дороге не валяются – их надо искать.
Впрочем, вскоре случай опроверг Фадеичеву теорию – и добрые люди явились сами.
Вид поезда не был многообещающим. Каждый вагон гляделся неприступным ДОТом – не состав, а «оборонительная линия»
… Неожиданно из-под вагона, стоявшего напротив нас, вылезли (чуть не сказал: два «ангела-хранителя» – но так я могу сказать сейчас, а тогда…) – два матроса. Посмотрели направо, налево. На нас. Прикинули: не на патруль ли наткнулись? А когда поняли, что им ничего не угрожает, расслабились и развязно приблизились. Даже для здоровых, крепких парней они были очень легкомысленно одеты – без бушлатов, шинелей, зимних шапок. На ядреном сибирском морозе их форменные белые рубашки с гюйсами и бескозырки – выглядели, по меньшей мере, странно. Когда же они вспрыгнули на перрон и душисто выдохнули, стало ясно, что «ребята» в хорошем подпитии и, должно быть, настроились искать еще… Откуда они пришли и куда двигались – трудно было догадаться…
Но с нами начали разговор с «курева» – «Не найдется?» – спросили они и показали жестами… Разухабистые, больше напоминающие босяков, чем моряков тихоокеанского флота, если верить надписям на бескозырках, они все же чем-то вызывали симпатию.
Я достал початую пачку английских сигарет «Большой Бен», которыми нам удалось запастись в Китае, и протянул матросам. Пачка даже в предрассветном полумраке лоснилась лаком, а пахучесть табака произвела впечатление даже на спутанные хмелем чувства «поддатых» моряков. Казалось, что они вырвут пачку с рукой, но их огромные ручища робко потянулись к белеющим сигаретам. Каждый неловко вынул по одной, оба церемониально провели ими по верхней губе, глубоко вдыхая аромат незнакомого продукта. После чего разом. Не сговариваясь, попросили: – «А еще одну можно?» – «Берите», – сказал я, не убирая пачки. Взяли, и, пока выискивали в карманах спички, они насколько могли осознанно оглядели нас, причудливой формы зажигалку, предложенную им для прикуривания. Подивились хорошо пригнанной незнакомой им зимней японской экипировке. Ну, знаки различия, звездочки были наши. Не могли не удивить рядовых плавсостава Тихоокеанского флота мои «причиндалы», (как они потом сознаются) – моя меховая шапка, рыжая борода шотландского или шкиперского кроя. Мое кожаное пальто с меховым воротником, скрывающим значение моих погон, отчего моряки на всякий случай, как и милиционер в зале ожидания, назвали меня «подполковником». Это мне не мешало, а потом даже будет помогать.
Не могли моряки, несмотря на солидное похмелье, не обратить внимания на наш багаж: добротные кожаные чемоданы (в то время редко встречавшиеся), японские солдатские ранцы, офицерские планшеты и спросили: – «Вы откуда?» – «Мы не откуда, а – куда» – ответил я. – «На Восток, на Запад?» – «В Москву» – «У-у-у» – загудели оба, таким образом, проявив свой интерес к нам. – «Айда с нами!» – Чем был вызван этот интерес, трудно сказать, – вкусными сигаретами, заманчивым видом багажа или многообещающим общением с необычными людьми?!.. «А куда?» – не поняли мы. – «Так вот наша посудина… мы вас берем!» – Нам еще оставалось сказать «У нас нет билетов…» А они дуэтом ответили: «Какие билеты в наше время?!.. В тесноте, да не в обиде! Айда!»
Дежурный по вокзалу, подходивший в этот момент, услышал последние слова и спросил матросов: – «Эта дверь открыта?» – Они, как хорошо сыгравшиеся актеры, одинаковыми жестами объяснили, что вход с противоположной стороны и взялись, было за чемоданы. Но мой бывший ординарец, еще не вышедший из роли, ревниво и деликатно отстранил непрошенных носильщиков от нашего багажа, объяснив, что там хрусталь, фарфор – подарки для невесты…
– Какой невесты?!..
