Александр Воинов - Пять дней
Машины поднялись на холм, стало видно, что вдоль дороги, теснясь поближе к переправе, собралось много грузовиков, доверху нагруженных ящиками, а шоферы столпились у первой машины, тесным кольцом окружив какого-то человека в черном пальто; один из всех он был одет в гражданское.
Ватутин повернулся к Коробову, который, приподнявшись с места, пристально смотрел на дорогу. Лицо командарма выражало недоумение и досаду.
— Что за базар? — спросил Ватутин.
Коробов негромко выругался.
— Бестолковщина, — сказал он сквозь зубы. — Обком партии по нашей просьбе оставил здесь на несколько дней бригаду плотников — мост укрепить, чтобы тяжелая техника могла пройти. Да вот, видите, случилось что-то.
— А вы своего человека сюда послали?
— Как же! Капитана Арсеньева. Опытного мостовика.
Вездеход подошел к грузовикам. Теперь Ватутин разглядел человека в черном пальто. Невысокий, рыжебородый, он независимо смотрел на Ватутина, видимо чувствуя себя в своем гражданском пальто как за надежной броней.
Коробов крикнул:
— Товарищ Арсеньев! Подойдите-ка сюда!…
От толпы отделился невысокий капитан со смуглым живым лицом.
— Слушаю, товарищ командующий! Здравствуйте…
— Здравствуйте, товарищ Арсеньев! Что здесь происходит?
— С мостом неладно, товарищ командующий!
— Разве его не починили?
— Починили, товарищ командующий! А часа полтора тому назад «юнкерс» сбросил несколько бомб и опять развалил.
— Так надо скорей восстановить!
Арсеньев развел руками.
— Да вот тут председатель сельсовета — он плотниками командует — возражает. Требует, чтобы мы сюда теперь своих людей прислали. А сам хочет уходить. И работников своих уводит.
— А много там работы?
Арсеньев замялся:
— Ну, этой бригаде, пожалуй, возни на день хватит!
— Это они по хатам стоят? — спросил Ватутин. Он заметил, что трубы нескольких хат дымятся.
Арсеньев оглянулся:
— Они, товарищ генерал… Уж лучше бы мы своих людей сюда прислали, чем с гражданскими связываться. Я уже позвонил в штаб…
Чутьем бывалого военного Арсеньев понял, что раз командующий армией сидит позади, то генерал, занявший место рядом с шофером, наверняка еще более высокий чин. Но своего генерала он знал, а этого видел впервые.
Ватутин быстро подтвердил все его догадки.
— Попросите-ка сюда председателя сельсовета, товарищ капитан, — сказал он, выходя из машины; из второй машины уже вылезал Грачев: раз уж остановка, то он должен быть поближе к командованию. Но Ватутин махнул ему рукой: «Сидите». Грачев как-то по-стариковски покорно тряхнул головой и снова опустился на сиденье.
В это время Арсеньев быстро подошел к человеку в черном пальто и что-то сказал ему. Тот не спеша направился к Ватутину, но, не дойдя до него, остановился, выжидательно поглядывая на генералов.
— Вы председатель сельсовета? — спросил Ватутин. Человек ему не очень понравился, и он уже приготовился учинить ему крепкий разнос.
— Я председатель, — ответил человек и с достоинством пригладил растрепанную ветром рыжую бороду.
— Почему не хотите восстанавливать мост?
— А мы уже свою работу сделали, товарищ начальник! Он тут каждый день летает, так нам тут и сидеть? — сказал председатель, подразумевая под презрительным «он» немецкие самолеты.
— Так, — усмехнулся Ватутин. — Это ваше личное решение или всей бригады?
— Мое решение! Я тут председатель. Мне отвечать, мне, стало быть, и соображать.
— Значит, решение единоличное, — с раздражением сказал Ватутин. — Какая же вы Советская власть, если вы единолично решения принимаете?
— А у меня весь сельсовет ушел. Я один тут остался.
— Как один? А плотники?
— И у плотников можете спросить, они то же скажут. Не можем мы здесь больше оставаться!…
— Как ваша фамилия? — спросил Ватутин.
— Михеев Степан Сидорович.
— А я командующий фронтом Ватутин. Вы, товарищ Михеев, член партии? Вам обком это дело поручил?
— Да, я партийный, товарищ генерал. Уже двадцать лет партийный, — в сердцах ответил Михеев. — Мой сельсовет всегда первый не то что в районе, а во всей области. А что касается моста, вы своих людей сюда пришлите. У нас семьи под Саратов ушли. Одни бабы да дети. Догонять мы их должны. Сыновья-то наши у вас теперь, в армии. А тут одни старики остались да калеки. Не могу я их больше задерживать!… Нам двести верст пешком шагать…
— А ну позовите казаков сюда, — сказал Ватутин, с невольным уважением глядя на этого ершистого председателя.
