Анатолий Полянский - Взрыв
– Сколько предложили?
– Полмиллиона и чин подполковника американской армии.
– Взял?
– Как видишь…
Оба замолчали. Алексей опасливо покосился на сокамерников. Доверять никому нельзя. Они с Пушником однополчане. Попали сюда известно как. А эти, может, сами?.. Попасть – попали, а вырваться можно лишь ценой предательства. Но/кто знает, как правильно? Стоит сказать – да, и кончатся мучения. Надолго ли?.. Предатели не нужны ни своим, ни врагу. Солгавший своему народу – веры не заслуживает… Этот американский контрразведчик использует его, а потом выбросит в ту же помойку.
– Оказывается, ты дорого стоишь. А я и не знал, – неопределенно сказал Пушник.
Алексей вспыхнул:
– Думаешь, продамся?
– Не обижайся, старлей, – примирительно шепнул прапорщик. – Жизнь нас сейчас проверяет на самый жестокий излом. В нашем положении с людьми может всякое произойти.
– Да-да, верить нельзя…
– Кому нельзя, кому – можно. Поодиночке передушат, как кур. А если думать и действовать сообща…
– Считаешь, в тюрьме возможно на что-то надеяться?
– В фашистских лагерях смерти создавали подпольные организации. Мы-то чем хуже?
Разговор был прерван приходом бочковых. Принесли обед. Из дальнего угла камеры вышел огромного роста мордастый мужик, густо заросший рыжей щетиной, взял свою миску и скрылся в темноте.
– Опять тухлятину приперли, – послышался его голос. – От такой жратвы я без пыток скоро ноги протяну.
– А ты рассчитывал на бифштекс? – спросил насмешливо Пушник.
– Помолчал бы, прапор, – огрызнулся гигант, выскребая из глиняной миски маисовую кашу. – Сам ты бифштекс.
– Откуда звание мое знаешь?
– Два уха имею, даже музыкальные. Дома на балалайке играл, на гитаре.
– Полезные таланты, – заметил Пушник. – Подойди поближе, познакомимся.
– Много чести. Сам хиляй. Безногий, чи шо?
– Считай да. Контузия позвоночника.
– Извиняй в таком разе.
Гигант подошел, присел на корточки, протянул руку:
– Будем знакомы. Крещен Михаилом. Фамилия тут ни к чему, а прозвище имеется. Яном дома кликали, на иностранный манер.
– Почему? – удивился Алексей, разглядывая Здоровяка. Судя по бицепсам, бугрившимся на предплечьях, тот обладал бычьей силой. Невольно подумалось: как духи такого могли скрутить?
– Мишек на Украине, шо собак нерезаных, в ридном селе – каждый второй, а Ян – красиво звучит. Или не нравится?
– Ладно, не задирайся. Давно тут?
– Старожил. В Джаваре побывал, в Дарчи, в Малекане. Там лагеря моджахедов.
– Джавара – мощная база, – согласился Пушник. – Мне тоже довелось…
– А тебя, Ян, зачем туда возили? – поинтересовался Алексей.
– Спрашиваешь. Дивились на меня. На шурави двухметрового роста.
– Как же ты с силой своей могучей вляпался?
– Дурнем был… – Михаил поморщился. – Две недели до дембеля оставалось. Сидеть бы тихо, не рыпаться, а я поперся, куда не треба.
– Все мы не туда свернули, – заметил сидевший неподалеку худющий человек. Бледная кожа, которую не взяло даже пакистанское солнце, обтягивала остро выпирающие скулы. Колени, локти, ключицы – все торчало колюче, шипами. Никто не знал его имени. Было известно только, что он механик-водитель Т-54. Об этом говорили духи, захватившие его в подорвавшейся на мине машине.
– Ты за всех не расписывайся, – возразил Михаил. – Таки, шо сами руки до горы подымали, тоже имеются.
– Я бы их шлепал, – пробормотал Танкист.
– Подряд, что ли?..
Ответить Танкист не успел. Послышался голос Абудулло:
– Всем выходить! Все с собой брать! Другое место едем.
Пленные задвигались, потянулись к выходу. Алексей, попытавшийся помочь Пушнику, сам едва не упал.
– Пусти-ка, дохляк, – сказал Михаил, отстраняя Сергеева плечом. – Ну, держись, прапор. Послужу тебе верой и правдой, пока дух из меня не вышибли…
Он легко подхватил старшину на руки и пошел к выходу. Во дворе их ждал крытый грузовик.
Алексей придержал шаг, шепотом спросил у переводчика:
– Не знаешь, почему нас отсюда убирают?
– Под Джелалабадом бой шел. Пленных брали. Понял?
– А нас куда?
– Крепость Бадабера слышал? Хорошее место. Лагерь подготовки борцов за веру. – И добавил совсем тихо: – Порядки там… Начальник сильно злой. Остерегаться надо.
– Далеко отсюда?
– Пешавар сбоку тридцать километров, может, больше.
Вскоре машина с пленными, пропетляв по узким, окаймленным арыками улочкам, выбралась на грунтовое шоссе. Алексей, прильнув глазом к щели в борту, увидел неровные клочки зеленых, желтых, серых полей, окруженных раскидистыми пальмами. Едкая белесая пыль, взвихренная колесами, пухло оседала на широченных листьях диковинных деревьев.