Сержант милиции многозначительно перемигнулся с ефрейтором Фадеичевым, а когда заметил, что я понял, о чем у них идет «немая» речь, то, широко улыбаясь, вслух, торжественно произнес:
– Желаю удачи! Счастья – вам, – на всякий случай тихо добавив, – Товарищ гвардии лейтенант!
И пока мы перебирались под вагоном через рельсы, бывший ординарец успел, должно быть, посвятить матросов в тайну нашего путешествия. Потому что один из них воскликнул:
– «Какая-нибудь королева или принцесса? Так почему она самолет не прислала…» – «На границу – нельзя!..» – «Так в Читу – хотя бы!.. Не знакомы?!.. Ну, даете!»
А за то время, что мы пролезали, под вагоном, через дырку, проделанную в гармошке, предохраняющей мостик перехода из вагона в вагон, – в тамбуре успел организоваться фронт сопротивления вторжению незваных пассажиров…
Проводник решительно воспротивился нашему поселению во вверенном ему вагоне. Пробовал сбросить наши вещи с площадки, вцеплялся поочередно то в одного из нас, то в другого. С ним – маленьким, но плотным, цепким – два моряка еле справлялись. А старые «поселенцы», забившие своими телами проход в вагон, поддерживали своего проводника криком, выразительными жестами! И если бы хватило пространства, то по всему было видно, они обязательно вступили бы в борьбу. Но подоспевший вовремя главный кондуктор (все-таки дежурному по вокзалу удалось его привести!) сумел урегулировать наше пребывание в поезде, в этом вагоне. Это был сложный процесс: с символическими штрафами, оформлением платежей за билеты по условному тарифу… – в общем, как бы то ни было – мы сели! Наше нахождение в вагоне было узаконено (оказалось, – это возможно!) – мы едем!.. И весь… ну, если не весь, то полвагона – точно – сменив недавнюю вражду на милость, почему-то стало помогать нашей троице разместиться!..
… А вагон был настолько плотно населен, что многие места занимали по два человека, по три… отдыхали по очереди. Заняты были и багажные полки. Притом, тесно было не только людям, но и вещам, звукам, запахам.
А смешанные запахи – табачного дыма, самогонного перегара, не снимаемых сапог, немытых тел и всевозможных косметических средств – дружно вытесняли кислородно сонный храп счастливцев, споры неспящих, плач капризничающих детей, и непременный в таком воздухе кашель, всех без исключения взрослых и детей, – создавал, как ни странно, удивительную мелодию, под которую легко засыпалось, спалось и просыпалось…
На больших станциях кое-кто будет сходить. Но в плотности жизненного пространства, в воздухе, звуковом оформлении – ничего меняться не будет…
Под руководством моряков нас так удачно разместили, что мы могли все трое одновременно отдыхать. Для чего использовали наши чемоданы, которые оказались по высоте вровень с нижней полкой…
… Но соседская забота о нас не ограничивалась только устройством, нам предлагали кружки для чая, табак, сухари… и при этом все во всём безотказно слушались моряков?.. Чтоб их боялись?.. Но вокруг были мужики и покрепче, покруче и женщины, привыкшие к почитанию, умеющие распоряжаться мужчинами… Неужели из благодарности за то, что матросы привели нас именно в этот вагон?!.. Это, конечно, было лестно! Но чем нам нужно будет расплачиваться за это доверие?
Все на нас смотрели с любопытством, приветливо улыбались и, казалось, чего-то ждали. Это ожидание – настораживало, а, порой и смущало…
… Не зная точно, как выбраться из создавшейся ситуации, я попробовал представиться, познакомить соседей со своими товарищами, которые сразу уснули, как только прислонили к чему-то свои уставшие тела. Все-таки путешествие на дрезине нам дорого обошлось. Мне тоже очень хотелось спать, но неистребимое чувство ответственности перед людьми, чего-то ждавшими от нас, помогало мне сохранять бодрость.