— Сейчас позову, — с готовностью ответил Михеев и торопливо зашагал к ближайшей хате.
Он взбежал на крыльцо, что-то крикнул в приоткрытую дверь, рысцой пересек улицу, постучал в раму окна, и тотчас же на дорогу стали выходить люди.
Ватутин переглянулся с Коробовым. Да, Михеев говорил правду. Это действительно были старики. Самому молодому, наверное, не меньше пятидесяти пяти лет. Одни держали в руках лопаты, у других за поясом заткнуты топоры. Большинство было в стеганых ватниках. Люди сильно устали — потемневшие сизые лица, понурые плечи…
— Тут все? — спросил Ватутин.
— Точно так, — ответил Михеев, шагнув вперед. — Вот и вся моя команда, товарищ начальник. Народу не так чтоб много, а если на года посчитать, так лет ей тысячи полторы с гаком.
Он сказал это весело, но никто не улыбнулся.
Ватутин подошел к казакам поближе.
— Ну что, отцы, замучились? — спросил он, поворачиваясь к старику с кустистой седой бороденкой, стоявшему к нему поближе. Казак невозмутимо сворачивал самокрутку. За поясом у него торчал большой топор. — Как ты теперь, старик, до своих добираться будешь?
— Своим паром, товарищ генерал, — спокойно ответил старик. — Построю наших орлов в походную колонну — и айда!
— Ты, я вижу, старый солдат!
— Да еще в гражданскую воевал.
Ватутин помолчал, поглядывая на стоявших перед ним людей. Казаки, в свою очередь, глядели на него с любопытством и с затаенным вниманием, как бы стараясь понять, чего можно ожидать от этого генерала: говорит как будто и приветливо, а что у него на уме — неизвестно.
— Спасибо вам, товарищи, за то, что починили мост, — сказал Ватутин.
— А за что спасибо, — отозвался высокий, худой старик с лопатой на плече — он держал ее, как винтовку, — был мост, а теперь дырка.
— Ну, это уж не по вашей вине. А вы сделали, что могли. Можно и по домам!
— По домам! — засмеялся рябоватый казак, у которого старая солдатская шапка была лихо сдвинута на левое ухо. — Вот мой дом — рядом! Хоть сейчас на печь залезай…
К Ватутину придвинулся старик с лопатой:
— Товарищ начальник, может, разрешите нам отседова не уходить! Разорение нам, и только! Всему колхозу разорение на Саратов идти…
— Нет, нет, товарищи, — строго сказал Ватутин. — Надо уходить отсюда. Нельзя вам здесь оставаться. Ведь фронт же рядом.
На него вдруг надвинулся из задних рядов невысокий седой казак, очевидно, самый старый и самый почтенный из всех. И по тому, как он шел, тяжело ступая по грязи большими, не раз чиненными сапогами, нахмурив густые, вьющиеся в разные стороны брови, Ватутин понял, что он не зря прокладывал себе дорогу вперед.
Кто-то потянул старика за рукав:
— Степаныч, куда ты?
Старик молча рванул рукав и подошел вплотную к Ватутину.
— Значит, немца и сюда пустишь, начальник, — произнес он хриплым, простуженным голосом. — Заранее себе отступление готовишь. А нам тебе мост строить, чтобы легче убегать было? Пол-России немцу отдали. А теперь и мне, старику, куда глаза глядят из дому уходить!…
Наступила тишина. Ватутин смотрел на простые бородатые крестьянские лица. Таким же, как этот сердитый старик, был и его собственный дед. И его отец ходил в таких же порыжевших сапогах. Люди, стоявшие перед ним, думают, что если он генерал, то он какой-то особенный. А у него самого не так уж далеко отсюда, в деревне Чепухино, занятой гитлеровцами, остались старуха мать и родные сестры. И кто знает, какова будет их судьба, если враг дознается, кем им приходится генерал Ватутин.
— Нет, отцы, — сказал Ватутин, — не бывать здесь врагу. Не придет он сюда. Не пустим!
— А зачем же нам тогда уходить? — крикнул казак, куривший самокрутку. — Зачем нам хаты свои бросать?… Землю нашу?…
Ватутин помедлил. Сказать всего он не мог, но понимал, что народ ждет от него ответа, который был бы убедителен и правдив.
— Видели вы, наверно, — сказал он, — что по этой дороге идут войска. Танки, пехота, артиллерия?… Видели или нет?
— Видели, — раздались голоса.
— Много войск?
— Да, гремят каждую ночь, — сказал дед с лопатой. Лопату он теперь воткнул в землю и опирался на нее всей тяжестью своего старого, но крепкого тела.