3
Сержант Полуян Михаил Николаевич, украинец, водитель бронетранспортера, 1959 года рождения, призван Коропским РВК Черниговской области, пропал без вести в провинции Лагман 21 июня 1984 года.
Людей в кузове встряхивало, как крупу в решете. Ударяясь о борта, падая друг на друга, ребята стонали, матерились, кляли судьбу и, конечно, водителя, который был не ахти каким асом. Михаил это понял, услыхав, как тот всю дорогу газовал, со скрипом, без нужды переключал скорость. Да и барбахатка[3] досталась неумехе старая.
Михаил до армии крутил баранку три года и был в шоферском деле дока. После училища механизации ребята на комбайн пошли, на трактор, а он, на зависть всем, к легковушке пристроился лично директора совхоза возить. Должность «карманного» водителя имела массу преимуществ, среди которых возможность бывать в райцентре Михаил ценил превыше всего. Пока директор бегал по кабинетам, вымаливая запчасти и горючее, он успевал забить багажник и заднее сиденье дефицитом из «запасников» продуктового и промтоварного магазинов. Львиная доля предназначалась членам правления. Свою часть – всякие там тени, помады, кремы – приносил в клуб и продавал девчатам – по номиналу, конечно. Проценты снимал, как сливки, поцелуями, обожанием, а иногда и… Очень любил Мишка Полуян, здоровенный верзила с пудовыми кулачищами, чтобы его любили.
Пленные выползали из машины, как из камеры пыток. Полуян вытащил Пушника, опустил на землю и, болезненно щуря слезящиеся глаза, привыкшие к сумеркам подвала, огляделся. Беспощадное солнце давно выжгло все признаки растительности на хорошо утрамбованной территории двора, выело краски. Справа – приземистое здание с зарешеченными оконцами, у окованных дверей часовой с автоматом. Совсем близко – аккуратный домишко с плоской крышей, возможно, канцелярия. Туда сразу направился Абдулло. Слева поодаль виднелись сараи, возле которых тоже часовые, а на крыше одного – на треноге крупнокалиберный пулемет. И все обнесено высоченной, метров шесть – восемь, глинобитной стеной с торчащими по углам сторожевыми вышками.
«Вот она какая – Бадабера, – подумал Полуян. – Отсюда, пожалуй, не драпанешь…»
Мысль о побеге то появлялась, то отбрасывалась напрочь. В плен, видит Бог, Мишка попал по идиотизму, но решил: так тому и быть, может, и к лучшему. Вон сколько ребят сгинуло или калеками на всю жизнь осталось, а в плену есть шанс выжить и конечно же поиметь вдоволь чарса.
Никогда прежде, до войны, Мишка не имел представления ни о каком зелье. И курить-то – не курил, так, для форсу. Выпить – другое дело, и то в меру… К табаку, а потом к «самокруткам с начинкой» пристрастился в Афгане. Сперва «деды» для смеху втравили, приобщили, так сказать, «чижа» к элите. Постепенно приохотился, втянулся. Появился способ разгонять тоску и страх. Однако добывать «травку» больших возможностей не было из-за отсутствия районных продмагов с табличкой на двери «Вход посторонним воспрещен». Разве что изредка, после шмона в кишлаке, удавалось добыть бабки или камешки, на которые потом в дукане, а то и у своих выменивал щепотку черт знает чего. Из-за этого однажды чуть не погорел. Прокуратура по следу шла. Спасибо, никто не раскололся, иначе Бог знает, сколько бы той жизни осталось: на войне любые потери списать – раз плюнуть…
Однако разжиться чарсом в плену оказалось не просто. Поначалу, пока выкладывал все, что знал, ему кое-что перепадало. Пока возили из лагеря в лагерь и демонстрировали как редкого зверя, тоже отламывалось. Когда же отказался с духами на дело идти, что означало стрелять в своих да и самому опять под пули подставляться, – и вовсе кайфа лишили-. Тогда-то и появилась мысль о побеге. Не назад, домой, – там, сознавал, по кудрям не погладят, а куда-нибудь за океан, хоть в те же Штаты. Что он станет там делать, Михаил представлял плохо, фантазии не хватало.
Пленные, сгрудившись, стояли на плацу, прикрывшись от солнца кто чем – чаще обрывком грязной тряпки. Только теперь Полуян хорошо рассмотрел товарищей по несчастью. В подвале царил мрак, да и не до гляделок было. То одного, то другого таскали на допрос, потом приволакивали в беспамятстве. Разговоров меж собой пленные не вели, друг о друге ничего не знали и предпочитали о себе помалкивать. Сейчас же ребята стояли на виду. Прапора поддерживал старлей, единственный среди них офицер. Солдаты выглядели стариками, до того изможденные были лица. Глаза запали, волосы всклокочены, давно не чесаны, кое у кого даже седина пробилась. Лишь один выглядел несколько бодрее. Это был Моряк, прозванный так за выколотый на руке якорек. Рослый, в отличие от Михаила, узкий в кости, с тонкой девичьей талией, парень пружинисто стоял рядом, напоминая борзую, изготовившуюся к прыжку. Дымчатыми, неопределенного цвета глазами он живо оглядывал просторный двор крепости, ухмыляясь потрескавшимися губами.
